Новая эра. Часть первая

6156 +85,5 (стоимость двухкилограммовой) = 6241,5 р

6241,5 +1560,4 (25%) +10 (обычный транспорт) = 7811,9 р: 28,4 (курс на сегодня) = 275,1 $

275,1 +30 (грузовой транспорт) = 305,1 $

Твой остаток на сегодня – … $

Внешность у книжки не только приятная, но и привлекающая внимание; нестандартный формат придает ей «элитарную своеобычность». Конечно, шрифт мог бы быть покрупнее, а печать погуще, но это все в пределах нормы. (Это сказала мне со всей ответственностью Лена-издательница, у которой случались книги в этом отношении намного хуже). Жаль, конечно, что человеку с подпорченным зрением читать ее будет трудновато, но будем считать, что «читатель Ваймана» имеет (как чекист-путинец) орлиный холодный глаз, горячее сердце и непотные руки.

Ну, Матвей, ты – гигант! Ты меня просто восхитил своей оперативностью! Я аж задохнулся. Ну спасибо, ну порадовал!

Чувствую, что тебе нужен небольшой отпуск, отдохни. Потом при желании расскажешь, как прошло все: передача денег, отправка книг и т. д.

В общем, огромное тебе спасибо. Обнимаю тебя. Слов нет, колоссально… А еще любит жаловаться на свою неделовитость!

Ну, а если на твой взгляд и на взгляд Лены книга выглядит сносно, то и тут мне полегчало.

Ладно, кончаю излияния. Будь здоров.

Всегда твой

Наум

Портос позвонил, поздравил с международным женским днем

– А я тут причем?

– Ну, ты тоже блядь порядочная.

9.3. Ф: во мне чувство опустошенности

Бараш позвонил. Поздравил. Он тоже хочет издать книгу. Может, у Кузьмина. Распрашивал про Кононова. Предложил идею организовать «на крыше» презентацию-концерт, чтоб каждый спел что-нибудь или стишок рассказал, взобравшись на стульчик, «будет очень современно». Но чуть позже, «когда теплее станет». И просил напрямую с Олей не связываться, он сам с ней обговорит это дело.

Неожиданно позвонил Пепперштейн, пригласил завтра на выставку (совместная, его и Гринмана) в Иерусалимский музей. Дело хорошее, поедем.

10.3

Ездили в Иерусалим, на вернисаж Пепперштейна. По дороге встретил Бараша с Ирой, она несла в рюкзачке младенца. Бараш был настроен доброжелательно: подарил последний номер «Зеркала» и даже лишний пригласительный подарил. Удивлялся «ловкости» Пепперштейна: «Другие жизнь кладут, чтобы в Музее выставиться…»

Я расфуфырился, надел флорентийское пальто, направо и налево хвастался книжкой. День был солнечный, но прохладный, славный денек. В саду скульптур тусовались, вино на халяву и прочее. Я изображал сияние успеха и фотографировал. Бараш стремился попасть в кадр с великими. Бочком-бочком.

На выставке встретил Дану с Некодом, показал книжку. Вдруг увидел, что такое черная зависть: аж почернела, онемение хватило, столбнячок. Собравшись с силами, полистала. Наткнулась на слово «Сингедрин». «Сингедрин, вместо Сангедрин», – обращаясь к Некоду. «Наверное, опечатка..», – это уже мне, ласково-снисходительно, мол, вы же не могли так ошибиться, вы же не идиот, правда? Но мое наглое добродушие не было поколеблено: «А черт его знает!» – и я подмигнул Некоду. Даже захотелось хлопнуть его по плечу, но решил, что это будет излишне. Он передернулся в неразрешенной улыбке, а Дана, выронив презрительное «поздравляю», отвернулась. А я вспомнил, как она меня поддела с «эц юхасин[13 - Генеалогическое древо (ивр.), что я однажды сдуру перевел как «дерево Юхасина»…]», эпизод отражен в книге, отражение отражений… Потом встретил Сошкина. Похвастался ему еще и статьей в «Независимой», что меня рядом с Галковским упомянули.

– Я его как раз недавно прочитал, – заметил вечно серьезный Сошкин. – Заставил себя. Чудовищный пошляк. Какие-то скучные антисемитские пассажи. Целую трагедию развел по поводу того, что ему в детстве пиздюлей не жалели, и правильно, кстати, делали.

Я был весел и на все согласен. Ире Гробман всучил стихи Кононова, попросил провентилировать насчет публикации.

Похвастался и Тане. Аркадий Гринман, напарник Паши (это была парная выставка), оказывается ее муж, а я и не знал. Оля долго держала свою руку в моей. Теплая такая рука, мягкая, обнимающая. Есть такие женщины: стоит до них дотронуться, они на тебя прям проливаются. Нишпехет, как говорят на иврите.

А сама выставка – странная. Бестиарий такой в стиле «фэнтази» на стенах, с текстами а-ля Толкинен, «лабиринт» с озеленением, мол, «защита окружающей среды», мы ж с понтом «зеленые»… По мне: так ни уму, ни сердцу. Но оч. современно…

11.3.2000. Для Л:

книжку получил, сигнальный экз. Простовато вышло и шрифт мелкий и бледный. Матвей уже послал мне 400 книг, через две-три недели придут. Была статья в «Независимой газете», посылаю тебе. Так как «испанские оргии» в ванне на ножках?

Дорогой Наум!

Поздравляю с выходом книги!

Вид у нее достаточно броский, но не аляповатый. Увидев на прилавке, обязательно возьмешь посмотреть, что это. Только подержав книгу, оценил ее «вместимость» просто по количеству текста. Сначала немного огорчился шрифту, но воткнулся в сам текст, и шрифт заработал, заставив забыть про свое начертание. Текст затягивает. Утешаю себя тем, что при другом шрифте не получилось бы такого компактного и вместительного издания.

Вчера встретился с Мотей и взял у него двадцать экземпляров и тут же раздал коллегам-критикам – как раз было собрание академии, а потом церемония и банкет по поводу вручения аполлоновской премии (в этом году ее получил Соснора). Приятно было то, что половине критиков не нужно было объяснять, кто такой Вайман, они или смотрели текст сами в Интернете, или слышали о нем.

Еще раз поздравляю!

Сергей

Дорогой Сережа!

Огромное спасибо за все

Мечтаю выбраться в Москву, надо ж обмыть это дело. Может, к лету.

А, может, повезет, и еще повод представится: вдруг текст прорвется в какой-нибудь «лонг» или даже «шорт» чего-нибудь этакого премиального-симпатичного (Кононов сказал, что издательство на Букера выдвинет), тогда, как говорится, сам Бог велел… Али тебе случится в наши края заглянуть?

Будь здоров. По возможности держи меня в курсе рецензий, если таковые появятся.

Всегда твой

Наум

Наум, привет!

Должен сообщить тебе, что у меня дела с интернетом – полный швах. На простой выход в интернет приходится тратить несколько часов; представь себе: с утра (а ближе к вечеру вообще труба дело) – полдня омерзительного треньканья, не дающего ни на чем сосредоточиться, после чего аппарат отключается в процессе получения (или отсылки) письма. При этом адская машина устроена таким образом, что, недополучив хотя бы одно сообщение (скажем, получив 1 из четырех), потом по второму, третьему и т. д. разу получаешь уже полученное, а до неполученного никак не доберешься, так что сообщения просто накапливаются и скоро достигнут (если уже не достигли) критической массы, после чего я вообще никогда уже ничего не получу.

Поэтому так вышло, что я получил твое сообщение со сведениями о Штеймане уже после того, как провернул всю операцию с пересылкой. Сегодня попробую повозиться с интернетом среди ночи (ставлю будильник на 4 часа). Если не получится, перешлю письмо через Сергея, с которым завтра встречаюсь, чтобы передать твои книги для раздачи «критикам-ебитикам». Так что если получишь письмо через Костырко, это будет означать, что с прямой E-перепиской придется завязать – хотя бы на время. (Боюсь, на продолжительное, так как я с каждым днем становлюсь все беднее, и впереди в этом смысле – никакого просвета. Эх, мне бы израильскую пенсию, да что делать: сам знаю, что не заслужил).

Два слова по поводу Березовского-публициста (не родственник ли олигарха? – было бы забавно). Я ничего такого давно не читаю, но от мыслительных (с позволения сказать) «ходов» подобного рода не отвык. «Нормальных» евреев я в России, кроме себя самого, не знаю практически ни одного. Остальные – либо ассимилянты на подножном корму, либо пассионарии разных степеней параноидальности, как-то: пылкие православные христиане, грязные дельцы-«олигархи», политики – русские патриоты и прочая плесень, которая повылезала изо всех щелей и сделала образ еврея, живущего в России, карикатурно-провокационным (как будто их сочинил, изготовил и дергает за ниточки какой-нибудь кукловод-Шульгин). А еврея без креста на брюхе так и вовсе днем с огнем не сыщешь – это кроме шуток. Родится такой выблядок – его крестят, женится – венчают, отдаст концы – отпевают, как намедни твоего знакомца-бабника Сапгира (не будучи представлен, сужу исключительно по Тексту). Вот, к примеру, характерная картинка «Из новостей литературной жизни»: «поэт» М-д, бездарный графоман-плагиатор, выпрыгнул по пьяни из окна, переломал себе все, что смог – и в больнице «принял христианство», т.е. крест на жирное брюхо навесил на всякий пожарный случай, поступил, так сказать, «на окормление» к шастающим по палатам попам. Изъясняется на эти темы исключительно посредством мычания, ибо не только Библии, но и Евангелия никогда не читал и «слов не знает». Ныне размышляет над предложением поехать в Израиль лечиться (добавлю от себя: единственное, что мне не нравится в Израиле, – так это неразборчивость относительно таких «светочей культуры», если их угораздило родиться евреями): и хочется на халяву, и колется – как же я, русский православный поэт, буду там среди нехристей. Какая-то во всем этом пошлость уже запредельная, зашкаливающая, и очень хочется, прямо-таки до боли, чтобы М-д этот (прости, Господи) просто подох поскорей… для своего же блага.

Что же касается русских, то ты точно отметил (но как бы не «сфокусировал») очень характерное противоречие: зоологический, геббельсовского толка антисемитизм и – «спокойная тональность», которая, на мой взгляд, свидетельствует о том, что человеку и в голову не приходит, что он антисемит; он, пожалуй, и обиделся бы на такую «инсинуацию», а то и драться бы полез. (Писатель-деревенщик Василий Белов как-то изрек по подобному поводу: «Да что вы мне всё тычете „антисемит, антисемит“, я скоро за такие слова на дуэль вызывать начну»). Именно поэтому русский антисемитизм неуязвим и бессмертен (настолько, насколько «бессмертно» русское самосознание). Меня как-то однажды поразила выступавшая по телевизору ученая немка, сказав примерно следующее: «Считается, что немцы покаялись. Это, конечно, так, но не следует забывать, что они покаялись только в 60-е годы, когда стали хорошо жить». Думаю, к этому же «архетипу» можно причислить и покаяние японцев и, отчасти, итальянцев (покаяние «в католической аранжировке»). Нашкодившие нации оказываются в положении «лишенцев», и им остается только, стиснув зубы и затянув пояса, работать, забыв о национальной гордости, воинской чести, собственной «святости» и тому подобных шаловливых проказницах. Когда настаёт время поднять голову, оглядеться и сменить пояса на подтяжки, оказывается, что живут они совсем неплохо – лучше, чем раньше, – и тут наступает пора коллективного прозрения и покаяния. Так вот, русских, в силу ряда непреодолимых обстоятельств (прежде всего, из-за величины территории, а главным образом из-за непоправимой порчи генофонда), нельзя завоевать (или хотя бы побомбить от души, как славно побомбили-таки их дружбанов-единоверцев сербов, потешили меня, старика!), расчленить и заставить работать из-под палки, забыв о тухлой бредятине национальной мифологии. Поэтому они не могут накопить благосостояния, необходимого для «коллективного прозрения» и покаяния. А без покаяния не могут накопить благосостояния. Получается замкнутый круг. Русским оказали бы большое благодеяние, поставив их на колени и принудив вкалывать, но, похоже, никакой цивилизованной внешней силы (даже совокупной силы Америки и Европы) на это не хватит, а внутренних сил на такой подвиг не хватит ни у кого – по определению. Выходит, пока Россия будет существовать, она останется рассадником самой гнилой и омерзительной юдофобии, а именно – «духовного» (религиозного в своей основе) антисемитизма. Кстати, ни один русский никогда не признается самому себе в том, что это Россия заразила Германию вирусом «духовной» юдофобии, а не наоборот. Русские искренне считают себя спасителями евреев, хотя сгинувшие евреи, по моему разумению, на совести не только (и, может быть, не столько) тевтонов-завоевателей, сколько населения тех стран, на территории которых они отлавливались. Прости, если говорю банальности; не моя это «сфера научных интересов», а просто моя заноза – как выяснилось, неизвлекаемая и со временем только сильнее загнивающая и отравляющая «весь организм». Хуже всего то, что при такой настроенности трудно найти какой бы то ни было смысл или оправдание в писании по-русски (единственная, но явно жульническая отговорка: Я больше ни по-каковски не умею. – Ну и заткни пасть, долбоёб!), а это парализует волю и сводит на нет последние остатки амбиций, без которых в нашем грязном деле далеко не уедешь. Как ты уже догадался, весь этот пассаж сочинен для того, чтобы продемонстрировать, как пишется слово «долбоёб»; можешь говорить что угодно, но ошибки, особенно в сфере «телесного низа», сильно портят впечатление. Я, признаться, надеялся, что корректор поработает более добросовестно. В остальном же текст, при просмотре в книжном варианте, выглядит вполне достойно.

Покровский при встрече просил тебе передать, что с рецензиями «дело на мази»: точно напишут Золотоносов (ты его вроде бы знаешь) и Виктор Топоров (записной антисемит, между прочим, но пишет хлестко, «заставляет себя читать», а вашему брату, как я понимаю, все впрок, лишь бы побольше шуму…)

Всегда твой

Матвей

На пикник поехали только Мирон с Настей. Весна, травка зеленеет, персиковые сады в цвету. Плывешь среди розовых нежных цветов…