Звезда Вавилона

Москва. Наше время

Марина разливала чай, отсчитывала сдачу, подавала чашки, ища глазами Апреля.

В такие холодные вьюжные вечера, как этот, он обычно приходил поздно, болтал с кем-нибудь из знакомых парней о горных походах, бренчал на гитаре, потом садился за угловой столик в «Буфете» и о чем-то размышлял в одиночестве. Его красивое лицо было грустным.

Марина сама приносила ему крепкий травяной чай без сахара, как он любил, садилась напротив, подперев ладонью щеку, и спрашивала:

– Тоскуешь, Апрель?

– Ага… в этом состоянии хорошо пишется. Стихи так и льются, легко ложатся на музыку.

– Серьезно?

– Не веришь? Вот, послушай…

И он вполголоса напевал ей простенький мотивчик, берущий за душу, декламировал такие же незатейливые стихи, от которых Марине хотелось плакать.

– Нравится?

– Очень!

– Еще полчаса посижу, и будет песня.

– Маринка, ты куда подевалась? – кричала из-за стойки Соня, словно не видела сестры. – Иди работать!

Сегодня Апрель пришел чернее тучи, сразу заглянул в «Буфет» и заказал водки. Небывалое дело! Не то чтобы он совсем не пил – выпивал понемногу, но всегда по поводу и с ребятами. То чей-нибудь день рождения отмечали, то обмывали удачное выступление, то новый альбом, то… словом, спиртным Апрель не баловался, разве что за компанию.

Марина молча плеснула в стакан из бутылки с бело-зеленой этикеткой и горлышком «советского» образца, подала.

– Случилось что-нибудь?

Он проглотил водку, подвинул к ней стакан:

– Еще столько же.

– Я могу тебе помочь?

Он опять не ответил, выпил и уронил голову на руки.

– Тошно мне, Маринка, ох и тошно…

– Да что с тобой?

– Ладно, не парься. Пройдет…

К стойке подвалила группа парней, они загалдели, засыпали девушку комплиментами. Апрель отошел, плюхнулся за свой столик и уставился в никуда. Сексуальный до жути, молодой, сильный, гордый и… одинокий.

Марина попросила Соню сменить ее за стойкой и пошла разносить заказы, искоса наблюдая за Апрелем. Плохо человеку, и никого это не волнует! Так люди и режут себе вены или выбрасываются из окон. Черствый народ вокруг, черствый. Даже здесь, – веселятся все вместе, а горюют поодиночке.

Она несла на соседний столик кулеш с плавающими сверху кусочками сала, когда Апрель резко поднялся и пошел к двери. Марина чуть не уронила поднос с мисками, полными горячего варева. Она поспешно обслужила посетителей и выскочила следом за молодым человеком. Тот стоял в гардеробной лицом к окну с телефоном в руках, набирал чей-то номер. Гардеробщица, тетя Нюся, по совместительству уборщица, увидела девушку, обрадовалась и жестом подозвала ее.

– Ой, Маринушка, подмени меня на пару минут, – шепнула она. – В туалет прижало, не могу терпеть. А Митя запретил рабочее место покидать! Сказал, если что пропадет из вещей, вычтет из моей зарплаты…

Она исчезла, а Марина незаметно бросила взгляд на Апреля. Тот даже не обернулся – вероятно, и не слышал ничего. Приник к телефону и замер.

Девушка, повинуясь внезапному импульсу, спряталась за вешалкой с верхней одеждой и навострила уши.

– Почему не берешь трубку? – донеслись до нее слова Апреля. – Не хочешь говорить со мной? А я без тебя не могу… Думал, забуду все! Не получается…

Марину обдало жаром. Ревность терзала ее сердце, словно голодный хищник беззащитную жертву. «Да ты точно влюбилась! – сказала бы Соня. – Втрескалась в этого красавчика без памяти! Красивые мужчины не про нас с тобой, сестренка. Мы бесприданницы, ни внешности нам судьба не отмерила, ни ума особого, ни родни богатой. Официантки из бара – вот мы кто. Надо искать парня попроще, без «мух», без претензий, чтобы ты рядом с ним выглядела королевой, а не посудомойкой!» Права Соня, тысячу раз права… А сердце рвется к Апрелю, хоть ты тресни.

– Разве тебе было плохо со мной? – спрашивал неведомую женщину Апрель. – Разве ты не была счастлива? Я же видел твои глаза, твою улыбку. Ты не притворялась! Не верю…

Откуда Марина узнала, что он звонит любимой женщине? Догадалась. Кому еще могут быть предназначены такие слова, такая нежность и боль в голосе?

– Я должен тебя увидеть… – умолял он. – Давай встретимся! Просто поговорим, как друзья… Обещаю! Почему нет? Это слишком жестоко… Подожди, не клади трубку, я…

Он еще что-то говорил, но по его тону уже было ясно, что женщина на том конце оборвала связь. Апрель в запале продолжал взывать к трубке, в которой уже раздавались гудки…

Марина от волнения кусала губы, с трудом сдерживая порыв броситься к нему, обнять, прижаться, жалеть, успокаивать, плакать, твердить бестолковые пустые фразы, лишь бы заглушить это вскипающее в нем отчаяние, эту страшную решимость совершить какой-то роковой, непоправимый поступок…

Апрель между тем снова и снова набирал телефонный номер. Женщина на том конце не выдержала, ответила.

– Ты меня убиваешь… – повторял он. – Убиваешь… Я не знаю, что сделаю с собой, с тобой…

– Спасибо, выручила! – проворковала довольная тетя Нюся, заглушая слова Апреля. – А чего ты спряталась-то? Я уж испугалась. Гляжу – пусто в гардеробе, одежда висит, тебя след простыл – заходи, кто угодно, бери, что хочешь…

Марине показалось, что она пробудилась от больного сна, открыла глаза и видит перед собой добродушное розовое лицо тети Нюси.

– Да ты не в себе, дочка, – всполошилась та. – Приставал кто? Ты мне только скажи, я мигом Мите доложу, он энтого хулигана больше сюда не пустит! Кто таков, признавайся…

Марина отмахнулась и выскользнула из-за ограждения, за окном сквозь снежные вихри пробивался желтоватый свет соседней витрины. Апреля в холле не было. Он куда-то исчез. Не дай бог, выскочил на улицу! Раздетый! Взвинченный до предела!

– Тетя Нюся! – кинулась она к гардеробщице. – Где куртка Апреля?

Та растерянно всплеснула руками.

– Какая у него? Я их всех путаю…

Марина пробежалась глазами по вешалкам – куртки из коричневой замши с меховым воротником, которую носил Апрель, нигде не было.

– Погоди! Он ее и не сдавал… – вспомнила тетя Нюся. – Он ящики какие-то помогал выгружать, вероятно, в подсобке бросил… Ты куда?

Марина, не оглядываясь, кинулась в подсобное помещение. Там на стене были прибиты крючки для рабочей одежды, на них сейчас болтались только халат для уборки и пара синих спецовок.

– Апрель заходил? – выдохнула она.

Митя стоял к ней спиной и пересчитывал картонные коробки. Он с недоумением обернулся.