Седьмая ночь

– Так давно… что? – ему показалось, что он ослышался, или же она пошутила.

Он вновь внимательно посмотрел ей в лицо, но никаких признаков улыбки, обычно сопровождавшей шутку, не заметил в её лице. Он боязливо огляделся.

– Скажите, куда я попал, где я?

– Это город, самый центр города. И перестаньте называть меня на «вы». Вот этот бар, что я говорила… Не волнуйтесь, я заплачу, у меня есть деньги…

– Я что, так плохо выгляжу? – спросил он, хотя сейчас волновало его далеко не то, как он выглядит, все было, как в тумане, как во сне, неясно, непонятно, копились вопросы, но не желая выглядеть перед ней занудой, он выбрасывал их из головы один за другим.

– Пойдемте, пойдемте, – торопливо сказала она, как человек, который не может позволить себе тратить время зря. – Мне надо выпить, да и вам бы не мешало – замерзли на морозе. Как вы там очутились? Обычно в этот глухой переулок заходят бомжи, чтобы помочиться вдали от людских глаз. Но мне повезло: вы не бомж, вы порядочный человек, ведь правда?

«Странно, – подумал он, – Только что утверждала, что давно знает… Может, по телевизору видела, или на Фейсбуке?.. Э-э, с ней, мозги вывихнешь… девчонка… Что-то сказала…».

– Вы что-то сказали?

– Как вас зовут? – повторила она.

– Мурад, – ответил он.

– Мурад, – отозвалась она, как эхо. – У меня двоюродный брат – Мурад, все зовут его Мурик. Несерьезно звучит, правда? Мне хочется выпить виски. Я как-то пила год назад, и помню, почувствовала себя так хорошо, великолепно, раскованно, язык развязался… мне надо вернуть то состояние, чтобы поговорить с вами…

– Да у вас и без виски язык…

– Да, я знаю, – перебила она торопливо, боясь, что он в свою очередь перебьет её. – Сейчас я немного взвинчена, потому… – но сама осеклась и замолчала.

Бар находился в полуподвальном помещение, был очень уютен, с неожиданным для бара камином с потрескивающими в огне дровами и приятным мягким освещением ласкающих глаз зеленых ламп.

Мурад и девушка спустились с тротуара на четыре ступени и вошли в распахнутую узкую одностворчатую дверь бара. Было тихо, в углу сидела компания из двух девушек в черных вечерних платьях, слишком, может быть, роскошных для такого места, и мужчины в безрукавке поверх желтой рубашки и жокейской шапочке. Когда они вошли и направились к столику в другом конце небольшой комнаты, мужчина поднялся из-за стола и направился к пианино, присел за инструмент и начал тихо играть, будто в честь новоприбывших. Но он даже не смотрел в их сторону, а девушки, бросив мимолетный взгляд на вошедшую парочку, продолжали пить вино. Одна из них курила сигарету на длинном мундштуке, другая держала на коленях большую, неопрятную кошку, явно подобранную с улицы. Со стороны пианино послышалась мелодия популярного блюза Скотта Джоплина «Кленовый лист». Мужчина за пианино поначалу приступил к игре робко, словно нащупывая на клавишах необходимые ноты, приноравливаясь к инструменту, пробуя его на готовность, как бы успокаивая его: одолеет ли такую чудную музыку; потом заиграл все увереннее, пальцы его забегали по клавишам бодро и сильно, и музыка лилась, будто давно поселилась в этом старом, но верном инструменте. Потом он поднялся и опять же, даже не глянув в сторону вновь прибывших (создавалось впечатление, что он словно опасается того, чтобы они не приняли его поступок, его игру как приветствие в свой адрес), присел рядом с девушками. Все трое молчали.