Жена Чудовища

– Да, миледи.

– Эта девочка, гадалка… ваш обряд, наверное, покажет, что силы у неё нет. Не спешите её наказывать. Проверьте ещё раз. У неё есть сила. Я хочу, чтобы она попала в эту вашу школу.

– Миледи? Неожиданно, должен заметить, – взгляд колдуна разом стал острым, внимательным, – объяснитесь?

– Я знакома с её наставницей, – спокойно сказала леди Фан, – она позволила нанести на бубен девочки свой рисунок. Значит, дар есть. И она наверняка учила девочку держаться от вас подальше. Я же не уверена, что в этом непременно есть смысл. Могу я помочь? Скажем, ей пригодятся деньги?

– Некоторая сумма не помешает. И кое-что купить. То, что обычно требуется девушке в закрытой школе, миледи. Она все получит от гильдии, но это будут, так сказать, сиротские вещи.

– Хорошо, я поняла. Не буду вам мешать, эсс.

И ничего удивительного, что он смотрел ей вслед.

У неё есть сапфировые серьги, дорогие и довольно бесполезные. Если их продать, денег хватит. И колдун теперь, конечно, выяснит, что у леди Фан есть родная тетка, которая всю жизнь проходила с бубном по Побережью. И эта тетка, получается, двоюродная бабка леди Айд.

Кольцо, отданное девочкой, как раз и означало, что та собралась прятать силу. У гадалок так считается: если отдать кому-то свою вещь, лучше кольцо или браслет, силу на время легко можно скрыть. Тетка Айнора как-то объяснила, что это не колдовство, просто ритуал, который помогает самой гадалке настроиться должным образом. Получается, девочка уже согласилась на порку ни за что, но леди Фан искренне считала, что это не лучший выход.

Она вернулась к своему экипажу, опять велела кучеру ждать, разрешив сходить в трактир, и отправилась искать стоянку наемных карет, возле ярмарочной площади непременно должна быть хоть одна. Конечно, свой экипаж во всех отношениях лучше, но незачем давать кучеру повод любопытствовать, да и в обители могут узнать герцогский выезд. А так узнает только колдун, и то если захочет.

По дороге она выяснила, что до Рябиновой обители добираться не более получаса, если не на клячах, конечно. Что ж, она и наняла не совсем кляч, когда нашла эту самую стоянку, а полчаса – это не день пути.

Действительно, доехали быстро. Пожилая монахиня в зеленом отворила калитку и указала леди Фан дорогу. Здесь лучшим пропуском были деньги на нужды обители, врученные прямо на входе, и явная принадлежность посетительницы к благородному сословию. Имя Айдов леди Фан решила без нужды не упоминать.

Как во всех старых монастырях, очаг для ритуального огня располагался во дворе, недалеко от входа, этакий огромный камин с дымоходом, но на улице. Рядом были аккуратно сложены дрова и пучки хвороста, и огонь, конечно, горел – он горел тут всегда. Как полагалось, леди Фан взяла несколько поленьев и положила в огонь.

Никакой приют для бедных не подразумевает роскоши. Сумрачный полуподвал, несколько комнаток, в каждой нары вдоль стен, на которых лежали соломенные тюфяки, прикрытые серыми, простого полотна простынями, валялись толстые стеганые одеяла. Голые стены и закрытые мутными стеклами окна. Прохладно и даже сыро, несмотря на теплый летний день, но никому бы и в голову не пришло в это время года затопить здесь печи. Ни столов, ни скамеек – для еды есть трапезная. И людей никого, что тоже понятно, приюты при обителях не место для бездельников. Днем здесь всем полагалось заниматься какой-то работой. Всем, кто держался на ногах, конечно.

В одной из комнат леди Фан всё же обнаружила спящую молодую женщину, рядом с ней посапывал спелёнутый младенец. А в самой дальней комнате она нашла Айнору. Старуха, похоже, эту каморку занимала одна, потому что на нарах лежала только её постель. Был ещё один тюфяк, скатанный – наверное, на нём когда-то и спала девочка, теперь сидящая в клетке в Ниверсолле. И ещё здесь был табурет, а над постелью на стене висел большой бубен.

Сама Айнора неподвижно сидела на нарах, свесив руки между колен. И внешне она почти не изменилась. Она вообще не менялась последние годы. Только глаза, казалось, стали какими-то неподвижными и пустыми, а руки слишком безжизненными.

Всё это было понятно. Никого в комнате – люди предпочитают не ночевать рядом с гадалками, старый предрассудок. В то же время никогда не обидят и слово поперёк не скажут. И монахини прекрасно знают, кто такая Айнора, и настоятельница должна бы поставить в известность Храм в Ниверсолле, но явно не сделала этого. Если формально, то зачем гильдии такая старуха? А скорее настоятельница искренне полагала, что, если можно не трогать бродячих гадалок, лучше их не трогать. И про девочку монахини тоже не донесли, если тут была та девочка, конечно.

– Здравствуй, тётя Айнора, – громко сказала леди Фан. – Это я, Элла.

Гадалка ответила не сразу.

– Здравствуй, – и повернулась, всматриваясь, – ты? Давненько тебя не было. Уже стала тебя вспоминать.

– Давненько, – немного раздраженно согласилась леди Фан, – может быть, мы виделись бы и чаще, но ты ведь отовсюду уходишь, не прощаясь, и приходишь незваной. А о том, что в Грете есть почта и можно писать письма, и не подозреваешь, наверное.

Старуха раздвинула губы в беззвучном смехе. Её зубы были на месте почти все, хотя в такие годы мало кто из стариков мог бы похвастать подобным.

– Я что, благородная леди, чтобы писать письма по каждому глупому поводу?

– Ты была дочерью благородного лорда, как и моя мать. И тебя учили писать.

Айнора опять засмеялась. Леди Фан присела на табурет, сначала приглядевшись, чист ли.

– И что ты забыла в этой дыре, тетушка? – сказала она, недовольно оглядываясь.

Зябко так. И впрямь, затопить бы печку.

– Ты могла бы уже жить у меня. Или у Мерит в Рори, если хочешь. Или хотя бы останавливаться ненадолго. И не пришлось бы мне думать, куда тебя занесло в очередной раз.

Да, только она и умудрялась находить эту вздорную старуху, помогать ей деньгами, и лекаря к ней звать тоже случалось. И всегда та лишь язвила, не благодарила никогда. Тем не менее, их встречам тётка радовалась.

– У Мерит? – рот старухи скривился в усмешке. – У неё тем более. Ещё не хватало. Я откуда ушла, туда больше не вернусь. Реку вспять не повернёшь.

– Тебе уже можно бы осесть на одном месте. Эссы твоих лет нянчатся с внуками у камина…

– Не будь дурой, Элла, – прервала Айнора. – Твои мерки не для меня, ты знаешь. Если оставишь пару монет, скажу спасибо.

– Оставлю.

– Вот и хорошо. А пришла зачем? Чего хочешь от меня?

Вот, как всегда. Хотя сегодня впервые Элла Фан была всерьез озабочена и пришла просить помощи. Нет, она и раньше задавала вопросы, конечно. А Айнора бывала и добродушной, и разговаривали они подолгу о разном. Только давно.

– Хочу, – признала она, – хочу просить помощи, Айнора. Ты ведь помнишь старших дочек Мерит? Дивону и Тьяну.

– Темноволосая и блондиночка, – кивнула Айнора, – да, я обеих помню. А вот которую как зовут…

– Тьяна темноволосая. Её выдали замуж в Нивер, – леди Фан исподлобья смотрела не тётку.

– Далековато, – только и обронила та.

– Она вышла за лорда Айда, заклятого. За Чудовище.

– А, вот оно что, – теперь старуха усмехнулась. – Дочек благородные семьи продавали во все времена. Некоторые уверены, что только ради этого девочки и рождаются на свет.

– Ты когда-то сбежала со своей свадьбы и гордишься этим, тётушка, – сказала леди Фан, – но Тьяна сама захотела свадьбы. Добровольно.

– О, даже так, – Айнора прикрыла глаза.

Какое-то время она сидела молча, так что леди Фан забеспокоилась и, кашлянув, заговорила:

– Видишь ли, на Мерит свалились такие несчастья…

– Про твою сестру мне неинтересно, – резко прервала гадалка, – говори лучше про девочку, раз за этим приехала. Что, хочешь знать, как расколдовать её мужа? Так это не ко мне вопрос, сразу говорю.

– Этого не нужно, – махнула рукой леди Фан, – кажется, он и в таком обличье человек добрый и умный.

Рот старухи расплылся в едкой ухмылке.

– О, да ты тоже поумнела, как я погляжу, Элла.

– Видимо, так, – смиренно признала та, – за столько-то лет! Вот послушай меня. В Нивере появилось привидение. Это не опасно для Тьяны? А ещё вот…