Дуэль с Оракулом

– У нее две дочери?

– Одна. Два раза замужем побывала, и двое похорон справили. И мать, и дочь – ч-черные вдовы. Слыхал о таких?

– Мрачную картину ты нарисовал, – усмехнулся Ренат. – Но я не робкого десятка. И жениться на генеральской дочери не собираюсь. Чего мне бояться?

– Да она тебе в матери сгодится.

– Как ее зовут?

– Софья! – хохотнул Игорь. – Модное имя, белая кость. Не нам чета! Генерал молодую жену из дальних краев привез. Не здешняя она, не нашенская. Взгляд у нее, как бритва, и волосы, как вороново крыло. Она их до сих пор в смоль красит.

– А собой хороша?

– Раньше, говорят, была красавица. Нынче-то ей уже восьмой десяток пошел, если жива.

– Что с ее мужем случилось? Супчику отравленного поел? – пошутил Ренат.

Игорь наклонился над столом и понизил голос:

– Какой там… Сам дьявол ему в лицо дохнул и спалил изнутри! Выжег дотла!

– Да ну?

– Говорят, что так и было. Генеральша, ясный перец, скрывала это от всех… но правда дырочку найдет и просочится. Народ шептался, мол, генерал дурную смерть принял. Человека одного арестовали по подозрению в убийстве, помытарили и отпустили. Не виноватый он оказался. Схоронили покойника по-тихому, и думали, что все шито-крыто. Ан нет!

– Правда просочилась? – повторил за ним Ренат.

– Ага. Нечистый с-следы оставил. На стене! Расписался, значит!

– Ты меня разводишь?

– Истинный крест, – пробормотал Игорь, оглядываясь на страшный дом. – Истинный крест!..

* * *

Уссурийск

Ирина снимала квартиру вместе с коллегой из социальной службы, Катей Синицыной. Так было дешевле и веселее. Вдвоем легче платить, вести хозяйство и есть, с кем парой слов перекинуться. Девушки подружились.

– Как твой Сазонов? – спросила Катя, поджаривая блинчики на ужин. – Ему лучше?

– Не похоже. Я предлагала в больницу его положить, но он и слышать об этом не хочет. Твердит, что умрет дома, в своей постели. Мол, чувствует приближение конца.

– Плохо одному остаться в старости.

– Знаешь, он только выглядит стариком, а на самом деле ему еще шестидесяти нет. Я удивилась, когда в первый раз к нему пришла. Он седой как лунь, дряхлый. Едва ноги волочит! Подозрительный, придирчивый, мелочный, – пожаловалась Ирина. – С ним не каждый общий язык найдет.

– У тебя получилось! Ты уже третья социальная работница, которую к нему прикрепляют. Двое не выдержали.

– У меня закалка, будь здоров. Мамаша моя – зверь! Думаешь, я зря от нее сбежала? После моей мамаши Сазонов просто паинька.

Ирина раньше не упоминала о своей семье, но сегодня ее прорвало.

– Мои дед с бабкой жили, как кошка с собакой, – продолжала она. – Страшно скандалили. Бабуля была моложе деда, строптивая и откалывала такие штуки, что он начал поднимать на нее руку.

– Бил, что ли?

– Иначе ее было не унять. Они дрались, потом целовались, потом опять дрались. Моя мамаша росла в атмосфере любви-ненависти и пропиталась этим до мозга костей. Ничего странного, что у нее ужасный характер.

– Натерпелась ты от нее? – посочувствовала подруге Катя.

– Еще как! В один прекрасный момент я уехала и адреса не оставила. Пусть друг друга едят поедом, лишь бы не меня. Осточертело всё!

– Твои родные не знают, где ты?

– А зачем им знать? – вздохнула Ирина. – Я совершеннолетняя, сама себе хозяйка. Как хочу, так живу.

– Они искать тебя будут…

– Наверное, уже ищут. Бог им в помощь, – девушка сделала непристойный жест.

– Не богохульничай, – нахмурилась Катя.

– Прости. Я от злости! Достала меня моя семейка до самых печенок! Наверное, я замуж не выйду. Не хватало мне для полного счастья мужа-грубияна или алкаша.

– Твой отец пил?

– И пил, и дебоширил. Противно вспоминать. Вроде приличный человек, а если с катушек съедет, прячься кто может. Мы с ним, бывало, сцепимся, а мать растаскивает.

– Мои родители тоже не сахар. Ругаются с утра до вечера, но до потасовок не доходило. Они в деревне живут, на базе отдыха работают. Мама – горничной, а папа – электриком. Хотели и меня туда пристроить… посудомойкой. Спасибо, не надо! Лучше я буду стариков обхаживать. Платят не очень, зато уважают. Пожилым людям помогать приятнее, чем тарелки и кастрюли после туристов драить.

– Ну да…

За ужином разговор вернулся к подопечному Ирины – бывшему железнодорожнику Сазонову.

– Он уже к смерти готовится, – сообщила девушка. – Завещание написал. Жалко его… а что сделаешь?

– Завещание? На кого?

– Не знаю. Я не читала. Какое мое дело?

– У него родных в Уссурийске нет, – заметила Катя, поливая блинчик вареньем. – Вот бы он тебе свой дом завещал! А ты бы за ним присматривала до конца дней. И ему хорошо, и тебе.

– Кто я ему такая?

– Близкий человек, который всегда рядом и готов прийти на помощь. Что еще надо больному старику? Я, например, была бы на седьмом небе, если б мне какая-нибудь старушенция наследство отписала. Свечки бы ей в церкви ставила и молилась за упокой души!.. Какая у меня перспектива? Возвращаться в деревню я не намерена, а кредит на квартиру мне не дадут. Всю жизнь по чужим углам мыкаться тоже не выход.

Катя обвела тоскливым взглядом кухню. Пара навесных шкафчиков, минимум посуды, обшарпанный холодильник, старая плита и микроволновка. На подоконнике квартирантки развели цветы в горшках. На пол купили простенький коврик. Немного уюта, и съемное жилье стало более приветливым.