Возмещение вреда, причиненного источником повышенной опасности

Иногда в сферу действия института причинения вреда источником повышенной опасности пытаются подвести и те правонарушения, которые, хотя и схожи по природе с причинением вреда повышенно опасной деятельностью, все-таки имеют свою специфическую особенность. Речь, в частности, идет о причинении вреда окружающей среде. Так, В.В. Абрамов, определив гидротехнические сооружения в качестве источника повышенной опасности, пришел к выводу о том, что их собственники и эксплуатирующие их организации несут в силу ст. 1079 ГК РФ повышенную (безвиновную) ответственность за вред, причиненный окружающей среде и населению[27 - Абрамов В.В. Проблемы возмещения вреда, причиненного в результате нарушения законодательства о безопасности гидротехнических сооружений // Научно-практический экономико-правовой журнал «Бизнес, менеджмент и право». 2010. № 10. С. 129.].

Естественно, что вред, причиненный окружающей среде, подлежит возмещению. Вместе с тем оснований усматривать в таком возмещении признаки обязательства, возникающего вследствие причинения вреда источником повышенной опасности, нет[28 - Схожую точку зрения высказывал В.А. Тархов (см.: Тархов В.А. Ответственность по советскому гражданскому праву. Саратов: Издательство Саратовского университета, 1973. С. 366). К сожалению, отдельными авторами его подход был интерпретирован иначе, как допускающий квалификацию причинения вреда окружающей среде в качестве причинения вреда источником повышенной опасности. В частности, в одном из современных учебников по гражданскому праву с ссылкой на В.А. Тархова указано: «Так, в юридической литературе обоснована, но пока не воспринята правоприменительной практикой необходимость признания источником повышенной опасности деятельности предприятий, связанной с загрязнением окружающей среды» (см.: Гражданское право: в 4 т. Т. 4: Обязательственное право: учебник / под ред. Е.А. Суханова. М.: ВолтерсКлувер, 2008. http://lawcanal.ru (http://lawcanal.ru/) (дата обращения 15.04.2014).]. При причинении вреда деятельностью, связанной с повышенной опасностью для окружающих, затрагивается исключительно имущественная сфера конкретного лица либо жизнь и здоровье гражданина; при причинении вреда окружающей среде затрагиваются интересы общества в целом. Это означает, что требование о возмещении вреда, причиненного имуществу конкретного лица (а равно жизни или здоровью гражданина), не тождественно требованию о возмещении вреда окружающей среде. Так, выбросами химическим предприятием ядовитых веществ в атмосферу может быть причинен вред, как здоровью конкретного гражданина, так и озоновому слою атмосферы, что обусловит предъявление соответствующих требований. Несмотря на то, что в подобной ситуации имеет место одно фактическое действие – выброс в атмосферу вредных веществ, для цели возмещения вреда здоровью гражданина и возмещения вреда вследствие загрязнения озонового слоя атмосферы, деятельность химического предприятия подлежит квалификации в качестве разных правонарушений: с позиции ГК РФ оно подлежит квалификации в качестве причинения вреда источником повышенной опасности, а с позиции Федерального закона РФ «Об охране окружающей среды»[29 - ФЗ РФ от 10.01.2002 г. № 7-ФЗ «Об охране окружающей среды» // СЗ РФ. 2002. № 2. Ст. 133.] – в качестве нарушения в области охраны окружающей среды[30 - Невзирая на столь очевидные различия в характере причинения вреда в указанных двух случаях, судебная практика прочно стоит на позиции, согласно которой причинение вреда окружающей среде является ничем иным как гражданским правонарушением. Так, в п. 34 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 18.10.2012 г. № 21 «О применении судами законодательства об ответственности за нарушения в области охраны окружающей среды и природопользования» (Бюллетень Верховного Суда РФ. 2012. № 12.) высшая судебная инстанция указывает, что «вред, причиненный окружающей среде, а также здоровью и имуществу граждан негативным воздействием окружающей среды в результате хозяйственной и иной деятельности юридических и физических лиц, подлежит возмещению в полном объеме (п. 1 ст. 77, п. 1 ст. 79 Федерального закона «Об охране окружающей среды»)». В этом же пункте Верховный Суд РФ непосредственно оперирует нормой п. 3 ст. 1083 ГК РФ при определении оснований уменьшения судом размера возмещаемого вреда, причиненного гражданином окружающей среде.Наиболее ярко позиция Верховного Суда РФ нашла отражение в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 30.11.2017 № 49 «О некоторых вопросах применения законодательства о возмещении вреда, причиненного окружающей среде» (Бюллетень Верховного Суда РФ. 2018. № 2.), в котором высшая судебная инстанция определяет особенности возмещения вреда, причиненного окружающей среде, в том числе источником повышенной опасности.Обратим внимание на некоторые особенности, которые не замечает правоприменитель. Во-первых, вред окружающей среде причиняется в результате ее загрязнения, истощения, порчи, уничтожения, нерационального использования природных ресурсов, деградации и разрушения естественных экологических систем, природных комплексов и природных ландшафтов и иного нарушения законодательства в области охраны окружающей среды. Понятиям «природные ресурсы», «экологические системы», «природные комплексы», «природные ландшафты» можно попытаться дать оценку через положения гражданского законодательства, но эти понятия не являются гражданско-правовыми. Во-вторых, ФЗ «Об охране окружающей среды» имеет свой специфический предмет регулирования, отличный от предмета регулирования гражданского законодательства. Этот закон регулирует отношения в сфере взаимодействия общества и природы, возникающие при осуществлении хозяйственной и иной деятельности, связанной с воздействием на природную среду как важнейшую составляющую окружающей среды, являющуюся основой жизни на Земле, в пределах территории РФ, а также на континентальном шельфе и в исключительной экономической зоне РФ. Это означает, что применение норм ГК РФ, в том числе ст. 1064 и 1079, к отношениям по возмещению вреда, причиненного окружающей среде, возможно не в силу прямого их применения, а в силу непосредственной отсылки. Учитывая изложенное, правоприменитель, прежде чем руководствоваться нормами гл. 59 ГК РФ, должен был бы определить, как саму возможность их применения к публичным отношениям (отношениям по охране окружающей среды), так и установить пределы их применения.].

Изложенными вводными аспектами проблематика понятия источника повышенной опасности не исчерпывается. Однако этого достаточно для того, чтобы осознать не только всю сложность исследуемой правовой конструкции, но и необходимость ее оптимизации в условиях действительной реальности.

1.2. «Динамическая» концепция источника повышенной опасности

В основе «динамической» концепции источника повышенной опасности лежит действие или деятельность. Использование критерия деятельности в качестве исходного момента в определении существа источника повышенной опасности является, пожалуй, единственной точкой соприкосновения существующих подходов в рамках указанной концепции. Даже при поверхностном рассмотрении каждого конкретного подхода, индивидуализация которого происходит по его автору, выясняется, что в рамках единого научного направления, как содержание, так и обоснование схожих позиций отличаются.

Наиболее ярким представителем данной концепции являлся Б.С. Антимонов, исследование которого пришлось на начало 50-х годов прошлого столетия[31 - Антимонов Б.С. Гражданская ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности. М.: Изд-во юридической литературы, 1952.]. Несмотря на отрицательное в целом отношение к использованию термина «источник повышенной опасности», он пришел к выводу о том, что источник повышенной опасности в смысле ст. 404 ГК РСФСР 1922 г. – это не только движение, действие, это определенный род деятельности[32 - Там же. С. 71.]. Именно в деятельности он видел потенциал опасности. Что касается вещей, то они, по мнению Б.С. Антимонова, никогда сами по себе не «опасны». Возможность причинить вред вытекает не из каких-то метафизических неизменных скрытых свойств вещи, а является следствием использования вещи в определенных условиях места и времени. Иными словами, «опасность» (она же «вредоносность»), по его мнению, относится не к вещи как таковой, а к деятельности, к системе действий[33 - Там же.]. «Опасность» является особым свойством определенного рода деятельности, выявленным как типичное в результате исследования множества случаев[34 - Там же. С. 48.]. В итоге к «повышенно опасной» деятельности Б.С. Антимонов отнес ту, которая по данным прошлого опыта выявила себя в качестве определяющей причины вреда, наносимого другим лицам[35 - Там же. С. 48–49.].

Характеристика деятельности в качестве источника повышенной опасности через ее особые свойства исключает необходимость установления характера поведения владельца источника повышенной опасности, что позволяет вести речь о том, что причина возникновения обязанности по возмещению вреда всегда находится в сфере действия, а не противоправности поведения определенного лица (владельца источника повышенной опасности). Так, Б.С. Антимонов указывал на то, что основанием особой ответственности за вред, причиненный источником повышенной опасности, является то обстоятельство, что использование такого источника само по себе составляет определяющую причину возникновения вредоносных происшествий[36 - Антимонов Б.С. Указ. соч. С. 36–37.]. Значимость такого положения прослеживается, в частности, в том, что непреодолимая сила устраняет ответственность за действие источника повышенной опасности не как обстоятельство, «снимающее» вину с владельца этого источника, а как обстоятельство, показывающее недостаточную зависимость вреда от самого действия источника повышенной опасности[37 - Там же. С. 38.].

Изложенный подход привлекает к себе внимание тем, что Б.С. Антимонов предпринял попытку вывести причины возникновения обязанности по возмещению вреда, причиненного источником повышенной опасности, за сферу поведения его владельца с точки зрения виновности такого поведения. Это означает, что, говоря о деятельности, как источнике повышенной опасности, ученый ведет речь не о поведении (деятельности) субъектов права, а, скорее всего, о действии машин, оборудования, иных механизмов.

Вместе с тем данный аспект теории Б.С. Антимонова, по мнению некоторых авторов, делает ее непригодной. В частности, О.А. Красавчиков усматривал недостоверность подхода Б.С. Антимонова именно в том, что тот отождествил функционирование орудий и средств производства с действиями людей по управлению данными предметами материального мира[38 - Красавчиков О.А. Возмещение вреда, причиненного источником повышенной опасности. М.: Изд-во юридическая литература, 1966. С. 13–14.]. О.А. Красавчиков писал, что «поведение» машин не оценивается правом и им не регулируется[39 - Там же. С. 11. Вместе с тем некоторыми теоретиками советского периода вполне нормально оценивался тот факт, что вред причиняется непосредственно вещами, а не поведением лиц. В частности, В.А. Ойгензихт, рассматривая одну из ситуаций причинения вреда источником повышенной опасности, указывал на то, что при наезде автомашины на пешехода вред причиняется не поведением шофера, а непосредственно автомашиной. См.: Ойгензихт В.А. А.М. Белякова Гражданско-правовая ответственность за причинение вреда: Теория и практика. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1986, 149 с. Рецензия // Правоведение. 1987. № 2. С. 82–83. http://law.edu.ru/article/article.asp?articleID=178233 (http://law.edu.ru/article/article.asp?articleID=178233) (дата обращения 20.04.2014).]. По его мнению, сущность источника повышенной опасности не может быть рассмотрена вне связи с поведением («деятельностью») организаций и граждан, однако это не означает, что деятельность, связанная с повышенной опасностью для окружающих, стала источником указанной опасности[40 - Там же. С. 14.].

При исследовании подхода Б.С. Антимонова действительно создается неясность относительно того, что представляет собой деятельность: идет ли речь буквально о деятельности субъектов права, либо это деятельность механизмов? Такая неясность вызвана тем, что термин «деятельность» используется Б.С. Антимоновым в различном контексте и никогда не используется буквально, например, в значении «деятельность механизмов – источник повышенной опасности». Так, например, он указывает на то, что источник повышенной опасности, с точки зрения судебной практики, – это деятельность лица, предприятия[41 - Антимонов Б.С. Указ. соч. С. 58.]. Придерживался ли сам Б.С. Антимонов такого подхода? Скорее всего, нет. По его мнению, какова бы ни была по своему характеру деятельность лица, причинившего вред, но если вред оказался причиненным источником повышенной опасности, вопрос о возмещении этого вреда должен обсуждаться по ст. 404 ГК РСФСР 1922 г.[42 - Там же. С. 76.]

Чаще всего, источник повышенной опасности Б.С. Антимоновым используется в значении «эксплуатация», что отнюдь не привносит ясности в определении существа исследуемой категории. Так, в одном из приводимых примеров источника повышенной опасности он называет эксплуатацию железной дороги[43 - Там же. С. 87, 131.], в другом – эксплуатацию предприятия[44 - Там же. С. 156.], в третьем – эксплуатацию машин[45 - Там же. С. 182.], в четвертом – эксплуатацию вещи[46 - Там же. С. 202.] и т. п. Иногда термин «эксплуатация» заменяется им на другие термины. Так, при рассмотрении одного из примеров он указывает на то, что источник повышенной опасности может заключаться не только в применении мотора, но и в химическом процессе, в действии тока, сжатого или сжиженного газа[47 - Там же. С. 92.].

Наиболее четко подход Б.С. Антимонова, исключающий понимание в качестве источника повышенной опасности поведение его владельца, прослеживается у Е.А. Флейшиц, писавшей о том, что ответственность за причинение вреда источником повышенной опасности не есть ответственность за поведение его владельца. «Как бы усердно, тщательно и настойчиво ни действовал этот владелец, стремясь обезвредить источник повышенной опасности, – писала Е.А. Флейшиц, – он все-таки понесет ответственность по ст. 404 ГК за вред, причиненный действием источника повышенной опасности». В итоге она пришла к выводу о том, что для ответственности по указанной статье необходимо, чтобы вред был причинен не поведением владельца источника повышенной опасности, а действием источника повышенной опасности, которым владелец пользуется в той или иной деятельности[48 - Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. М., 1950. С. 314.].

Однако исключая роль поведения владельца источника повышенной опасности для возложения ответственности за вред, причиненный таким источником, Е.А. Флейшиц (в отличии от Б.С. Антимонова) говорит об источнике повышенной опасности не как о деятельности или действии. Она говорила лишь о том, что «повышенная опасность для окружающих связана с теми видами деятельности, в которых пользуются так называемыми источниками повышенной опасности»[49 - Там же. С. 132.]. Сам же источник повышенной опасности ею был определен как свойства вещей или силы природы, которые при достигнутом уровне развития техники не поддаются полностью контролю человека, а не подчиняясь полностью контролю, создают высокую степень вероятности причинения вреда жизни и здоровью человека либо материальным благам[50 - Там же.].

Учитывая изложенное, можно предположить, что Е.А. Флейшиц придавала большое значение деятельности «предметов материального мира», однако качество источника повышенной опасности усматривала все же не за деятельностью предметов и даже не за самими предметами, а за их свойствами. Иначе говоря, в теоретическом подходе Е.А. Флейшиц присутствует деятельность, которая, не являясь источником повышенной опасности, обладает повышенной опасностью лишь потому, что в ходе такой деятельности используются вещи, свойства которых могут признаваться источником повышенной опасности.

Сравнивая подход Е.А. Флейшиц с подходом Б.С. Антимонова, можно заметить, что у последнего речь также идет о свойствах (с той лишь разницей, что это свойства деятельности). Вместе с тем Б.С. Антимонов в качестве источника повышенной опасности имеет в виду не сами свойства, а деятельность, в которых проявляются эти свойства. Но если Е.А. Флейшиц последовательно проводила идею о том, что вред причиняется непосредственно действием источника повышенной опасности, то Б.С. Антимонов в своих рассуждениях оказался не столь последовательным и при характеристике деятельности с точки зрения правомерности указал на то, что вред личности или имуществу причиняется не самой деятельностью (которая, по его мнению, сама по себе является правомерной), а некоторыми неправомерными следствиями этой деятельности[51 - Антимонов Б.С. Указ. соч. С. 72]. Естественно, что подобного рода отступления от единой трактовки исследуемого понятия, которые характеризуют подход Б.С. Антимонова, не могут украсить (с точки зрения достоверности и объективности) предложенную им теорию источника повышенной опасности.

Несмотря на различия в квалификации источника повышенной опасности, несомненным достоинством подходов Е.А. Флейшиц и Б.С. Антимонова выступает указание на то, что вред личности или имуществу причиняется деятельностью, связанной с использованием некоторых объектов материального мира, опасность которой выражается либо через свойства самой деятельности (Б.С. Антимонов), либо через свойства вещей (Е.А. Флейшиц).

Рассматриваемый подход в начале 60-х годов прошлого столетия получил закрепление в трудах О.С. Иоффе, утверждавшего, что ст. 404 ГК РСФСР 1922 г. устанавливает особые правила ответственности не для юридических и физических лиц, а для определенного вида деятельности, связанной с повышенной опасностью для окружающих[52 - Иоффе О.С. Советское гражданское право: Отдельные виды обязательств: курс лекций. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1961. С. 477–478.]. При этом он, в отличие от Е.А. Флейшиц, отождествлял понятия «деятельность, связанная с повышенной опасностью» и «источник повышенной опасности», которые, в свою очередь, рассматривал через категорию «эксплуатация». Так, О.С. Иоффе отмечал: «К разряду объектов, эксплуатация которых представляет повышенную опасность для окружающих, относится не всякая, а лишь такая техника, к которой от человека перешли не только орудия в собственном смысле, но и двигательная сила»[53 - Там же. С. 479.]. Для того чтобы вывести общее определение деятельности, представляющей повышенную опасность, О.С. Иоффе предпринял не только попытку выделить общий признак такой деятельности, но и найти изъяны в общих признаках, предложенных «соратниками» по исследуемой концепции.

Так, относительно подхода Б.С. Антимонова, который в качестве определяющего признака повышенной опасной деятельности предлагал рассматривать опыт прошлых лет, в течение которых деятельность проявила себя в качестве определяющей причины вреда, О.С. Иоффе указывал на следующий недостаток: при ориентире на опыт прошлых лет для признания за какой-либо деятельностью признака источника повышенной опасности пришлось бы каждое вводимое в эксплуатацию техническое средство проверять на предмет проявления повышенной опасности для окружающих под углом зрения такого опыта, что, например, вывело бы из числа источников повышенной опасности Московский метрополитен, на котором за весь период его эксплуатации не произошло ни одного несчастного случая[54 - Там же. С. 478.].

Критической оценке О.С. Иоффе подверг и признак, характеризующий источник повышенной опасности, который был предложен Е.А. Флейшиц, а именно, признак контроля человека за свойствами вещей или сил природы. По его мнению, «момент подконтрольности имеет отношение ни к вещам, ни к силам природы самим по себе, а к процессу и результатам деятельности человека, приводящего их в движение»[55 - Там же. С. 479.].

Сам же О.С. Иоффе в качестве общего признака источника повышенной опасности называл необходимость применения особых мер по технике безопасности, что в итоге позволило ему прийти к следующему умозаключению: «Деятельность, представляющая повышенную опасность для окружающих, характеризуется тем, что она связана с эксплуатацией таких видов техники, к которым переместилась двигательная сила и которые поэтому не могут приводиться в движение помимо и вне специальных мер по технике безопасности»[56 - Там же.].

Вместе с тем об объективности точки зрения О.С. Иоффе говорить не приходится, поскольку, с одной стороны, сам ученый не исключал возможности случайного причинения вреда[57 - Там же.] (а значит, и критерий особых мер по технике безопасности здесь не срабатывает – от авторов), с другой стороны, вел речь о таких объектах, как дикие животные, яды или горючие материалы, повышенная опасность которых, по его мнению, очевидна (а значит, и не подпадает под общее определение источника повышенной опасности – от авторов) и в особом объяснении не нуждается[58 - Иоффе О.С. Указ соч. С. 478.].

Помимо изложенных выше подходов, основная суть которых сводится к тому, что вред причиняется непосредственно деятельностью (эксплуатацией) предприятий, механизмов, иных материальных благ, в рамках «динамической» концепции существует мнение, согласно которому деятельность как источник повышенной опасности характеризует непосредственно связь такой деятельности с лицом, ее осуществляющим. Так, М.М. Агарков в качестве источника повышенной опасности квалифицирует деятельность, которая требует проявления особо повышенной осторожности лиц, занимающихся этой деятельностью, при условии, что такая же особо повышенная осторожность требуется и от лиц, приходящих с ней в соприкосновение[59 - Агарков М.М. Гражданское право: учебник для юридических вузов. Ч. II. М., 1938. С. 401.].

Такая позиция, в первую очередь, основана на том, что гражданско-правовая ответственность может наступить исключительно за противоправное поведение субъектов. При этом М.М. Агарков, акцентируя внимание на том, что при подобных деликтах существует трудность в установлении вины, приходит к выводу о том, что ст. 404 ГК РСФСР 1922 г. касается случаев возложения ответственности на причинителя вреда, выступающих исключением из принципа вины. Это, по его мнению, исключает необходимость постановки вопроса о введении в отечественное гражданское право «какого-либо нового принципа построения гражданской ответственности наряду с принципом вины»[60 - Агарков М.М. Гражданское право: учебник для юридических вузов. Т. 1. М., 1944. С. 341.Обращаясь к современным разработкам теории источника повышенной опасности, находим, если не дословное, то очень схожее утверждение относительно допустимости обхода критерия вины как необходимого условия наступления деликтной ответственности. Так, С.М. Корнеев отмечал, что из принципа ответственности за вину как обязательного элемента генерального деликта, имеющего общее значение, действующим законодательством делаются исключения, которые, по его мнению, не могут выступать основанием для того, чтобы отвергать действие самого принципа ответственности за вину. См.: Корнеев С.М. Основания и условия деликтной ответственности (§ 3 Гл. 67) // Гражданское право: в 4 т. Т. 4: Обязательственное право: учебник / под ред. Е.А. Суханова. М.: ВолтерсКлувер, 2008. http://lawcanal.ru (http://lawcanal.ru/) (дата обращения 15.04.2014).].

Подход М.М. Агаркова к существу источника повышенной опасности подвергался критике. В частности, Б.С. Антимонов писал: «Если закон требует от «владельца источника повышенной опасности» какой-то особой бдительности, а при нарушении этой обязанности возлагает ответственность за причинение вреда, то перед нами всем известная конструкция возложения ответственности по принципу вины»[61 - Антимонов Б.С. Указ. соч. С. 27.]. Вместе с тем Б.С. Антимонов вовсе не исключал действие фактора вины в сфере деятельности, создающей повышенную опасность: «Фактор вины потерпевшего, несомненно, содержит в себе основание, но не возложения ответственности, а освобождения от нее. …За чужую вину, – если она грубая, – владелец «источника повышенной опасности» не отвечает»[62 - Там же. С. 28.].

Как уже было отмечено, Б.С. Антимонов утверждал, что использование источника повышенной опасности само по себе составляет определяющую причину возникновения вредоносных происшествий[63 - Там же. С. 36–37.]. Исключая понимание ответственности за причинение вреда деятельностью, создающей повышенную опасность, как ответственности, основанной на началах вины, Б.С. Антимонов выводит причины возникновения обязанности по возмещению вреда, причиненного источником повышенной опасности, за сферу поведения его владельца с точки зрения виновности такого поведения, что, на наш взгляд, является принципиальным моментом, отличающим теорию данного ученого высокой степенью достоверности. Подобный подход имеет значимое следствие, которое заключается в том, что при наличии вреда, причиненного источником повышенной опасности, причинно-следственная связь должна устанавливаться между действием такого источника и возникшим вредом, а значит, достаточным основанием для возникновения соответствующего деликтного обязательства выступает сам факт причинения вреда в отсутствие установления факта противоправности поведения владельца источника повышенной опасности. Следствием такого умозаключения должно было явиться то, что ответственность за причинение вреда деятельностью, создающей повышенную опасность для окружающих, должна была быть признана ответственностью не за вину, а ответственностью за причинение, в основе которой лежит теория риска. Однако Б.С. Антимонов выступал ярым противником теории риска (теории профессионального риска), считая ее «буржуазной», что, в конечном счете, сказалось на полноте и достоверности выдвигаемого им подхода. Это, на наш взгляд, выступает основным недостатком теории Б.С. Антимонова.

О.А. Красавчиков относительно подхода М.М. Агаркова указывал на то, что сама деятельность субъектов гражданского права не обладает повышенной опасностью; вне связи с определенными орудиями и средствами производства не может вызывать те или иные реальные изменения в явлениях и предметах материального мира[64 - Красавчиков О.А. Указ соч. С. 14. Несмотря на то, что О.А. Красавчиков данный критический тезис адресовал Б.С. Антимонову, тем не менее, он в большей степени характеризует именно позицию М.М. Агаркова.]. Вместе с тем им критически оценивались и те подходы, которые связывали повышенную опасность деятельности с проявлением свойств вещей. Так, в адрес Е.А. Флейшиц ученый выдвигает критический довод следующего содержания: «Свойства явлений и предметов могут быть «оторваны» от их носителей лишь в ходе теоретического анализа. В реальной действительности каждое явление, каждый предмет существуют в неразрывном единстве всех своих свойств и качеств. …Владеть… «свойствами вещей» невозможно, но допустимо обладание предметами материального мира, которые наделены соответствующими свойствами, в том числе и теми из них, которые в силу своих количественных и качественных состояний могут создавать повышенную опасность для окружающих»[65 - Там же. С. 15–16.].

Указанные «недочеты» тем не менее не помешали некоторым современным исследователям присоединиться к исследуемой концепции, но не путем выявления каких-либо сущностных аспектов деятельности, создающей повышенную опасность, а посредством простого «сложения» уже существующих подходов. Так, в одном из современных учебников по гражданскому праву встречаем следующее определение источника повышенной опасности: «Источник повышенной опасности – проявление исключительно в деятельности, то есть в использовании, в том числе организованном, свойств и характеристик природных или созданных человеком предметов материального мира, обладающих особой вредоносностью и неподдающихся полному контролю со стороны человека»[66 - Степанов С.А. Внедоговорные обязательства (Глава 23) // Гражданское право: учебник / под общ. ред. С.С. Алексеева. М.: Проспект; Екатеринбург; Институт частного права, 2009. С. 376.]. Не разбирая данное определение (поскольку его сложно оценить не только с позиции заложенных в нем правовых конструкций типа «организованное использование свойств», но и с позиции смысла используемых автором выражений, например, «проявление исключительно в деятельности»), скажем лишь, что подобный упрощенный способ представления правового явления вряд ли может внести ясность относительно его существа.

Не отличаются оригинальностью подходы и других современных ученых. Как правило, утверждение о том, что источник повышенной опасности есть деятельность, базируется на мнении высших судебных органов, согласно которому во главе угла находится признак неподконтрольности, а точнее невозможности полного контроля за деятельностью со стороны человека. Так, А.А. Крыжановская указывает на то, что «признание гражданским законодательством той или иной деятельности повышенно опасной всегда было обусловлено уровнем развития технического прогресса на данный момент, а точнее отсутствием реальной возможности полностью контролировать практическое участие человека в какой-либо сфере»[67 - Крыжановская А.А. Использование программ для ЭВМ – деятельность, создающая опасность для окружающих // Журнал российского права. 2004. № 6. С. 91.]. Она выделяет два основных признака деятельности как источника повышенной опасности, а именно: повышенная вредоносность, заключающаяся в возможности наступления особо тяжелых последствий для потерпевшего, и неподконтрольность, заключающаяся в невозможности немедленной остановки воздействия источника повышенной опасности в силу его объективных характеристик и повышенной сложности в эксплуатации, требующей специальной подготовки и знаний[68 - Там же. С. 92. См. также: Крыжановская А.А. Гражданско-правовая ответственность за вред, причиненный в связи с использованием сложных программ для ЭВМ: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2009. С. 13.]. Не раскрывая существо отдельных элементов, составляющих содержание каждого из приведенных признаков (таких как: «особо тяжелые последствия», «невозможность немедленной остановки» и т. д.), А.А. Крыжановская проследила проявление этих признаков на примере использования программ для ЭВМ в различных сферах человеческой деятельности. Так, проявление признака повышенной вредоносности в медицинской сфере она усматривает в утрате данных о больных (в частности, данных о перенесенных заболеваниях, о переносимости больным тех или иных лекарственных препаратов, группе крови); в деятельности, направленной на организацию воздушных перевозок – в уязвимости программ, обеспечивающих работу воздушных транспортных средств, что может привести к авиакатастрофам; в сфере освоения космоса, в телекоммуникационной сфере – в сбоях работы программного обеспечения; в банковской сфере – в угрозе кражи и уничтожения банковской информации и программного обеспечения систем электронных платежей. Особо А.А. Крыжановская выделяет использование вредоносных программ, способных приводить к несанкционированному уничтожению, блокированию, модификации либо копированию информации, нарушению работы ЭВМ, системы ЭВМ («компьютерных вирусов», «программных закладок»). Признак повышенной вредоносности от «компьютерных вирусов» (которые разрабатываются не только в преступных целях) ученый усматривает в значительных масштабах вреда (оцениваемый числом вышедших из строя компьютеров), который причиняют сбои в работе программного обеспечения, как имуществу, так и нематериальным благам.

Не возражая в принципе по поводу выделения признака повышенной вредоносности, тем не менее, вызывают возражение как содержательное его наполнение, так и иллюстрирующие его примеры. Наступление особо тяжелых последствий для потерпевшего, о которых ведет речь А.А. Крыжановская, можно ожидать и от падения человека с метровой высоты. Что касается приводимых ею примеров, то те, которые связанны с медицинской, перевозочной, космической, телекоммуникационной, банковской сферами, имеют договорную природу, а значит, и последствия всякого рода сбоев в программном обеспечении будут рассматриваться через призму договорной ответственности. Более того, в подобных ситуациях вред причиняется не конкретному имуществу, а имущественной сфере конкретного лица. Примеры, касающиеся возможности распространения «компьютерных вирусов» можно было бы рассматривать в качестве повышенной вредоносности, однако А.А. Крыжановская вместо того, чтобы дать им оценку с точки зрения причинения вреда конкретному имуществу, оценила их с позиции масштабов причинения вреда. Вместе с тем для цели возникновения деликтного обязательства оценка дается каждой конкретной ситуации причинения вреда имуществу, принадлежащего субъекту гражданского права, или здоровью (жизни) гражданина независимо от того, был ли причинен аналогичный вред имуществу других лиц, а равно здоровью (жизни) других граждан.

Содержательная составляющая второго признака деятельности как источника повышенной опасности – неподконтрольность – также недостоверна. Отталкиваясь от подхода высших судебных органов, которые вели речь о невозможности полного контроля со стороны человека за деятельностью, создающей повышенную опасность, А.А. Крыжановская признак неподконтрольности свела исключительно к невозможности немедленной остановки воздействия источника повышенной опасности в силу его объективных характеристик и повышенной сложности в эксплуатации, требующей специальной подготовки и знаний. Естественно, что выражение «невозможность полного контроля за деятельностью» по смыслу отличается от выражения «невозможность немедленной остановки».

1.3. «Статическая» концепция источника повышенной опасности

Отправной точкой «статической» концепции источника повышенной опасности выступают объекты материального мира, характеризующиеся либо определенными признаками, либо определенными свойствами, при проявлении которых создается большая вероятность причинения вреда субъектам гражданского права или их имуществу. Вместе с тем содержательное наполнение таких признаков (свойств), особенности их проявления у разных исследователей отличаются.

Одним из сторонников «статической» концепции являлся А.А. Собчак, который изначально при формировании своего авторского подхода исходил из самостоятельного значения понятий: «деятельность, связанная с повышенной опасностью для окружающих» и «источник повышенной опасности». Под источником повышенной опасности предлагалось понимать «материальные объекты, свойства которых (скорость, невозможность мгновенного торможения, большая величина – у механизмов разного рода; ядовитость, повышенная воспламеняемость, возможность процессов самовозгорания и саморазложения – у химических, горючих, ядовитых веществ; величина возводимых зданий и сооружений, наличие временных специальных сооружений, например, лесов, переходов и т. д., и временных линий электро-паро-газоснабжения – при строительстве; величина и свирепость – у диких животных и т. п.) создают при использовании этих объектов человеком повышенную вредоносность»[69 - Собчак А.А. О понятии источника повышенной опасности в гражданском праве // Правоведение. 1964. № 2. http://law.edu.ru/article/article.asp?articleID=1130142 (http://law.edu.ru/article/article.asp?articleID=1130142) (дата обращения 15.04.2014).].

При подобной трактовке источника повышенной опасности возникает потребность в уяснении смыслового наполнения термина «свойства материальных объектов». А.А. Собчак пишет: «Общим для свойств материальных объектов, делающих эти объекты источниками повышенной опасности, является большая величина причиняющей силы, которая проявляется в известной независимости от человека, в неподконтрольности ему самого процесса деятельности, так что характер причинения вреда зависит, прежде всего, от свойств самого материальн ого объекта»[70 - Там же.]. Таким образом, А.А. Собчак определяет свойства материальных объектов не через какие-то внутренние качественные или количественные характеристики материальных объектов (что было бы верным – от авторов), а обращается к величине «причиняющей силы»[71 - Термин «причиняющая сила» мы осознанно берем в кавычки, поскольку вызывает возражение сама возможность объединения в словосочетании слов «причиняющая» и «сила» (Как сила может быть причиняющей?).], проявляющейся через неподконтрольность человеку процесса деятельности. Иначе говоря, он недвусмысленно подводит к тому, что свойства материальных объектов есть не что иное, как величина «причиняющей силы» процесса деятельности, а значит, и утверждение о том, что характер причинения вреда зависит от свойств материального объекта, равносильно утверждению: характер причинения вреда зависит от величины «причиняющей силы» процесса деятельности[72 - В юридической литературе советского периода можно встретить подход к пониманию источника повышенной опасности очень схожий с подходом А.А. Собчака. Так, в частности, В.А. Тархов предлагал под источником повышенной опасности понимать «такие материальные объекты, свойства которых создают повышенную вредоносность вследствие неполной подконтрольности деятельности человека» (см.: Тархов В.А. Ответственность по советскому гражданскому праву. Саратов: Издательство Саратовского университета, 1973. С. 360). Однако в отличие от А.А. Собчака он вел речь о неподконтрольности свойств материальных объектов, а не самого процесса деятельности, что, в свою очередь, сближает его позицию с точкой зрения Е.А. Флейшиц.].

Таким образом, А.А. Собчак не смог уйти от смешения понятий «материальный объект» и «деятельность», что не позволяет уяснить разницу между понятиями «деятельность, связанная с повышенной опасностью для окружающих» и «источник повышенной опасности», на содержательном различии которых настаивал ученый. Более того, при изложении своего подхода он использует различное обозначение того, что непосредственно причиняет вред. Так, в одних случаях говорится о том, что вред причиняется источником повышенной опасности (то есть материальным объектом), а в других – указывается на то, что вред возникает от определенных свойств материальных объектов.

К материальным объектам, способным удовлетворять требованиям источника повышенной опасности, А.А. Собчак отнес исключительно сложные материальные объекты, требующие для их использования специальной подготовки и специальных знаний[73 - Собчак А.А. Указ соч.]. По этому поводу О.А. Красавчиков, в частности, указывал на то, что признак сложности не является специфическим для предметов материального мира, являющихся источником повышенной опасности. «Сложным может быть то или другое техническое сооружение, тот или иной производственный, транспортный и тому подобный агрегат. …Но не всякий источник повышенной опасности обладает сложностью в техническом смысле слова». В связи с этим О.А. Красавчиков задавался вопросом: «О какой сложности можно говорить в отношении таких, например, источников повышенной опасности, как дикие животные, бензин, хлопок и т. д.?»[74 - Красавчиков О.А. Указ соч. С. 19.].

Отталкиваясь от общего подхода, признающего в качестве источника повышенной опасности то, что ее создает, О.А. Красавчиков под таковым определил «предметы материального мира (преимущественно орудия и средства производства), обладающие особыми специфическими количественными и качественными состояниями, в силу которых владение (пользование, создание, хранение, транспортировка и т. д.) ими в определенных условиях времени и пространства связано с повышенной опасностью (объективной возможностью умаления личных или имущественных благ) для окружающих»[75 - Там же. С. 34.].

Данный подход привлекает внимание должной степенью проработанности. Вместе с тем даже при поверхностном его анализе можно обнаружить некоторую непоследовательность в его изложении. Так, если в итоговом определении источника повышенной опасности выражение «объективная возможность умаления личных или имущественных благ» О.А. Красавчиков соотносит исключительно с понятием «повышенная опасность», то при обосновании своего подхода, предложенное выражение уже характеризует вообще любую опасность, а не только повышенную[76 - Там же. С. 31.], что не позволяет уяснить значение термина «повышенная опасность» для цели института причинения вреда источником повышенной опасности. Кроме того, в определении используется выражение «специфические количественные и качественные состояния», смысловое наполнение которого трудно определить, поскольку понятие «состояние» ученый не раскрывает.

При обосновании своего подхода О.А. Красавчиков пришел к выводу о том, что «источниками повышенной опасности являются только те предметы материального мира, которые обладают специфическими (физическими, химическими, биологическими и т. п.) свойствами, качествами»[77 - Там же. С. 30.]. А далее указывает на то, что таковыми источниками выступают «предметы материального мира, которые при наличии соответствующих условий (факторов места и времени) в силу своих качественных особенностей и количественных состояний (параметров, массы, запасов энергии и т. д.) объективно создают повышенную опасность для окружающих»[78 - Там же. С. 32.]. Понятно, что использование в одном случае термина «специфических свойств и качеств», а в другом – терминов «качественных особенностей» и «количественных состояний» (отказавшись от использования слова «специфический»), а в итоге – смысловой связки «специфические количественные и качественные состояния», не может придать стройности учению об источнике повышенной опасности, предложенного О.А. Красавчиковым.

Какой же квалифицирующий признак использует О.А. Красавчиков для обозначения источника повышенной опасности? Скорее всего тот, который обозначен в итоговом определении, а именно – особые[79 - Заметим, что ученый оставил без внимания термин «особые», как при выработке общего определения источника повышенной опасности, где используется этот термин, так и при рассмотрении вопросов, касающихся видов источников повышенной опасности, субъектов обязательства по возмещению вреда и т. д.] специфические количественные и качественные состояния предметов материального мира. Однако ученый не обходит стороной и критерий «действия (деятельности)», который используется им наряду с указанным выше признаком. Ссылаясь на закон, который вне связи с деятельностью человека сами по себе предметы материального мира не рассматривает в качестве источника повышенной опасности, О.А. Красавчиков утверждал, что сама деятельность не может обладать соответствующими качественными особенностями и количественными состояниями, а свойства вещей не могут становится свойствами разумного действия человека[80 - Красавчиков О.А. Указ соч. С. 32.]. Действие человека, по его мнению, не являясь источником повышенной опасности, тесно связано с ним, но «ему не тождественно, не равновелико и не однопорядково»[81 - Там же. С. 32. Критикуя «динамическую» концепцию источника повышенной опасности, О.А. Красавчиков рассматривал ее исключительно через призму поведения субъекта, что позволило ему выдвинуть один, как ему казалось, неоспоримый критический аргумент: «Последовательное проведение данной концепции требует отнесение к источникам повышенной опасности действий не только причинителя вреда, но и потерпевшего, так как последний тоже действует и своим поведением способствует формированию и реализации аварийной обстановки». См.: Красавчиков О.А. Указ соч. С. 26.Полагаем, что именно подобного рода «однобокость» не позволила О.А. Красавчикову увидеть, что большинство сторонников «динамической» концепции в качестве источника повышенной опасности рассматривали не само поведение участников гражданского оборота, а непосредственно действие предметов материального мира. Данное обстоятельство делает беспредметной критику О.А. Красавчикова в адрес указанной концепции.].

Сопоставляя подход О.А. Красавчикова к пониманию источника повышенной опасности с теми началами, от которых он отталкивался при определении существа такового, прослеживается непоследовательность автора в установлении значения самого действия, к которому он относил непосредственно владение (в том числе пользование, создание, хранение, транспортировка и т. п.). Именно владение предметами материального мира, а не сами эти предметы, по его убеждению, связано с повышенной опасностью для окружающих. А как уже было отмечено выше, О.А. Красавчиков при определении существа источника повышенной опасности в качестве постулата выдвинул утверждение о том, что таковым признается то, что создает повышенную опасность. На наш взгляд, выражение «владение, связанное с повышенной опасностью», полностью соответствует выражению «то, что создает повышенную опасность», а значит, ему тождественно. Это и позволяет утверждать, что и сам ученый не до конца остался верен своей теории источника повышенной опасности.

К источникам повышенной опасности О.А. Красавчиков предложил относить: агрегаты, мощность двигателя которых превышает десяти лошадиных сил[82 - Красавчиков О.А. Указ соч. С. 52]; ток высокого напряжения (свыше 250 В), используемый в производственных целях[83 - Там же. С. 56]. В то же время в отношении животных и микроорганизмов он предлагает руководствоваться материальным и юридическим критериями[84 - Там же. С. 64, 66], что само по себе отрицает проявление в них каких-либо качественных или количественных характеристик.

Относительно некоторых предметов материального мира (в частности, речь идет о средствах обычного вооружения) О.А. Красавчиков в принципе не поднимал вопроса о проявлении в них хоть каких-либо значимых характеристик, а возможность отнесения их к числу источников повышенной опасности опосредуется выражением: «Не вызывает, очевидно, сомнения…»[85 - Там же. С. 62.] Именно, подобного рода изъятия, исключения из общего подхода к построению системы источников повышенной опасности сказывается на достоверности рассматриваемого подхода, обоснованности его положений. В действительности, только подчинение таких нетипичных случаев общим (или специфичным) критериям построения системы правовых явлений, когда такие случаи теряют свою исключительность и приобретают общие черты, характеризующие каждый в отдельности элемент системы, может поставить «жирную» точку в исследовании. Этого, на наш взгляд, в теории О.А. Красавчикова нет, несмотря на ряд заслуживающих внимания положений, о которых еще пойдет речь далее.