Город под созвездием Близнецов

А осень сыплет лист, похожий рыжиною
На локон и огонь, что падают до плеч.
Пока балуешь речь красой и новизною,
Не надобно того, кто может остеречь.

А стылая вода от зелени прозрачна
И камнем королев свой ублажает взор.
Когда решишь, что мысль всегда неоднозначна,
Сплетёшь из многих чувств таинственный узор.

Десятый день творения

Прийти шальной под дверь, чтоб мыслями чужими
Срывать с «изнанки» губ не чувства – словеса…
Как это глупо всё – оставить в прошлом имя
И снова возводить на паперти «леса»!

Как поручни горят от жара нетерпенья!
Облить бы их водой из сонного «нигде»,
Вот только сердце ждёт от страсти заговенья,
Себе найдя мотив: «Всегда, во всём, везде».

Как странно и смешно – пьянеть от наслажденья,
Запутавшись в стихах и скрежете дверном.
Наверно, Бог мечтал в девятый день творенья,
Когда меня создал рубиновым цветком.

Ключи на помятом блокноте

Оставляю ключи на помятом блокноте,
Среди них не нашла для себя «золотой».
А душа, откричав на бессмысленной ноте,
В уголке всё же пишет: «Привет, мой родной!»

Повторяю – пластинкой, заезженной туго:
«За окном машет вербою серый апрель.
Карусель – суррогат подвенечного круга.
Я пишу. Хоть какая-то в сумерках цель».

Повторяю: «Привет. В Зазеркалье туманно.
Белый кролик грызёт пару стойких галет.
Говорят, что коньяк можно лить прямо в ванну.
Я пишу, пока в свечке есть божеский свет».

Повторяю опять: «Кофе с перцем варила.
Обожглась, позабыв твой лимонный рецепт.
Сколько в женщине может быть страсти и силы?
Я пишу. Я молчу. Обнимаю. Привет».

Спрессован воздух в глотке микрофона

Спрессован воздух в глотке микрофона,
И голос вязко уплывает вниз,
Где темнота, смятенье, нежить, кома,
Где душу рвёт на клочья «Вокализ».

Сминают губы облик сигареты,
Пятная красным несгоревший дым,
Где падают надежды и кометы,
Где самый близкий видится чужим.

И ярится на коже тонкость платья,
Крича о жизни сорванным цветком,
Который был зачат, как тень заклятья,
И был надет – с ромашками – венком.

Пьянеют ноздри мускусно, оленье,
От мрака сцены отделяя миг.
Взлетает голос в пламени влеченья,
Меняя откровенье, вечность, лик.

Фонари на Дворцовой

Фонари на Дворцовой торжественно-смуглы,
А хотелось, чтоб вдруг показали язык
Или спели для осени нежно и кругло,
Не срываясь при этом на менторский крик.

Чтобы ангел глядел одобрительно сверху,
И дождинки ловил бело-мраморным ртом,
И желал походить на свободного стерха
Или стать облетевшим предзимним листом.

Чтоб по площади цокали в лужах подковы
И гнедые сминали вприкус рафинад…
Фонари зажигают вдоль сумерек снова,
Чтобы кто-то им был предсказуемо рад.
Нанизывает дождь – кулоном – свет фонарный

Нанизывает дождь – кулоном – свет фонарный
На серебро цепей, летящих из-за звёзд.
А город шелестит, как в сумке чек товарный,
С которым не взойдёшь на Поцелуйный мост.

Урчат – котом – авто на «слепоту» прохожих,
Бегущих под зонтом к парадности витрин.
Звенит пустой трамвай, «царапая» по коже,
Творя из проводов осенне-мятый сплин.

За окнами темно. Хозяев носит ветер.