Опасайся взгляда Царицы Змей

Иван ничуть не растерялся и, не задумываясь, выпалил:

– Звали глупого парубка Эфесий.

Артур прыснул со смеху: «парубок Эфесий» привел его в неописуемый восторг. Такое нарочно не придумаешь. Старик истолковал веселье художника по-своему.

– Ну да… Город так назывался в далекой стране, из которой мудрец был родом, – Эфес[2 - Эфес – древний город в Карии (на зап. побережье Малой Азии), основан греками в 12-м в. до н. э.]. Тосковал он очень, вот и назвал сына в честь того города.

– Понятно, – вытирая слезы, с трудом выговорил Артур. – Эфесий, значит… Продолжай, братец, будь любезен!

– Так я и продолжаю, – дядя Ваня не обиделся, а напротив, тоже повеселел. Раз Артур смеется, значит, байка ему по душе. – Подходит парубок… глядит в колодец, а воды не видно, только холодом повеяло из глубин непроницаемых. Он ниже наклонился… еще ниже… Ума-то ведь Бог не дал. И свалился так в колодец. Уж он кричал и вопил, да никто его не услышал. Кому там слышать-то?

– Да, я полагаю, что некому, – охотно подтвердил Артур.

– Видишь? Вот и Эфесий это понял, осмотрелся и удивился. Колодец – а воды нету! Сухо там и темно. И только несколько ходов подземных ведут в разные стороны. Задумался парубок. А поскольку умом не вышел, то ничего это занятие ему не дало. Увидел он, что маленький зверек какой-то в один из ходов юркнул, да и пошел за ним. Сколько он так шел, неведомо. Усталый, голодный, Эфесий совсем было отчаялся. Как вдруг… увидел свет. Горит старинная масляная лампа. Он глядь себе под ноги – а там уж не земля, а пол гладкий, мраморный, как жар сияет. Поднял он голову-то – перед ним своды дворца подземного! Большой круглый зал, с потолка туман зеленый струится, мерцает… со всех сторон глядят лики каменные с раскосыми очами, сверкают изумрудными зрачками, кривятся зловеще. Оторопь его взяла, ноги подкосились, в горле пересохло от страха. Еле ступал между ними Эфесий… и подошел, наконец, к трону, который держали с двух сторон страшные чудища со змеиными хвостами, скрученными в тугие блестящие кольца. Спинка трона была покрыта непонятными знаками и символами, а посередине – два наложенных друг на друга треугольника и внутри них огромный, черный и пронзительный Глаз.

«Египетский символ Око Гора[3 - Око Гора – символ победы жизни над смертью.] в Соломоновом пентакле», – подумал художник, затаив дыхание.

Он с юности увлекался символами, средневековой мистикой, философией Востока, магией и оккультизмом. Чего он только не изучал! Чего только не пробовал! Сейчас он слушал, как полоумный сельский старик Иван, сидя у потухающего костра, после нескольких чарок водки рассказывает ему о подземном дворце, Звезде Соломона и египетских иероглифах, и… не верил ушам своим. Ситуация выглядела до того комичной и неправдоподобной, что Корнилина оторопь взяла. Он чувствовал себя глупо, и одновременно в нем проснулся жадный интерес к сему примитивному и жутковатому рассказу.

Дядя Ваня тем временем так увлекся, что сам воображал себя в заколдованном подземелье.

– И тут… над троном показалось золотистое облако, легкое и прозрачное, которое вдруг превратилось в тонкую фигуру девушки. Ее голову, шею и руки украшали жемчужные спирали. Сотни тончайших золотых ленточек дрожали, обвивая ее текучее тело. Зеленоватые волосы спадали сверху вниз причудливыми локонами… Эфесий от неожиданности покачнулся и рухнул к подножию трона, не в силах отвести взора от прекрасной Царицы.

Парубок начал умолять о пощаде, хотя на него никто не нападал. Захлебываясь, он объяснял, что попал сюда случайно, плакал, ломал руки и клялся, что никому ничего не скажет. Хозяйка подземного дворца долго и терпеливо слушала, пока поток его слез и просьб не иссяк.

– Ты пришел сюда не случайно… – ее голос звучал нежно и вкрадчиво, проникая прямо в сердце испуганного юноши. – Никто не может попасть в мои владения просто так. Случай – всего лишь покорный раб повелителя!

Эфесий с трудом понимал смысл ее речи. Волосы Царицы как-то странно шевелились сами по себе, приводя его в оцепенение. То тут, то там в зеленоватых кудрях Царицы расцветали и исчезали нежные лилии, источали странный запах. Золотые ленточки оказались миниатюрными змейками, глазки которых сверкали, как драгоценные камни…

Иван внезапно замолчал.

Молчал и Артур Корнилин, экстравагантный интеллектуал, загадочная и неординарная личность. Он уже видел свою новую картину. Ту, о которой мечтал нескончаемыми душными ночами, полными неясных снов и томительных предчувствий…

Глава 1

Посетители переходили от картины к картине, замирая от восторга. Были здесь и приглашенные художником бывшие сокурсники. Они ничуть не жалели, что приехали из Москвы на выставку Артура Корнилина. Он всегда выделялся среди них, действительно был талантлив, ярок и неповторим. Его неистощимая изощренная фантазия, какая-то нездешняя, гипнотическая, никого не оставляла равнодушным.

Выставочный зал Харьковского художественного музея был полон. Слышалась разноязыкая речь; люди небольшими группами собирались то у одной картины, то у другой, негромко переговаривались. Картины Корнилина нравились иностранцам и богатым коллекционерам – они охотно их покупали. Известный меценат что-то громко и бесцеремонно выяснял у жены художника Нины. Самого Артура никто еще не видел, тот словно в воду канул. Стая корреспондентов с утра стояла у входа в надежде взять интервью.

Нина Корнилина растерянно оглядывалась, близоруко щурясь, высматривала в толпе посетителей знакомого, с которым давно хотела поговорить о муже. С того момента, как Артур вернулся из лесного дома деда Ильи, счастливый и одержимый новыми идеями, словно околдованный, он начал лихорадочно писать. Буквально за пару недель до выставки были закончены несколько полотен, в том числе жемчужина экспозиции – «Царица Змей».

Нина помнила то оцепенение, которое охватило ее, когда Артур, не сомкнувший ночью глаз, небритый и изможденный, пошатываясь, на рассвете вышел из мастерской и позвал ее. Он не мог говорить и пригласил ее жестом. Она нерешительно вошла. В мастерской пахло красками, холстами и пылью. На картину падал призрачный свет летнего утра. «Царица Змей» не то улыбалась, не то кривилась недовольно, сияла зелеными очами, бездонными, как темные колодцы, блестящими и страшными. Нина почувствовала, как волосы зашевелились у нее на голове. Наверное, она потеряла сознание. Открыв глаза, она увидела Артура, постаревшего лет на десять, с тяжелыми набрякшими веками, ввалившимися щеками. Он принес ей сердечные капли в рюмочке, смотрел недобро, досадуя на ее неожиданную слабость. Художник ожидал восторга, изумления и восхищения, показывая ей первой свой шедевр… а тут вдруг обморок.

С того дня Артур сильно изменился. Им овладела странная мысль бежать, исчезнуть, спрятаться. От кого? Куда? Нина не знала. Знал ли сам Артур? Ей хотелось поговорить с кем-то, выплакаться, облегчить душу. Когда из Франции позвонил Сергей, она обрадовалась.

Сергей Горский помогал Артуру с организацией и проведением его первой выставки в Питере, был самым близким другом в студенческие дни, нелегкие, но по-своему чудесные, полные надежд и грандиозных планов, гуляний по Невскому в серебристой мгле белых ночей. Нина училась на искусствоведа вместе с Сергеем, через нее он и познакомился с Корнилиным. Их неудержимо влекло друг к другу. Сергей угадал в Корнилине недюжинный и мощный талант, будущую славу.

– Сережа!

Нина оставила мецената и поспешила навстречу старому другу. Сергей был потрясающе красив – спортивная фигура, широкие плечи, модная стрижка. Элегантен, подтянут, безупречен, с лицом, которое не всегда увидишь даже на экране: синие глаза, мужественный подбородок, высокий лоб, красивые губы, светлые волосы и чуть темнее усики. Герой-любовник, да и только! Красавца сопровождали две девушки-француженки, которым он служил гидом и переводчиком одновременно.

Французский язык Сергей знал с детства. Его мама работала переводчиком в посольстве, а отец – повар экстра-класса, звезда столичных ресторанов, – тоже владел тремя языками. Родители Сергея несколько последних лет работали во Франции, куда и устроили сына сначала на практику, а потом подыскали ему работу в редакции искусствоведческого журнала.

– Нина! Рад тебя видеть! Мадам Корнилина, – представил он жену художника француженкам, которые улыбались, кивали головами и выражали свой восторг по поводу выставки.

Сергей перевел Нине хвалебные отзывы. В другой раз она бы обрадовалась, но сегодня ей было не по себе. Сергей заметил ее нервозность.

– Ты в порядке? А где Артур?

Нина ждала этого вопроса, и все равно он застал ее врасплох. Она замялась.

– Ему нездоровится.

– Что-о?! – у Горского при всей его сдержанности едва глаза на лоб не вылезли.

Такая потрясающая экспозиция, столько иностранцев, публика млеет от восторга, корреспонденты жаждут интервью, а дражайшему Артуру, видите ли, нездоровится! Да у него звездная болезнь!

– Я тебе потом все объясню, – торопливо пробормотала Нина, опустив глаза. – Вечером будет банкет для избранных. Мы сможем поговорить?

– Без проблем. А что все-таки случилось?

– Случилось…

Нина усиленно сдерживала слезы. Не хватало только расплакаться при всех! Она живо представила себе яркие обложки журналов, свое заплаканное лицо на переднем плане, потекшую тушь… Кошмар! Шмыгая носом и отворачиваясь от вездесущих журналистов, она отправилась отдавать распоряжения насчет банкета. Вечером ей предстоит, несмотря ни на что, быть гостеприимной хозяйкой и интересной собеседницей, женой гения, так что ударить в грязь лицом никак нельзя. Злость и раздражение на Артура, свалившего на нее эту нелегкую ношу, непроизвольно возникли и так же растаяли, уступив место беспокойству и озабоченности. Вечером она сможет поговорить с Сергеем, посоветоваться, просто высказать все, что наболело…

Горский с недоумением смотрел ей вслед. Атмосфера выставки на мгновение показалась напряженной и опасной, – но только на мгновение. К нему обратилась пожилая пара немцев, желающих приобрести одну из картин, и Сергей начал объяснять им, как правильно оформить вывоз. Он был постоянно занят: переводил, показывал, знакомил, и посмотреть полотна без суеты ему никак не удавалось. Беседуя и мимолетом глядя на работы Артура, он не переставал поражаться роскошному и неистощимому воображению художника, филигранной технике, необычно смелой живописи. Дает же Бог людям! Горский думал об Артуре без зависти. Восхищение и наслаждение – вот что он испытывал, не будучи в этом оригинален. Большинство посетителей бурно выражали те же чувства.

Он поискал взглядом девушек-француженок. Они стояли у одной из картин, оживленно переговариваясь. Сергей подошел. «Изгнание из рая» – название, в общем, заурядное, но вот само полотно… Он невольно застыл, очарованный.

…Первозданно-чистое синее небо. На этом фоне, в ореоле золотого сияния – прекрасный и грозный Архангел с мечом в руке. Суровое и мужественное лицо, ослепительно сияющий меч, могучее тело воина в драгоценных доспехах, алое пятно плаща. Лик Архангела грозен. Он смотрит на женщину… Светлые шелковистые кудри волос придают его непоколебимому виду мягкие черты нежного возлюбленного… У Сергея просто челюсть отвисла, настолько откровенный и жаркий намек читался в полуопущенном взгляде стража, стоящего между двух столбов небесных врат.

Сами столбы увиты зелеными морскими змеями и драконами. Слева – Шива[4 - Шива – один из трех верховных богов, наряду с Брахмой и Вишну, в брахманизме и индуизме, изображается в грозном виде, часто в священной пляске, воплощающей космическую энергию.] кружится в неистовой пляске. Справа – восточная богиня любви, красавица Лакшми, вся в пышных гирляндах бело-розовых цветов, в золотом шлеме и с золотым копьем. А на переднем плане – самая обычная современная постель, смятая и скомканная, на которой, обхватив руками голову, скорчившись от нестерпимого безнадежного ужаса, вниз лицом лежит развитое мужское тело…

На лбу Горского выступила испарина, руки задрожали, сердце забилось сильными толчками, усиливая мучительный и позорный страх, охвативший его. Он машинально полез в карман, достал носовой платок и вытер лицо. Что с ним?

Дурнота отступила так же внезапно, как и началась. Сергей перевел дыхание. Запах человеческих тел, парфюмерии, красок и холстов наполняли зал тяжестью. Да здесь просто душно! В глазах у него прояснилось, и он снова увидел картину «Изгнание из рая»…

Суровый и… затуманенный страстью взгляд грозного Архангела был направлен на женщину, которую отчего-то Сергей не сразу заметил среди других фигур. Каштановые волосы рассыпались по ее спине, глаза стыдливо опущены, но в них нет и тени страха. Она слегка прикрывает свою классическую, без худобы, обнаженную фигуру… Между ней и Архангелом словно протекает невидимый мощный ток, соединяющий их в одно целое…

Горский не успел додумать возникшую крамольную мысль, как снова почувствовал сильный жар и головокружение. Может, он болен? Женщина сошла с холста и уставилась на него огромными темными глазами… Он провел дрожащей рукой по лбу.

– Вам плохо? – голос у нее оказался мелодичный и приятный.

Сергей перевел взгляд на картину, – там все так же смотрели друг на друга женщина и Архангел, их взаимное влечение выходило далеко за пределы полотна…

Женщина, стоящая перед Горским, улыбалась. Короткая юбка, длинные блестящие волосы, маленькая сумочка через плечо – вполне земное создание.

Он, наконец, сообразил, что перед ним девушка из плоти и крови. Черт! Люди сходят с ума на этой выставке. Он тряхнул головой и рассмеялся: