Хранительница болот

Я недоверчиво покосилась на пана Брынзу. Не надо считать меня совсем уж дурой. Я, как выяснилось, беларусский даже понимаю хорошо, прочитать тем более смогу. И кириллицу от латиницы с легкостью отличу.

Адвокат прочитал мои мысли, что было совсем не сложно: они огромными буквами были написаны у меня на лице.

– Это беларусская латинка, – с усмешкой пояснил он. – Сейчас практически не используется, но Агата Олеговна признавала лишь ее. Слова абсолютно те же, выучив буквы, вы сможете в этом убедиться.

Я опустила взгляд на бумагу. Текста здесь было не очень много, и если сильно напрячься, я могла его прочитать. Некоторых букв не знала, но интуитивно догадывалась и подставляла нужное. Однако такая напряженная мозговая деятельность не позволяла сложить воедино все написанное, оно ускользало, как рассветный сон.

– О чем здесь говорится? Почему Агата составила этот дополнительный договор?

– Потому что на самом деле он не имеет юридической силы, – пояснил адвокат. – Это просто желание Агаты Олеговны. Тут говорится, что вы, вступив в наследство и заняв ее место, должны с уважением относиться к жителям Востровки, окружающей природе: лесам, болотам, и тем, кто там обитает. Вы берете на себя обязательства по защите и сохранению текущего баланса, принимаете роль Агаты Олеговны, так сказать. Как настоящая Вышинская.

Честно говоря, содержание этого дополнительного договора казалось мне максимально странным. Зачем Агате было указывать это дополнительно? Адвокат снова понял мои мысли. Что, вероятно, снова было несложно. Так подумал бы любой здравомыслящий человек.

– Понимаете, Эмилия Аркадьевна, когда-то Вышинские принадлежали к шляхетскому роду. Они владели не только этим домом и усадьбой, но и всеми окрестными деревнями, лесами и полями. С приходом сюда советской власти в 1939 году все, конечно, изменилось. Но жители Востровки по-прежнему считали вашу семью своими благодетелями, а Агата Олеговна, как представительница рода, защищала их и помогала. Можно отобрать у человека все, но нельзя забрать у него благородство.

– Почему не забрали усадьбу? – уточнила я. Этот вопрос волновал меня с тех пор, как я впервые увидела дом.

Пан Брынза пожал плечами.

– Этого мне точно не известно. Но Агата Олеговна умела уговаривать и добиваться своего. Она была уверенной в себе женщиной, а ее семья имела богатства, которые не смогли национализировать. Возможно, она смогла договориться с нужными людьми.

– Расскажите мне о ней, – попросила я. – Я никогда раньше о ней не слышала, ничего не нашла в Интернете и не совсем понимаю степень нашего родства, если честно.

А если совсем честно, о своих предках я знала немного. Бабушка по отцу умерла, когда я еще не ходила в школу, дедушку я и вовсе не застала, он погиб молодым. Прадеда немного помню, но он жил в обычном деревенском доме, не был богат, и я даже не подозревала, что когда-то мои предки принадлежали к шляхетскому роду. Родители-египтологи часто рассказывали нам с Юлькой об известных египетских династиях, но никогда не упоминали, что у нас самих не самые простые корни, мы не потомки крепостных крестьян.

– Ваш прапрадед Дмитрий и отец Агаты Олеговны были родными братьями. То есть она вам получается двоюродной прабабушкой, – пояснил адвокат.

Я прикрыла глаза, пытаясь нарисовать в голове генеалогическое древо и разобраться в степени нашего родства. Прадеда, сына Дмитрия, получается, я немного помнила. Мне было два или три, когда он умер. Помню, как мы приезжали к нему в гости и он угощал меня пахнущими табаком конфетами, и на этом все. Жил он под Минском, недалеко от бабушки, у которой я проводила лето, к этой усадьбе отношения не имел. Очевидно, по наследству она досталась его брату, тому самом отцу Агаты.

– У Агаты не было братьев и сестер? – уточнила я.

– Ни братьев и сестер, ни мужа и детей, – подтвердил пан Брынза. – Ее ветвь заглохла, поэтому наследство и получили вы, Эмилия Аркадьевна.

Что ж, теперь понятно каким образом на меня свалилась эта усадьба и почему я никогда не слышала о ее владелице. Не самая близкая родня, прямо скажем. Обычно люди понятия не имеют, кто их двоюродная прабабушка, а те никогда не оставляют им наследство.

– Что вы вообще знаете об этой усадьбе и роде Вышинских? – поинтересовалась я.

– Вышинские всегда старались держаться скромно, – усмехнулся адвокат. – Деньги имели немалые, не Сапеги с Радзивиллами, конечно, но и не голытьба. В политику только никогда не стремились, а потому и не мелькали нигде. Им, насколько я могу судить, нравилось жить здесь, в этой глуши. О самой усадьбе точных данный у меня нет. Сами понимаете, страны, в которой она когда-то была построена, нет уже дважды, документы терялись, погибали в войнах, хотя эту местность удивительным образом обходили и бомбы, и крупные пожары. Предположительно дом начали строить в конце восемнадцатого века, но что именно тогда было построено, я не знаю. Флигели, скорее всего, достраивались сильно позже. Первым владельцем, о котором я нашел упоминания, был некий Андрей Вышинский. Но больше сведений нет. Ни о его родителях, ни о жене или детях. В 1944 году тут случился потоп, уничтоживший документы. Надо заметить, что наводнения в этих краях – не редкость, реки разливаются каждую весну. Даже сейчас, когда научились строить дамбы, наводнения наносят значительный ущерб, что уж говорить о тех временах. До сих пор в каждом сарае висят лодки. После потопа делались дубликаты. Что по архивам, что по словам Агаты Олеговны. Поэтому теперь уже сложно установить настоящие даты и имена. Возможно, когда вы разберете весь дом и заглянете в каждый его закоулок, вы найдете больше, чем я.

Я кивнула. Это утро, и слова Веры, и сведения пана Брынзы пробудили во мне интерес. Не только человеческий, но и писательский, и я намеревалась перевернуть усадьбу вверх дном, но выяснить тайны семьи Вышинских. Своей семьи, как оказалось.

– А вы знаете, кто такая Агния?

– Агния? – переспросил адвокат, и я видела, что это имя он слышит впервые. – Не знаю. Откуда вам о ней известно?

Говорить о странных видениях я не стала. Еще не хватало, чтобы он счел меня сумасшедшей.

– Видела в каких-то бумагах, – уклончиво ответила я и, чтобы перевести тему, вернулась к документам. – То есть по факту, это дополнительное соглашение просто причуда стареющей женщины?

– Вроде того.

Либо пан Брынза не обладал природным любопытством, либо понял, что развивать тему с Агнией я не хочу. Либо же решил, что мне это не очень-то интересно, спросила, поскольку к слову пришлось. Он вытащил из портфеля ручку и протянул мне.

– Подпишете?

Я взяла ручку и уже приставила ее к бумаге, как вдруг подумала, что совершаю глупость. Я ведь не знаю, что тут написано на самом деле. Я даже не знаю, законно ли вообще составлять какие-то договоры латинкой. Но отыграть назад сейчас почему-то было неловко. Вот поэтому всеми делами с издательствами и продюсерами всегда занимался мой бывший муж, по совместительству сценарист сериалов по моим книгам. Однако муж полгода назад объелся груш, и теперь мне придется решать вопросы самостоятельно. Отличная возможность начать прямо сейчас.

Чернила внезапно оказались красными. Это было странно и отчего-то пугало. Кто подписывает документы красными чернилами?

Пан Брынза, увидев это, хлопнул себя по лбу.

– Простите, Эмилия Аркадьевна, не ту ручку достал. Вот.

Он протянул мне другую. Ошибиться, конечно, можно было, обе ручки казались совершенно одинаковыми, но откуда вообще в портфеле юриста красная ручка?

Остальные бумаги я подписала уже стандартными черными чернилами. Адвокат отдал мне мои копии и поднялся с места. От предложения остаться на обед отказался, а я не стала настаивать. Почему-то подписанные красной ручкой документы на латинке настолько выбили меня из колеи, что хотелось как можно быстрее отделаться от пана Брынзы.

Юлька и Кирилл продолжали гулять по саду, кажется, юный садовник показывал моей сестре какие-то сохранившиеся цветы, и я не стала их звать. Пусть еще немного погуляют, мне же было необходимо подняться к себе и немного успокоить расшатавшиеся нервы. Только после того, как за паном Брынзой закрылась дверь, я почувствовала, что вспотела. То ли красные чернила меня так напугали, то ли, глядя на тепло одетого адвоката, мне и самой стало жарко, но захотелось переодеться.

В спальне было тихо и прохладно. Утром я открыла окна, но занавески не шевелились, выдавая отсутствие ветра. С улицы доносился лишь щебет птиц и едва слышное жужжание Юлькиной коляски.

Выбрав легкое голубое платье, я осмотрела содержимое шкафа. Пожалуй, в ближайшее время нам с сестрой стоит наведаться в город или заняться онлайн-шопингом. Наверняка в городе есть пункты самовывоза больших маркетплейсов. Вещей с собой мы взяли немного, а если я хочу раскрыть тайны Вышинских, то нам придется остаться здесь на некоторое время. Перспектива провести лето в лесу, на свежем воздухе, в большом доме, полном загадок, так прельщала меня, что я была готова мириться даже с некоторыми пугающими странностями.

Я повернулась к большому зеркалу, чтобы надеть выбранное платье, и едва не заорала. В зеркале отражалась не только я, но и шкаф за моей спиной, и тот, кто сидел на шкафу. Это был определенно человек, очень старая маленькая женщина, но поскольку места на шкафу было немного, она сидела скрючившись, и я не могла оценить ее реальные размеры. Видела только морщинистое лицо, маленькие глазки, внимательно следящие за мной, платок на голове и острые уши, торчащие из-под него, как у эльфа.

Оборачиваться было страшно. Страшно, что это не игра моего воображения, что на шкафу на самом деле кто-то есть. И что как только я повернусь, оно прыгнет на меня, как и бывает в фильмах ужасов. Тем не менее, вечно стоять и пялиться в зеркало я не могла, поэтому пришлось обернуться.

На шкафу было пусто. Никаких старушек, только солнечные лучи весело играли на острых концах шкафа. Я снова посмотрела в зеркало, но отражения старушки больше не было и там. Неужели привиделось?

Это не было похоже на те видения, что посещали меня в спальне и подвале. Походило скорее на хвост у пана Брынзы, только хвост я видела мельком, а старушку на шкафу разглядывала долго.

Вера сказала, что это необычное место, но я отказывалась верить, что даже в самых необычных местах у адвокатов вырастают хвосты, а старушки могут забираться на шкаф. А даже если бы и могли, то кто она такая? Куда подевалась, стоило мне обернуться?

Тут же вспомнились погашенные бра и зажженный камин ночью. Я ведь уже тогда решила, что в доме, кроме нас, кто-то есть.

Быстро нацепив платье, я спустилась в сад, нашла Юльку и Кирилла. Не особо церемонясь, спросила о том, кто еще живет в нашем доме. Хотела прямым вопросом не дать Кириллу выкрутиться, но не учла того, что могу напугать сестру. Только когда она испуганно охнула рядом, я поняла, что наделала.

– Просто кто-то ночью зажег камин, – пояснила я, мысленно ища варианты, как выкрутиться.

– Может быть, вы сами? Просто забыли? – подсказал Кирилл.

Меня, конечно, посещают странные видения, но я же не дура! И если бы зажгла камин, то уж точно запомнила бы. Однако пришлось ухватиться за его подсказку и сказать, что наверняка так и было. Просто устала с дороги и забыла, как сама зажгла камин. Юлька поверила, а мне добавилась еще одна загадка в общий список, который рисковал стать весьма обширным.

Глава 5

Следующие несколько дней прошли суматошно, но без странных видений, и я немного успокоилась. Уверила себя, что все это показалось мне от усталости и необычности происходящего. А еще от неуемной фантазии, писатель я или кто? Просто воображение сыграло со мной злую шутку, только и всего.

Если бы я хоть на минуту допускала, что все это может быть по-настоящему, я бы точно увезла отсюда Юльку. Но правда состояла в том, что я не хотела возвращаться в душную, ставшую мне теперь такой ненавистной Москву, к знакомым и друзьям, которые знали все, что произошло в моей жизни, которые обсуждали меня и мой брак и с затаенным предвкушением ждали от меня каких-то действий. А мне ничего не хотелось. Хотелось лениво просыпаться под звуки поющих за окном птиц, потягиваться на слишком мягкой кровати, пить кофе на большой террасе, глядя на заросший сад и представляя, как красиво тут когда-то было. Гулять с Юлькой по разбитым дорожкам, вдыхать воздух, от которого легкие словно бы увеличиваются в размере и кружится голова.