– А разве он не уезжает? Ему же никогда не нравилась Зона.
– Нет. Не уезжает.
Крысуля почесала затылок.
– С вами, мужиками, тяжело, – изрекла она со вздохом. – Нелогичные вы какие-то, мужики. И непоследовательные!
* * *
Нет, выход на Большую Землю – это чудо какое-то. Взять хоть того же Леху, у которого как разинулась варежка при виде Москвы, так и не закроется никак до сих пор. Или вот Репей с его Московской конференцией. Перед поездкой он, весь такой солидный и важный – начальник Институтской агротехнической лаборатории это вам не фермер какой занюханный – степенно прошелся по родной деревне. А приехав обратно, понавез всем подарков с Большой Земли. Маленькой племяннице он вручил куклу Барби.
– Ой! Кукла Крысуля! Кукла Крысуля! – радостно залопотали деревенские ребятишки, увидев игрушку.
Девочка была в совершенном восторге – подарок великолепен. А некоторые наличествующие в нем досадные недоработки легко устранимы.
В тот же день она обстригла любимой кукле чересчур длинные волосы. Потом, критически оглядев глупый и неудобный гардероб, которым снабдили бедняжку на Большой Земле, пошла за помощью к тете Стрекозе, мастерившей одежку всей деревне. В первую очередь тем, кому особенности фигуры мешали покупать готовую.
И добрая тетя сшила маленький полевой комбинезон с двумя кобурами на поясе. А бронекостюм для куклы делала половина Большого Болота, старательно вырезая из консервной банки разные детальки по сделанным Стрекозой выкройкам.
* * *
Комната в московском отделении Института, три стола с компьютерами и вертучими креслами около них. Вот такой кучерявый вокзальчик – невольно всплывал в голове анекдот о четырех мужиках, едущих в командировку в шкафу-купе. Сегодня Леха отбывал домой. Хоть и объяснили ему все заранее, было как-то странно.
– С компьютером разберешься? – спросил парень в белом халате.
Ох уж эти мне научники.
– Ни за что! – ответил ему Леха. – Я таких штук в жизни не видал. Я вообще неандерталец.
Компьютер немного отличался от тех, к которым он привык, но ничего принципиально нового. Леха нахлобучил шлем, ввел логин и пароль, нафиг не нужные, но оставшиеся с тех времен, когда программа работала как полноценная игровая, и нажал кнопку входа.
Ощущение забавное – как будто прошел переход в другую локацию. А комната почти такая же – столы, компьютеры, вертучие кресла. Вокзал станции прибытия. Только не было яркого солнечного дня за окном – здесь шел дождь.
– Ты у нас кто? – спросил очкастый паренек, научник, курирующий прибывших с Большой Земли. – Шишкин?
– Ага.
Парень выудил подписанный пластиковый пакет и вручил Лехе.
– Одевайся.
Леха раскупорил пакет. Одежка была его собственная, ее даже умудрились особо не помять. Ну и чудненько, хватит торчать голышом, у нас не Сочи.
– Надевай браслет, – скомандовал очкастый, когда Леха оделся.
Тот послушно взял и застегнул на руке членистое металлическое кольцо.
– Отлично. Теперь снимай.
Леха пожал плечами, расстегнул устройство и вернул его парню.
– И что?
– Все. Теперь ты здесь, в Зоне.
– А там?
– А там тебя нет, – улыбнулся научник. – Слушай, а Москва, она какая?
– Красивая, – ответил Леха. – Большая.
– А я все никак не соберусь, – вздохнул паренек. – Работы невпроворот.
– Еще побываешь. Это теперь не проблема.
Леха подошел к окну. Родная и знакомая панорама Пионерска, занавешенная пеленой дождя. Странно, но он был доволен, что вернулся домой. Хотя Москва ему очень даже понравилась.
Его пребывание в Москве затянулось дольше, чем ожидалось. Какие-то люди с острыми глазками расспрашивали его и его товарищей в бесчисленной веренице кабинетов. Обо всем расспрашивали – о Зоне, о Периметре, сталкерах, монстряках. И особенно настырно о перекупщиках. Осточертели до крайности, но приходилось терпеть. Впрочем, времени на осмотр города ему все равно не хватило бы, сколько бы его ни было. Москва оказалась очень красивой. И огромной. Леха даже не представлял, что город может иметь такие чудовищные размеры. Провести здесь в кое-то веки свалившееся свободное время было прекрасно. Но перевестись насовсем, как Колесов… Колесов этот, ВИП-персона хренова. Все ребята держались по возможности вместе, а он исчез как только так сразу и даже ручкой не сделал. Даже попрощаться не зашел. Да ну его на фиг, с мысли сбил. О чем он, Леха, затеялся рассуждать? Насчет перевестись насовсем? А что бы он, Леха, там делал? Он картограф, а не какой-нибудь Евгений Онегин, чтобы всю жизнь слоняться по бульварам. А картографы в Москве без надобности.
Если бы его, Леху, вдруг перевели на Большую Землю, он, наверное, пошел бы добровольцем в какую-нибудь горячую точку. Из него получился бы хороший спецназовец.
Хороший? Да, конечно. Это так. Но в экспедиции ему довелось увидеть спецназ будущего. Его профессия, в том виде, какой он знает, обречена. Ах, говорите, он, Леха, не спецназовец, а картограф? Так картограф – тот же спецназовец. И в картографы тоже будут посылать зомбаков. Ах, говорите, это будет очень нескоро? На его век работы хватит? Да, конечно. Но ему-то теперь всю жизнь предстоит знать, что он – динозавр.
А Крысуля, между прочим, говорила, что он, Леха, ее интересует… да…
Кстати, этот придурок Фролов Крысулю терпеть не может, хоть она ему и спасла жизнь. Эта, говорит, крыса стервозная, меня убивала. Ему объясняют – убивала, чтобы «поднять», иначе было не спасти. А он в ответ – вот когда умер, тогда пусть и поднимала бы.
Уж сколько втолковывали дураку, что умирал бы он тяжело и долго. Время клинической смерти – промежуток между остановкой сердца и гибелью мозга – и есть те несколько минут, в которые его нужно было успеть поднять. После смерти того, что у него заместо мозгов – кранты.
Так вот, очень даже зависит это время от того, как человек умирает. Если быстро и внезапно, как от удара ножом или от пули – до шести минут. А при умирании долгом и изнуряющем оно здорово сокращается. И при сильной кровопотере, как у него, дурака, может ужаться до нескольких секунд. Поднять человека за такое время, как он, Фролов, себе это представляет?
Понять-то он, вроде бы, понял. Но теперь у него новый бзик. Я бы, говорит, не умер, я жилистый. Эта стерва просто на мне эксперименты делала, как на мыше каком подопытном. Вот так.
А Крысуля, между прочим, рисковала, и серьезно. Не сумей она придурка поднять, повисло бы на ней убийство. Причем убийство беззащитного раненого человека. Раздуть это дело нашлась бы куча желающих. Один Петр Иванович чего стоит. Такие круги вокруг нарезал, а уж носом крутил с редкостной выразительностью!
Впрочем, он, Леха, опять отвлекся. Давай-ка вернемся к Крысулиному к нему интересу. Так что, друг Леха? Слабо самому с мертвой мордой гулять? И не в зомбячьей банде. Сходил Леха пару раз, тоже ничего себе мероприятие. Впечатляющее. Но там хоть отключаешься в Туманной камере еще до того, как умер, и воспоминания остаются путанные и невнятные, как обрывки снов.
А если ты в сознании? И когда убиваешься и когда уже убился? Ах, он, Леха, для этого недостаточно ненормальный? Ну-ну…
* * *
– Ты уверял, что Замятина снимут с директоров на счет раз. Как только наладятся контакты с Большой Землей, так и снимут. Там серьезные люди, там инстанции, – Петр Иванович смотрел с отчетливой укоризной, мол, плохо ты мною руководил. – А его все не снимают. И что теперь?
Глядя в разволнованную физиономию «соратничка», Виктор Васильевич в который раз вздыхал про себя: ох, как тяжело работать с дураками! Если б он хоть с самодеятельностью не вылезал, сукин сын, а согласовывал свои инициативы. Это же надо было додуматься написать в инстанции, что в Институте с поощрения директора занимаются некромантией, «каковая суть мистика и чертовщина». Так ему приспичило прищемить этой дурной Барби ее кукольный носик, что уже и остатки мозгов отшибло болвану начисто.
Результат получился закономерный. Замятин отписался, что некромантия, мол, не мистика и не чертовщина, а шифр темы. И вежливо извинился за некоторых обчитавшихся фэнтези сотрудников института, которые отнимают время у серьезных и занятых людей. Отмазка, естественно прокатила. Чтобы заставить чиновников поверить в некромантию, это надо попотеть, а наоборот – нет проблем. Чиновники понимают про финансовые злоупотребления, административные нарушения, про коррупцию и другие дела и делишки серьезных людей. А любителей фэнтези считают людьми несерьезными и, следовательно, сомнительными финансовыми партнерами. Эдак недолго и потерять его как источник для слива нужной информации. По крайней мере, этот его опус долго в инстанциях не забудется. Хорошо еще, что он, Виктор Васильевич, к оному опусу никаким боком не притянут.
И ладно бы Кукла голову дураку Петьке за это письмо отгрызла, был бы толк от его выходки. Так ведь нет. Ходит теперь за ним, ржет и настоятельно просит подарить ей какую-нибудь серебряную безделушку – лучше рюмку. И тебе галантность, и тебе диагностика на чертовщину.