Нельзя. Времена безрассудства давно прошли.
Слассен поднялся и набросил капюшон балахона.
– Никто не должен знать о ключах – только ты. Ты проводник божьей воли в этом походе.
– Я проводник воли Ериха, – прошипел Рокот.
Веришь ли ты делам своим больше, чем священным книгам?
– Ерих Великий верит тебе как самому себе.
Готов ли перед богом ответить за приказы монарха?
– Раз уж сам Ерих верит, – Рокот смиренно склонил голову.
Храмовник торжествующе улыбнулся и поспешил к выходу. Рокот последовал за ним, помог накинуть плащ.
– Почему ты не объяснил все в казармах? – не удержался Рокот.
Храмовник высвободил руку из бесчисленных складок, поправил капюшон и безмятежно улыбнулся.
– У каждой стены есть уши. Твоя семья много лет надежно хранит твои тайны. Не так ли? Ерих доверяет Мирте куда больше, чем обитателям казарм. Разве за всеми уследишь? К тому же, зная, что рискуешь ты семьей, Ерих верит тебе даже больше, чем самому себе.
Не мигая, Рокот продолжал смотреть на Слассена. Жар поднимался из груди и волнами расходился по телу. Все эти годы Ерих знал его тайну о магии? Знал и хранил, чтобы использовать с выгодой. Теперь всего лишь представился случай.
– Мир и покой, – дружелюбно поклонился храмовник и скрылся в промозглой темноте.
Рокот плотно закрыл дверь и прижался лбом к холодному дереву. Захотелось исчезнуть.
Позади зашуршала юбка.
– Ты все слышала? Да, я снова ухожу в поход, – Рокот резко обернулся и стремительно подошел к Мирте.
– Снова на десять лет?
– Нет, я вернусь к осени. Четыре ключа – это всего лишь четыре храма.
– Всего лишь четыре храма для тех, кому и вовсе они не нужны?
Он крепко прижал ее к себе, вдохнул теплый запах дома и прошептал:
– Я вернусь к осени. Никому не говори о том, что сегодня случилось, и о том, что ты услышала. Ничего не бойся. Мы несем свет Сарима в лес. Мы строим храмы. Только и всего.
Он резко отстранился и отошел к окну. По слюдяным кругляшкам все так же стекала вода. Фонари погасли.
– Ты веришь в это дело? – тихо спросила Мирта.
Рокот долго молчал, провожая взглядом капли дождя.
– Как Лилу? – вместо ответа спросил он.
– Лучше. Согрелась и крепко уснула, – без дрожи в голосе ответила Мирта.
– Я обязательно вернусь.
Мирта крепко прижалась к его спине и обняла доверчиво, как только что обнимала Лилу.
– Ничего никому не говори, – по слогам повторил Рокот.
Глава 3
Взмах березовой метлы – лежалая трава в сторону, взмах – и чернеет земляной пол. Заметная работа всегда радовала Белянку: куда веселее убирать, когда сора скопилось много. А уж наряжать избу первоцветами в канун Нового лета – одно удовольствие!
Пахло небом. Сырой ветер, напоенный талой водой, рвался в раскрытые ставни, надувал штопаные занавески. На перемете раскачивались пучки трав, завывали щели между рассохшихся за зиму бревен. Подхватив левой рукой кадушку с водой, Белянка плеснула через край и продолжила мести.
– Эй, подол зальешь! – Ласка подняла босые ноги на лавку и подтянула зеленый сарафан, расшитый понизу желтыми одуванчиками. – Подарок матушки, к празднику!
Подарок матушки…
Матушка Белянки лет десять назад ушла на запад. Отец погоревал-погоревал да и отдал дочку в ученицы тетушке Мухомор, а сына Ловкого воспитал сам – с мальчишкой-то яснее. Белянка здесь выросла, но домом избушка ведуньи ей так и не стала.
Ласка продолжила с упоением расчесываться: глубоко разделяя гребнем смоляные пряди, плавно проводила до кончиков, потом вскидывала острый локоть – и волосы густой волной укрывали спину, а она снова поднимала гребень к затылку. Белянка невольно залюбовалась: брови изгибаются коромыслами, ресницы трепещут крыльями бабочки, а на подбородке такая мягкая ямочка… У самой-то ни бровей, ни ресниц не сыскать – светлые, как пересохшая солома.
– Что уставилась глазами побитой собаки? – задрала нос Ласка и усмехнулась.
Будто она тут хозяйка! Раз младшенькая Боровиковых, которых полдеревни, то можно зарываться?
– Тетушка Мухомор тебя просила на стол накрыть, – осторожно напомнила Белянка.
Ласка скривилась, а потом вдруг приторно улыбнулась:
– Скажи, Белка, а с кем ты собралась на празднике танцевать?
Щеки запылали, и Белянка отвела взгляд. Вцепившись в метлу, она принялась остервенело драть земляной пол. Завтра день встречи Нового лета и ее первые танцы. Ласка уже два лета танцует в круге костров, и оба раза ее приглашали парни под балладу о тех, кто даже на запад ушли вместе. На что надеялись? Ученицы ведуньи обречены на одиночество и ни с кем не могут обручиться, не бросив волшбу. А разве ее бросишь? Это как дышать перестать.
– Не пойду я, – буркнула Белянка, вжимая голову в плечи.
– Глупость какая! – фыркнула Ласка и легко вскочила с лавки, подбирая подол. – А я в этот раз отвечу поцелуем.
– Поцелуем? – ахнула Белянка. – Разве ты знаешь, кто тебя пригласит?
– Это вся деревня знает, дурочка! – усмехнулась Ласка и закружила Белянку по мокрому полу, а потом резко остановилась и склонила голову набок. – Ведь и тебя можно сделать миленькой. Подчернить ресницы, подрумянить губы да волосы попышнее уложить…
Белянка нахмурилась. Что-то тут неладно: сколько лет бок о бок прожили, но помощи от нее никогда не было.
– Не веришь – и правильно! – Ласка сощурилась. – Обмен такой: я тебя к празднику наряжаю, а ты за меня сегодня по дому: на стол там накрыть или что еще просила наша грымза…
– По рукам! – поспешно выпалила Белянка.