– Хоть одно слово при посторонних – побрею налысо! Глаза зажмурь, рот закрой. Чтобы был зеленый и натуральный, понял?
Кактус неохотно кивнул.
– Ты уснула, что ли? – не унималась рыжая. – Гвен!
Еще раз угрожающе пообещав все кары небесные за недостойное поведение, Гвендолин пошла открывать дверь.
Мэри ворвалась в спальню, как ураган. Осмотрела обстановку, выглянула в окно, что-то прощебетала про солнечную сторону и с ногами забралась на кровать.
– А я за конспектом, – улыбнулась она. – Ты ведь обещала.
– Обещала. – Гвендолин недовольно посмотрела на изящные туфельки, которыми Мэри испачкала покрывало. – Сядь в кресло, будь добра.
– Нет, спасибо, мне и тут удобно. Ой, это что? Кактус? А какой вид? Они разные бывают, я знаю. Мама их тоже любит, но я совершенно не разбираюсь в названиях. Колючий? Ай! Колючий… Смотри, какая у него тут царапина, прямо как рот! Смешной. Жаль, глаз не хватает. Может, выковырять пару углублений и вставить бусины? Будет красиво. У меня даже есть подходящие!
– Не надо ничего выковыривать! – Гвендолин с ужасом заметила, как у колючего подопечного дернулось веко. – Мэри… ты это… не трогай ничего.
– Так я же чуть-чуть, – простодушно ответила рыжая. – Давай скорее записи, и идем на ужин.
– Держи. – Гвен вручила ей тетрадь и повернулась к выходу. – И правда, поторопимся, а то все без нас съедят.
Но Мэри, в противовес собственным словам, не думала уходить. Она раскрыла конспект, уверилась, что понимает почерк. Потом вновь полюбовалась кактусом, понюхала цветок на его верхушке, заявила, что он странно воняет, и только после этого направилась к дверям.
Но не успела Гвендолин облегченно выдохнуть, как в комнате прозвучало недовольное:
– Сама ты воняешь.
Мэри резко остановилась.
– Что? – спросила она, глядя на подругу.
– Что? – вздернула брови Гвен, надеясь, что рыжая поверит в слуховые галлюцинации.
– Кто это сказал?
– Что сказал?
– Что я воняю! – Мэри посмотрела по сторонам.
– Тебе показалось.
– Нет, я точно слышала! Звук шел оттуда. – Рыжая ткнула пальцем в сторону тумбочки.
Гвен усмехнулась:
– Просто окно открыто. Кто-то гуляет во дворе, а до нас эхо доносится.
– Да?
– Да. Не бери в голову. – Она схватила Мэри за руку и насильно вывела из комнаты, плотно закрывая за собой дверь. – Как думаешь, что сегодня на ужин? Хочется пирога с вишней и какао.
Гвендолин никогда не любила цветы на подоконниках. На тумбочках, впрочем, тоже. «Растения должны расти на природе, а не в горшках», – считала она и правильно делала. Последние события лишь убедили, что мирного сосуществования с зеленолистными быть не может.
– Ты заговорил при посторонних! – обличающе предъявила она кактусу, когда вернулась с ужина. – Заговорил и чуть не стал причиной чужого инфаркта.
– Твоя подруга сказала, что я воняю! – Кактус ни в какую не хотел чувствовать себя виноватым.
– А может, у нее нос забит? Разве это повод подставлять меня?
– Почему «подставлять»? Ты должна гордиться, что у тебя родился я, а не флегматичная фиалка!
– Фиалка не орала бы.
– В нашей академии фиалки разводит уборщица, госпожа Кокно. Как ты думаешь, мог ли у нее вырасти тихий и спокойный цветочек?
Гвендолин вспомнила ответственную за порядок даму и вздрогнула. Госпожа Кокно была под два метра ростом и столько же – в ширину, обладала громким басом и называла студентов «грязнопопиками». Кактус прав, у такой женщины не могло быть воспитанного питомца.
– А ты характером пошел в зельевара? – Гвендолин сложила руки на груди.