Заложники Света

– Я и не хочу быть любезной. – Произнесла она вслух. Но улыбнуться все же постаралась. Получилось еще хуже. Лицемернее.

– Надоело, – решила Арэлл и пошла к себе.

Гай, встретил ее пристальным взглядом. Но, естественно, ничего не сказал.

– Завтра мы идем на праздник, посвященный лурии Лолле. – В голосе Арэлл прозвучала досада, но она не потрудилась ее скрыть. – Последнее время я занимаюсь исключительно тем, что присутствую на празднествах!

Последний пир, который давал сенатор Витрувий Анней в честь наследника и его невесты был просто чудовищным. Арэлл с содроганием вспоминала ящериц, облитых медом, павлиньи яйца, жареных улиток, огромного кабана, начиненного жареными дроздами, но особенно омерзителен был заяц, украшенный крыльями, изображающий Пегаса. Все это лежало на литых золотых и серебряных блюдах. И, пожалуй, поднять одно такое блюдо человек не смог бы в одиночку.

Смотреть на обжирающуюся знать было противно и элланка с трудом сдерживалась, чтобы не запустить чем-нибудь потяжелей в физиономию консула [18 - Консул – почетный военный титул.] Аврелиана, сидящего напротив. Он ел так, словно совершал общественно важное дело – нечто вроде заседания в сенате. Отдавался процессу насыщения со страстью, потел от усердия, сопел, чавкал и к тому же считал своим долгом развлекать соседку занимательной беседой. После этого обеда у нее на неделю пропал аппетит, а стоило закрыть глаза, как сразу же перед мысленным взором возникали жующие морды с лоснящимися щеками и маслеными губами.

И вот теперь предстояло пережить еще один праздник. Боги, дайте сил перенести его и не сделать какую-нибудь глупость.

На следующий день, едва только стемнело, Арэлл, одетая в новый хитон с золотым шитьем по краю и полупрозрачную паллу, полулежала в носилках рядом с Лоллой. Будущая золовка, почти не видимая в душном полумраке, ерзала от нетерпения на подушках, цепляясь своими жемчугами за одежду элланки и болтала без умолку. О том как она счастлива, какой у нее замечательный брат, и как приятно прокатиться ночью на корабле. Слушая легкомысленное трещание, Арэлл впала в легкое равнодушное оцепенение и с трудом подавляла нервную зевоту.

Носилки чуть покачивались, полоски света просачивались сквозь неплотно задернутые занавески, слышалось сдержанное гудение толпы, и крики солдат, требующих освободить дорогу.

Как всегда, в самый неподходящий момент потянуло в сон, но приходилось тащиться на глупый праздник. Изображать там веселье и удовольствие. «Зачем я притворяюсь?! Зачем вообще согласилась ехать?! Машинально. По привычке. Чтобы не быть одной. Чтобы не думать и не выискивать в привычных вещах признаки смерти».

И если бы действительно получалось забыться, почувствовать себя счастливой от ощущения причастности к великолепной публике, наслаждаться вкусной едой и необременительным флиртом. Так ведь нет, обязательно в самый неподходящий момент, – например во время умной беседы с цензором Тремулом Марцием, – вспомнится, что он содержит публичный дом, который часто используется для демонических оргий. И отвратителен станет этот любезный образованный человек, захочется немедленно сказать ему гадость.

Или консул Септимий. Прекрасный семьянин, нежный отец семерых детей, собиратель древностей – по приказу которого был убит второй претендент на его должность. Отравлен каким-то тонким ядом, не оставляющим следов. Все об этом знали, судачили между собой и потихоньку восхищались ловкостью, с которой все было проделано.

Или, к примеру, сенатор Порций Ферст, недавно вернувшийся из южной провинции империи. Он считал себя экспертом изготовления и окраски шелковых тканей. В изобретенный им состав кроме восьмидесяти ингридиентов входила человеческая кровь. Именно поэтому, как он считал, его ткани приобретали такой несравненный, пурпурно-сияющий цвет.

…Милые человеческие слабости. Ничего особенного. Рядом с выдумками демонов, краска на основе человеческой крови казалась пустяком. Но скоро Арэлл поняла, что боится разговаривать с сиятельными магистратами, чтобы не узнать очередную страшную мерзость о каждом из них. Эдил [19 - Эдил – должностное лицо ведавшее общественными играми и строительством бань.] Серторий Квинт, сенатор Полибий Катиллин…

Квестор [20 - Квестор – главное лицо, ведущее судебные дела.] Антонин Пий был единственным в этой толпе, с кем Арэлл до некоторого времени, могла общаться без внутренней брезгливой дрожи. Толстый, одышливый человек с грустными глазами, обремененный большой семьей и кучей нахлебников. Его должность не приносила большого дохода, а взятки, как он сам признавался, он брать не умел. Считал ниже своего достоинства.

На последнем торжестве он долго разговаривал с элланкой.

– Прекрасный праздник, – отдуваясь и вытирая вспотевший лоб, едва только увидел невесту наследника, заявил он. – И еще больше его украшает ваше присутствие, дорогая.

– Не будем обо мне, – поспешила остановить его девушка, уже зная, что комплименты могут затянуться надолго. – Расскажите, как вы.

– Вы понимаете, милая, – начал он сразу доверительно, поддерживая Арэлл за локоть. – Признаться, иногда начинаю чувствовать себя неполноценным. Не далее как вчера разбирали дело лурия Клавдия. Нет, естественного, не того, не вашего, то есть я хочу сказать, не сиятельного лудия-наследника. Так вот, убийство раба. Причем раб, дубина, сам напал на достопочтенного лурия при свидетелях. И был, естественно, убит. Разорван на куски мастифом своего хозяина. Извините, дорогая, за кровавые подробности. Конечно же, необходимо судебное разбирательство. По закону, всех рабов, содержащихся в доме, надлежит подвергнуть пыткам и казни. Вижу, я шокировал вас, но таковы законы. Так вот, интерес лурия Клавдия был в том, чтобы не потерять свою собственность, за которую он, надо сказать, заплатил немалые деньги, из-за одного безумца. Он приходит ко мне с довольно крупной суммой денег и просит уладить это дело миром. Повернуть все как-нибудь так, словно не было никакого нападения, и он сам убил раба. Хотел показать гостям охотничьи качества собаки. А я, вы представляете, не смог взять деньги. Не смог и все.

В его маленьких глазках кроме разочарования, элланка увидела еще и отблеск гордости. Он не столько сетовал на свою принципиальность и болезненную честность, сколько гордился ею.

– Что стало с теми людьми?

– С какими, дорогая?

– С рабами!

– А, их казнили.

– Всех?!

– Ну, да. Закон в этом смысле очень строг. Рабы должны знать, что если кто-то из них посмеет поднять руку на своего господина, наказаны будут все.

Арэлл захотелось взвыть. А еще лучше схватить лицемерного Пия за шкирку и швырнуть с балкона вниз. Они стояли, любуясь утренним Рэймом, залитым солнцем, но тогда Арэлл показалось, что небо потемнело. Это от ярости. Которую совершенно невозможно контролировать. В доме богатого патриция живет не менее ста рабов, и все они были убиты ради чванливой прихоти квестора Антонина.

– Лурия Арэлл, вам плохо?! – всполошился толстяк, заметив, как изменилось выражение ее лица. – Это от солнца. Позвольте проводить вас.

Клавдий, беседующий с префектом преторианцев – звероподобным Марием Антонием – увидел, что с невестой творится нечто странное. То есть странное с точки зрения нормальных людей. Сам то он давно привык к выходкам элланской девицы. Теперь, по всем признакам, ее трясло от бешенства.

Она успокоилась тогда только спустя некоторое время. Уговорила себя, сидя в одиночестве в комнате со спящими нимфами и грустным мальчиком. Но в обществе Антонина с тех пор у нее начинала болеть голова от раздражения.

«Я не хочу ничего знать о них! Мне проще ничего не знать. Тогда я по-прежнему смогу считать их людьми…»

– Арэлл! Дорогая, ты спишь?! – горячая, влажная ручка Лоллы, прикоснулась к ее запястью.

– Нет, – девушка открыла глаза, перед которыми все еще стояла пурпурная пелена шелковой ткани Ферста.

– Приехали! Ах, как же я волнуюсь!!

Носилки больше не двигались, занавески раздвинули, и два крепких раба со всей подобающей почтительностью помогли выйти сначала дочери императора, затем его будущей невестке. Элланке было все равно, какое место она занимает в иерархии семьи правителя, но Лолла закатывала истерику, если чувствовала, что ей не оказали достаточного уважения. Пока она была «главнее» Арэлл и собиралась получить из своего положения все возможные преимущества.

Первым, что они увидели, был «Гиеронт». Корабль уже спустили на воду. Он казался огромным морским зверем, случайно заплывшим в реку и теперь оказавшимся не в силах выбраться обратно на простор. Казалось, он так и застрянет между двух берегов.

Палубу освещали огни. Множество огней… Прохладный ветер трепал разноцветные флаги, обрывал цветы, тяжелыми гирляндами обвивающие мачты, все восемь башен, якоря, и даже весла гребцов.

Возле гавани располагались верфи, лавки, какие-то скособоченные домишки непонятного назначения, но теперь они растворялись в темноте. Сияние «Гиеронта» затмевало их. Дорога к сходням тоже оказалась усыпанной цветами, и по обе стороны от прохода стояли преторианцы в парадных доспехах. Арэлл шла следом за Лоллой и двумя ее телохранителями, чувствуя как похрустывают под ногами тонкие стебельки. Любопытная толпа шумела где-то справа, оттесненная солдатами от места, где должно происходить основное празднество.

Эдил Серторий Квинт, ведавший общественными играми и вообще всеми увеселениями Рэйма, встретил их у трапа. Высокий молодой человек с вытянутым, холеным лицом, с которого не сходило выражение легкого утомления и скуки. Как он мог увеселить хоть кого-нибудь с такой гримасой, Арэлл было решительно непонятно. Казалось, ему самому необходима труппа постоянно действующих актеров, чтобы он не скончался от тоски. Но Лолла млела в его присутствии, находя в лурии Сертории массу достоинств.

– Осторожнее, – едва слышно шепнул верный Гай, поддерживая Арэлл за локоть.

Наверное, хотел уберечь от падения на наклонных досках сходен, а может быть снова с ее лицом оказалось что-то не так. Элланка попыталась изобразить радостное оживление, которого не испытывала, и следом за золовкой ступила на борт.