Максим

– Какое на хрен настоящее?! – не знаю, зачем кричу, нервы не выдерживают, накатывает чувство обреченности. – В моем настоящем только ты!

– Ты работаешь на женщину, которую трахал за деньги долгое время! – отчаянно кричит она, спешно надевая обувь. Елена, сука! Уже обработала дочь так, что теперь я ей противен. Отталкиваюсь от стены, быстро преодолеваю расстояние между нами, резко ставлю руку на дверь, не позволяя ей уйти.

– Если дело только в этом, то, считай, уже не работаю! – вдыхаю ее запах и понимаю, что от Анны пахнет моим гелем для душа.

– Не надо отказывается от перспективы и хорошей работы из-за моих тараканов! Это того не стоит! – и опять смотрит сквозь меня, цепляясь за ручку двери, готовая сбежать в любой момент.

– Ты много чего стоишь, малышка! Проси, чего хочешь, – отчаянно произношу я. Мне плевать, что я сейчас теряю себя как мужик, я не хочу ее терять! Я не хочу подыхать и загибаться без моей любви. Я вообще ничего не хочу без нее!

– Просто дай мне время. Не звони, не ищи со мной встреч. Я пока не могу… – говорит она, закрывая глаза, словно боится поймать мой взгляд. Тяну руку, прикасаюсь к ее лицу и почти стону, потому что меня не покидает ощущение, что это мое последнее прикосновение.

– Я дам тебе сколько угодно времени, если после ты вернешься ко мне, – я мог бы ее удержать, просто запереть и приказать думать здесь, рядом со мной. Но удерживать ее силой не хотелось. Это выше меня. Если я ей противен, и все, что между нами было, не перекрывает ее отвращение, то я не могу ее держать. Мне любовь ее нужна, а не презрение.

– Макс, такси приехало, выпусти меня.

– Ты действительно этого хочешь, – все-таки ловлю ее взгляд и тону в синих омутах, пытаясь там найти ответы. Наступает полная тишина, слышно только, как я задыхаюсь от нехватки кислорода.

– Да, – так тихо отвечает она, и я отступаю. Она уходит…. Дверь захлопывается… И все… Меня нет… В голове вертится только один вопрос – можно ли жить, не дыша?! А потом апатия сменяется яростью, полной неконтролируемой злостью на самого себя!

Я крушил все на своем пути, разбивая кулаки в кровь. Внутри меня словно что-то разорвалось, разрывая внутренности на ошметки. Тело горело, словно в агонии. Я разбил стеклянный журнальный столик, вгоняя острые осколки в руку, но боли не чувствовал. Душевная боль перекрывала физическую, а я хотел обратного эффекта. Кажется, я ослеп, оглох и полностью слетел с катушек. Так больно мне не было никогда. Она обещала подумать, но, если честно, каждый человек знает ответ на вопрос в первую секунду, когда его задает. И если обещает подумать или дать время – это, в девяноста девяти случаях из ста, нежелание говорить «нет». Обещание подумать – это мягкий отказ.

Через какое-то время я нашел себя на полу с окровавленными руками и полным хаосом вокруг. Пожар внутри закончился, остался привкус гари и пепла. Руки саднило болью, и это, наверное, хорошо, по крайней мере, я начал чувствовать тело, а внутри – опустошенность. Поднялся на ноги, ощущая ватность во всем теле, открыл холодильник, достал бутылку водки, сорвал крышку и глотнул с горла. Откуда у меня водка? Не важно, главное – она есть. Мне нужно обезболивающее, много анестезии, а лучше сразу наркоз.

Вновь сел на пол, облокачиваясь на диван, и сделал еще несколько глотков обжигающей жидкости. Где-то рядом завибрировал телефон, но я не обращал внимания, я точно знал, что это не ОНА, а другие мне не нужны. Телефон все звонил и звонил, вызывая раздражение и агрессию, схватил его в желании разбить об ближайшую стену, а потом застыл, увидев номер матери. Мне впервые за несколько лет захотелось с ней просто поговорить и услышать ее голос.

– Алло, – отвечаю я, прочищая горло.

– Алло? – растерянно и вопросительно произносит она, не ожидая моего ответа. – Как ты, Максим? – А как я? Ответа на этот вопрос не находилось…

– Хорошо, – отвечаю шаблонной фразой. – Я позавчера перевел деньги.

– Я получила, спасибо. Ты заболел? – странный вопрос. По-моему, я умер.

– Нет, с чего ты взяла?

– У тебя голос хрипит.

– Нет, мам, я не заболел. Ты как?

– Я… я в больнице…

– В больнице? – удивленно спрашиваю я, словно моя мать не может заболеть. – Что с тобой?

– Не знаю. Обследование прохожу. Давление скачет, все внутри болит… А сейчас на душе неспокойно стало, и я подумала о тебе. У тебя точно все хорошо? – как странно, раньше я ждал этих слов, когда-то давно, в прошлой жизни.

– Мам, можно я приеду? – спрашиваю я, делая еще несколько глотков водки, и закручиваю крышку.

– Да, конечно, но я в больнице, – суетясь, отвечает она, словно извиняется.

– Мам, я хочу приехать в больницу и выяснить, что с тобой. Там врачи никчемные, может, перевезем тебя сюда в хорошую клинику?

– Да не нужно…

– Мам, я сейчас возьму билеты и приеду ближайшим поездом.

– Хорошо, я жду. Очень жду, Максим, – только у нее получалось так произносить мое имя, как-то по-особенному. Нет, еще у Нюты…

***

Я просто накидал в сумку первые попавшиеся вещи, взял деньги, телефон и поехал в родной городок, на поезде, как когда-то сюда приехал, с одной сумкой. По дороге ни о чем не думал, кроме матери, стараясь блокировать мысли о ней, иначе меня вновь сорвет. Кажется, в родном городке ничего не изменилось, те же маленькие улочки, тот же парк, где молодежь пьет пиво и весело общается. Когда-то на их месте был я. Так же обнимал очередную девушку и что-то заливал ей в уши, ради быстрого траха. Так же тусил со своей компанией, ввязывался в драки, и занимался спортом. А ведь все было не так плохо. Пока я не психанул и не поехал покорять столицу. И покорил, только не столицу, а сотни женщин, и был горд собой. Идиот!

С вокзала сразу поехал к матери в больницу. Она лежала в захудалой обшарпанной палате с еще пятью женщинами. Никакого ухода и внимания. Вся бледная измученная мать мне улыбнулась и бессильно обняла, цепляясь за мою футболку. От нее пахло лекарствами и болезнью. Постарела, седина, много новых морщин и больные глаза. И мою внутреннюю пустоту напомнила иная боль и тоска. Что бы ни произошло, она моя мать, и я ее люблю. К черту прошлое, надо уметь прощать. Я на себе испытал, как прошлое может разрушить настоящее и как невыносимо больно, когда тебя не прощают.

Дальше я поговорил с главврачом этой богадельни и перевел мать в отдельную платную палату. Деньги творят чудеса. Обследование ускорилось и уже через три дня моей матери сделали операцию. Все прошло успешно, и через неделю мать выглядела лучше и даже рассказывала мне о планах на будущее.

– У тебя есть девушка? – болезненный вопрос, на который я не хочу отвечать. Я стараюсь не думать об Анне, но она каждую ночь врывается в мой сон, снося все мои барьеры. Просыпаюсь по утрам и строчу ей очередное сообщение. «Как ты, малышка? Доброе утро, солнышко. Я безумно скучаю. Люблю тебя, моя синеглазая девочка», – но не отправляю, оставляя их в черновиках… Она просила не искать с ней связи.

– Есть, – уверенно отвечаю я, потому что Анна во мне, даже если не рядом.

– Как ее зовут? Вы давно вместе? – так радостно спрашивает мать. А я просто открываю фото Синеглазки на телефоне и показываю.

– Ее зовут Анна.

– Красивая девочка, такая молоденькая, но очень тебе подходит. Ты так возмужал.

– Мам, давай ты восстановишься и поедешь со мной в столицу. Я продам свою квартиру, машину, ты свою – и мы купим дом, как ты когда-то мечтала?

– А ты не можешь здесь остаться? Извини, конечно, не останешься и не нужно, там у тебя своя жизнь…

– Мам, ты тоже часть моей жизни и, по сути, мы остались с тобой одни, дальние родственники не считаются. Я хочу, чтобы ты поехала со мной. Не хватит денег на дом, я возьму кредит. Поехали?

– Зачем кредит? У меня есть деньги. Все, что ты высылал, я почти не тратила, и там накопилась приличная сумма.

– Мам, – почти стону. – Я высылал тебе деньги для нормальной жизни, а ты… – Это значит, что ты согласна?

– Это значит, ты можешь присмотреть для нас дом. Мне будет хорошо там, где тебе хорошо.

А дальше все закрутилось на полной скорости. Я занялся продажей квартиры матери, документами, а когда матери стало лучше, уехал в столицу и выставил на продажу свою квартиру и машину. Алла вошла в мое положение и выделила немного времени для решения семейных проблем. Месяц прошел, а от Синеглазки ни слова… Это все?! Она не смогла принять мое прошлое… Со временем пустоту заполняла очередная порция резкой взрывающейся боли. Можно было найти Анну, вновь попытаться поговорить… Но… Я эгоистично хотел ее безоговорочной любви и принятия меня таким, какой есть. Хотя и сам не понимал, кто я теперь и как долго продлится моя агония. Время ни хрена не лечит, оно приносит больше невыносимой тоски.

Трудно было прощаться с квартирой, в которой недолго, но все же я был счастлив с моей девочкой. А машину я так и не смог продать, в ней я впервые попробовал Нюту на вкус и уже никогда не забуду, как это вкусно и сладко.

Все было готово, дом я почти купил, остались формальности. И я вновь на вокзале с небольшой сумкой еду за матерью. До поезда осталось всего двадцать минут, и я, по уже сложившейся привычке, строчу очередное письмо Анне, письмо, которое не отправлю…

«Я по-прежнему безумно скучаю, моя хорошая. Нет, я тоскую… Так хочется почувствовать тебя, прикоснуться, провести губами по виску щекам, шее. Еще больше хочется твои сладкие губы, хотя бы совсем чуть-чуть. Хотя я лгу, хочется тебя всю. Но больше всего хочется заключить тебя в объятья, поцеловать за ушком, как ты любишь, и просто наконец-то спокойно уснуть и проснуться вместе с тобой…»

До поезда десять минут, не успеваю спрятать телефон в карман, как мне звонит Алла.

– Алла Александровна, – усмехаюсь я. – Скоро я вернусь покорять вашу компанию, примерно через неделю. Что совсем не справляетесь без меня? Неквалифицированные кадры?