Дневник одиноко-женатого мужчины. Повесть

Тетрадь 1. (1982—1984).

7 Сентября

Класс дружный. Не делится на группки как в моей старой школе. Ну, только если на девчонок и пацанов. Лексус как-то сразу пришелся ко двору (впрочем, это было предсказуемо). Он дня два молча приглядывался к народу, словно изучая каждого, ни к кому не лез, не старался произвести впечатление. Но, у него всё как-то выходит само собой: кого-то угостил сигареткой, кому-то дал списать «матёму»[5 - Математика] (а в ней он оказался просто асс), с кем-то обсудил футбольный матч. Короче, через неделю никто бы даже не сказал, что он новенький. Как бы так научиться как он! Меня он не бросил, а даже наоборот, наши дружба стала крепче.

У «Мартышки» оказалось странное имя Дарина Черемша. Она веселая, со всеми в хороших, но очень уж деловых отношениях. Она меня сразу взяла к «себе под крыло», рассказывая про каждого учителя, про каждого одноклассника, с комментариями о социальном статусе и что от кого ожидать. Как я понял, она душа компании и частенько приглашает всех к себе на большую дачу.

Получил письмо от Таньки. «Шмара»! Еще и пишет!

Тетрадь 1. (1982—1984).

14 Сентября

На выходных ездили к «Мартышке» на дачу. Нууу! Генеральские хоромы! Впрочем, «батон»[6 - Отец] ее действительно оказался адмиралом. Было интересно, как прибухивая, народ раскрывает своё нутро?

Игорь Гутылевский, (он же «Гута», тот самый с «пьяными глазами») «нажрался», и я подумал, что его глаза, наверное, вообще не трезвеют, постоянно находясь в кондиции. Он всё время подбивал пацанов вернуться в город, говоря, что самое время в «Зеленку».

«Колхозник» Джон (у него и имя оказалось рабоче-крестьянское Иван, только все его называли на английский манер) использовал свою недюжинную силу, оттаскивая пьяные «тела» на огромную кровать на втором этаже.

«Лексус» не пил вообще. Он сидел с Даринкой в углу и, закинув нога на ногу, о чем-то оживленно беседовал с ней.

Я с «Бананом» (фамилия у него Абанов, прикольно кто-то кликуху придумал) играл в карты и потягивал «Три топора»[7 - Портвейн «777»]. Бросая взгляд на кореша и свою соседку по парте, меня почему-то обуяла ревность. Она меня так опекала всю неделю, а сейчас даже взгляд не кинет. Тогда как в школке она, практически не замечая Лексуса, сейчас трещит с ним.

А потом произошло то, о чем я даже и не думал. Две девицы, явно на хорошем веселе, подвалили ко мне и «Банану», и пригласили нас на танец. Играл медляк, я обхватил «Ёлку» (Иоланту) за талию, она прильнула ко мне, положив голову на плечо. Её горячее дыхание согревало и без того взмокшую от возбуждения мою шею. Полутьма, алкоголь и «Скорпы»[8 - Группа «Scorpions»] сделали своё дело. Мы целовались в засос. Ёлка совала мне в рот свой язык, как будто хотела им пощекотать мои внутренности. Она потащила меня на верх. Но откуда-то возникший «Гута», извинившись перед Ёлкой, обнял меня за плечо и со словами «У меня к тебе есть срочный разговор», потащил меня на балкон.

Я передрефил[9 - Испугаться]: а если он «Ёлкин» «кадр». Тогда мне кабздец.

Но, «Гута» вдруг резко протрезвел и заговорил со мной нормальным голосом. Не знаю, как так можно?! Ну, если только он и не был пьяным вообще.

– Слушай, «Птаха», ты у нас новенький, не знаешь правил. Короче, у нас в своем курятнике не топчут. Чтоб проблем не было потом.

Я стоял, как последний лох. Не понимая, что имеет в виду мой одноклассник, я переспросил. «Гута» прыснул сквозь узкие губы:

– Никакого перепихона с одноклассницами. Понятно?

У меня было двоякое чувство. С одной стороны, было приятно, что «Гута» решил, что я «половой гигант», а с другой… А с другой, если бы он догадался, что у меня никогда и ни с кем…, решил бы, что я вообще не умею контролировать ситуацию.

Ну, зато теперь я знаю, что такое «Зеленка», и Гутылевский обещал меня взять с собой, когда пойдет туда снова.

Аркадий Петрович, взяв лист покупок и, внеся в него пачку кофе (по правилу «Зомби ящика»: взял – купи и положи обратно), покинул свою не столько уютную, сколько шикарную стараниями профессионала-декоратора, квартиру.

Проходя через осенний парк, Воронцов услышал высоко в небе перекликающиеся крики птиц. Выстроившись в ровный косяк, они пролетали над его головой, а он провожал их печальным взглядом, словно они летели туда, куда ему дороги нет.

Он с тоской в глазах шел по желто-красному ковру опавших с деревьев листьев.

– Папа, папа! – услышал он у себя за спиной звонкий детский голос.

Аркадий Петрович резко обернулся, и на его губах появилась улыбка. Печальная, грустная, но улыбка.

На дорожке стоял молодой мужчина, широко раскинув руки. А девчушка лет пяти-шести бежала ему на встречу. Вот она ухватила его за шею, и сильные мужские руки, подхватив ребенка, закружили ее в воздухе.

Тетрадь 1. (1982—1984).

21 Сентября

Был с сестрой на детской площадке в городском парке, увидели отца с его новой семьей: молодой женой с большим животом и девчонкой лет двух-трех (наверное, дочка тетки). Машка крикнула папе, тот глянул и отвернулся, сестра хотела побежать к нему, но я не пустил, сказал, что она обозналась, мол наш папа выше и волосы у него темнее. Машка она мелкая, ничего не понимает. А я?! А я его ненавижу. Живет сейчас как будто у него и нет другой семьи, за которую он должен нести ответственность.

Клянусь, клянусь всеми святыми, когда у меня будут дети, чтобы не случилось, они никогда не узнают, что такое жить без отца.

Оставив мешки с продуктами в отделе доставки, Аркадий Петрович, проклиная жену за забранную машину, поплелся на остановку автобуса, попутно звоня дочери. Ее мобильный не отвечал. Он долго теребил в руках телефон и затем, словно решившись на что-то, сделал еще один звонок.

– Здравствуйте. Я бы хотел поговорить с Екатериной Аркадьевной. Это ее отец.

– Г-жа Воронцова сейчас занята, у нее брифинг. Я передам, что вы звонили, – четко чеканенные слова, словно железные монетки, выскакивали изо рта секретарши.

И все. Ничего личного. И опять тишина. Тягучая, даже какая-то предупредительно-угнетающая. Аркадий Петрович неприятно передернул плечами.

Сидя в автобусе, он поймал себя на мысли, что не хочет ехать к матери. Вернее, не хочет ехать в ту квартиру, где все тот же диван, все та же мебель, лампы, кухонная посуда, что и много лет назад. Сколько он предлагал матери все это сменить, но она, держась за какие-то воспоминания, постоянно отнекивалась. Мать так и осталась жить одна. Аркадий даже не помнит, чтобы у нее были какие-то другие мужчины. Возможно были, но ни он, ни Мария ничего не знали об этом.

Чтобы не думать о плохом, он достал из глубокого кармана пальто согнутую тетрадь.

Тетрадь 1. (1982—1984).

15 Октября

Не хочу находиться дома. И даже не из-за психозов матери, а из-за себя самого, чтоб не наговорить ничего лишнего. Уже несколько раз наорал на мать, послал Машку. Как-то с чужими людьми я держусь (вернее, если потеряю самоконтроль, то стопудово получу «нанделей». ) Да и на ком срываться?! Рубить сук, на котором хорошо сидишь?! Я же не полный маразматик. Да потом, в компании я забываю про этого урода и то, что он с нами сделал.

Завтра идем с «Гутой» в «Зеленку». Позвали Лекса, он отказался, сославшись на встречу. (Интересно с кем это? Скрытный он, никогда про себя ничего не рассказывает).

Надо начистить обувь до блеска и надеть что-то поприличнее, чтобы выглядеть безупречно и аккуратно. Посмотрю утром все ли пуговицы на месте и выглажена ли рубаха. А еще надо конфеты рассовать по карманам, девчонки жить не могут без сладкого.

Тетрадь 1. (1982—1984).

17 Октября

«Зеленка» – это общежитие швейной фабрики и ткацкой учаги[10 - Училище] при ней. Какой идиот решил выкрасить четырехэтажное здание прошлого века в зеленый цвет?! Грязно зеленые стены с облупившейся штукатуркой делали дом образца военного времени с обтянутой камуфляжной сеткой. Несмотря на многоэтажность, он выглядел жалкой лачугой, которую давно было пора отправить под снос.