Звёздный смех

От раза к разу путаясь знакомо
В том, было отреченье или нет,
Распутина склоняя отглагольно,
Ведь в золоте предавших эполет
Кровь растворилась царская «невольно».
Эй, сколько вас, гадателей судеб,
Слагателей несвязных разумений?
Нелёгок ваш непропечённый хлеб,
Забывчив строй давнишних откровений.
Но, заглянув за грани бытия
В колодец тьмы, расщедрившейся светом,
Вы можете стать зрячими, и я
Осенена единственным ответом, —
Смывать позор цареубийства с рук
Придётся долго, больно и кроваво,
А выстрелов подвальных долгий звук
Смешался с плачем проданной Державы.
Творить добро учиться – тяжкий труд,
Вот, где таится подвиг отреченья.
Себя забыть во имя… Только блуд
Словесный стал синонимом творенья.
Все борзописцы лгут в угоду лжи,
Придуманною жизнью упиваясь,
Не поминая: правда – это жизнь,
А ложь – есть смерть. Пойдём и мы, преставясь,
К престолу мира, что рождён Творцом,
Рассказывать, оправдываться, плакать,
Стоять, стеная, пред Его лицом,
Жалея душ кривых мирскую слякоть…
В неверии уже гнездится ложь,
А в байках про царя её несчётно.
И каждый лжец на Каина похож,
Кичащегося чьей-то подноготной.
Что знаем мы? Расстреляна семья.
Царица, царь, наследник и девицы
Нам никому, живущим, не родня,
Но все мы знаем их родные лица.
Кто благороден, рта не покривит,
Не посмеётся, над бедой куражась,
А перекрестит лоб и умолит
Простить убийц за их поступок вражий.
И только тот, кто от рожденья глуп,
Слюною брызгать вновь начнёт знакомо…
Их каждый день расстреливать ведут
В глухой подвал Ипатьевского дома….

«Кулачиха»

Своих детей оплакивала тихо,
Не в силах с ложа смертного привстать,
Ослепшая от горя «кулачиха»,
Моей бабули старенькая мать.
Их ровно шесть загибло за Уралом,
Куда сослали, да ещё один —
На Курской, Павлик, как орёл, летал он,
Да сбили немцы… Из её седин
Страх века, обращённый в маску муки,
Смотрел на мир незряче и не зло,
И ложку не удерживали руки,
И горе слёзной каплею ползло
По сморщенной щеке её прозрачно,
Да волосы пружинками вились…
Отмыто тело ото вши барачной,
Но в душу думы намертво впились.
Муж помер раньше, мужики ранимей,
И то сказать, достались Соловки
Ему в судьбу от Родины родимой,
А ей лишь Котлас. Сроки велики
Для тех, кто жил, давясь краюхой чёрствой
И укрываясь дырью на дыре…
ГУЛАГ среди страны – лесистый остров,
Там слишком многим сталось умереть,
Но им двоим везло, – любовь спасала.
Она свою «пятёру» отбыла,
А муж бежал, зима не доконала, —
Его следы метелью замела.
Обобраны, поруганы, забыты
Своей страной, распяты не врагом,
Как жили у разбитого корыта
Мои родные? Чёрным сапогом
И трубкой дымной у рябого носа
Тридцатый год запомнился не всем?
Неужто нету кровопийцам сноса,
И внуки их других не знают тем,
Как клясть «врагов», ни за понюх попавших
Под красный молох? Проклятая кровь
У палачей, невинных расстрелявших,
Да вот беда, плодятся вновь и вновь!
Я слышала от них неоднократно,
Мол, всех за дело гнали в лагеря,
И пусть поймут они меня превратно,
Но их самих не проклинаю я.
Воздастся им, как предкам их кровавым,
Что преступили Божеский закон.
Они все ищут почестей и славы,
И о себе разносят медный звон,
Но Вседержитель ждёт заветной жатвы,
Он Сам отделит зёрна от плевел
И наградит весь род их многократно
По сумме их не Божьих, страшных дел…