Сердце замерло, ухнуло в низ живота и почему-то забилось там, разлилось жаркой волной по телу, а в следующий миг снова окатил холодом страх. Во рту пересохло, и я замотала головой, не в силах выдавить не слова.
Показалось мне или он коснулся губами моей шеи?
Показалось, потому что в следующий миг он резко распахнул полы моего платья и распутал завязки верхней юбки. Стой я свободно, тяжелая ткань упала бы на пол, но я все еще была прижата к стене, и юбка осталась на месте. Впрочем, я недолго радовалась. Блад дернул юбку книзу. Выпрямившись, оглядел меня с головы до ног с ледяным выражением лица. Отвязал с моей талии карманы.
– Отдай, это мое! – вскрикнула я.
– Было ваше – стало наше, – ухмыльнулся он, прощупывая ткань.
Слезы в который раз навернулись мне на глаза – в карманах были все украшения, что мне удалось прихватить из дома. С идеей подарить караульному перстень и улизнуть с корабля придется проститься. Ох, да о чем это я! Похоже, мне скоро с жизнью придется проститься!
Блад вытряс содержимое карманов на стол, хмыкнул.
– Негусто.
– Тебе с твоими головорезами и этого много будет, – огрызнулась я.
Он вернулся ко мне, сдернул с меня нижнюю юбку. Оглядел корсет.
– Если я освобожу тебя, не будешь брыкаться?
– Еще как буду!
Он все равно меня убьет, и хорошо, если сам, а не отдав команде. Так смысл не брыкаться? Чтобы ему удобней было сперва меня обесчестить, а потом убить? Нет уж, сам это затеял – пусть сам и думает, как стащить с меня корсет.
Вот когда я порадовалась, что все мои мучения с этой деталью туалета оказались не напрасны! Даром что в дорогу мне пришлось сделать корсет как у простолюдинки – не лиф, а просто корсаж, что заканчивался под мышками. Все равно без служанки и одевание и раздевание каждый раз превращалось в мученье. Зашнуровать корсет, перевернув застежкой вперед. Развернуть как положено, расправить рубашку, которая, естественно, уезжала вслед за ним, затянуть шнуровку, едва не вывихнув плечи из суставов, кое-как завязать, а вечером пытаться ее распустить, снова изгибаясь в самых немыслимых позах.
Вот пусть теперь Блад ломает голову, как стащить корсет, не отлепляя меня от стены. Чем дольше он со мной провозится, тем дольше я проживу. Хотя странно, что он просто не перерезал мне горло в отместку за рану. А я, дура, поначалу сочла его джентльменом.
Пират приблизился, обнял, пробираясь ко мне за спину. Отшатнулся, когда я попыталась вцепиться зубами ему в шею. Выругался.
– Сама напросилась.
Он снял со стены нож, вернулся ко мне. Страх снова сковал льдом тело: одно дело – понимать, что конец неизбежен, другое – когда он обретает вполне реальные очертания. Блад поддел верхний край корсета – я взвизгнула, когда его пальцы коснулись груди. Пират потянул плотную ткань на себя, подцепил ножом, одним движением располосовав надвое. Я закашлялась, слишком резко вздохнув. Закружилась голова, и потемнело в глазах, а когда я опомнилась, последняя нижняя юбка лежала на полу, оставив меня в одной батистовой сорочке чуть выше колен и чулках.
Блад обшарил меня взглядом. Щеки стали горячими и тяжелыми – проклятый батист был почти прозрачным.
– Так, с этим все ясно, – проговорил он, и бархатный голос, казалось, стал еще ниже. – Остались юбки.
Он присел у моих ног, посмотрел снизу вверх, и я зажмурилась, чтобы не видеть его взгляда. Всхлипнула, поняв, что он может разглядеть. Да даже Джек не видел меня в одном белье, не говоря уж…
Стыд кипятком растекся по телу, почему-то собравшись жаром внизу живота.
– Говорю же тебе, у меня нет оружия, – прошептала я. – Зачем?
– Ты говорила, что и золота у тебя нет, а в этой груде оборок можно любовника спрятать, – ухмыльнулся он.
Мои лодыжки вдруг обдало жаром, а потом в них точно впились десятки раскаленных игл. Я взвыла, а Блад разом сгреб весь ворох ткани, вытащив его из-под моих ног. Перетряхнул юбки одну за другой. Хмыкнув, отложил одну в сторону – как раз ту, в пояс которой было вшито полдюжины золотых! Впрочем, на том свете мне они не понадобятся.
– Что там? – поинтересовался пират. – Золото?
– Золото, – подтвердила я.
Голос не слушался, тело то обжигал стыд, то морозил страх, к онемевшим ногам начинала возвращаться чувствительность, добавляя неприятных ощущений.
– Отпусти меня. Ты уже нашел все, что мог.
– Правда? – приподнял бровь он. – А может, мне еще кое-где поискать?
– Где? – не поняла я.
Он усмехнулся. В следующий миг исчезли оковы с запястий, и я, не удержавшись, повалилась прямо на руки пирату. Зарыдала в голос – боль в кистях казалась невыносимой.
Когда я опомнилась, оказалось, что я сижу на коленях у Блада как была – только в сорочке и чулках, а он растирает мне запястья.
– Потерпи немного, – приговаривал он негромко и как-то даже… ласково? – Сейчас пройдет. Вот видишь, уже порозовели. Просил же…
Я стиснула зубы. Просил, да. Не сопротивляться, чтобы было быстрее и удобней.
Всю жизнь, все мои восемнадцать лет, я слышала одно и то же. Молчи. Терпи. Смирись. Не возмущайся. Будь тихой. Будь скромной. Будь покорной.
Покорно жди, пока с тобой позабавятся от души, а потом убьют.
Я выдернула руки из его ладоней. Получилось слишком резко – потеряла равновесие и слетела с его колен. Больно ударилась локтем, подскочила и в следующий миг снова забилась в жестких руках.
– Пришла в себя, значит.
Тело совершило какой-то немыслимый кульбит, закружилась голова. Отдышавшись, я обнаружила, что лежу поперек его колен с задранной до поясницы рубашкой, руки выкручены за спину. Шлепок обжег ягодицу. Я вскрикнула и снова разрыдалась.
«Пожалеешь розгу – испортишь ребенка», – любил говаривать батюшка. На меня он розог не жалел, порой сидеть не могла. Помогло, правда, так себе, иначе не оказалась бы я здесь. Но одно дело – розга от родителя, другое – рука постороннего мужчины. Еще шлепок и еще – удары сыпались градом, пока я не обмякла в его руках, дрожа и всхлипывая.
Меня снова вздернули вертикально, усадили боком на колени.
– Ну и на что ты рассчитывала? – рявкнул Блад. Одной рукой он снова держал за спиной мои запястья, второй – сжимал волосы на затылке, развернув мое лицо к себе.– Убила бы ты меня, и что? Потом – что?
– Не знаю! – всхлипнула я. – Какая разница, если все равно…
– Не все равно! На этом корабле пять дюжин мужчин, которые женщин месяцами не видят! Ты понимаешь, что бы с тобой сделали, когда узнали о моей смерти? Пару дней, может, и протянула бы, всей… душой прочувствовав, что такое смерть на колу!
– Ты все равно собирался отдать меня им, так какая разница? – закричала я ему в лицо.
– Да с чего ты это взяла, дура!
– Ты сам сказал!
Он выругался.
– Я сказал «не знаю, что с тобой делать».