Тропа ведьм. Слезы навий

– Да если бы даже остался, толку мало. Ты вокруг посмотри. Хоть один столб видишь? Ни высоковольток, куда ни глянь, ни простых опор. За все дни ни одной машины в деревню не заезжало. Зато парнокопытные в каждом дворе. А вчера вечером… – Она задумчиво всмотрелась в даль. – Алька, ты меня можешь за сумасшедшую считать… В поселке четверо ворот, и все на ночь запираются. Не ходит здесь люд по ночам. Тихо, как в гробу. Выйти за ворота после того, как солнце село, невозможно: стоят, охраняют. Я уж было подумала, всяко бывает, может, банды какие лихачат, места-то дикие… – Помолчала. – Не банды. Пока солнце не село, вышла за ворота, думаю, окрестности огляжу, может, где и на трассу выйду или встречу кого, позвонить попрошу…

Шла Ника не сворачивая, помня, что именно так и можно заблудиться, шаг влево, шаг вправо, и закрутит-завертит тропа узкая. Отошла вроде недалеко, да только оглянулась и поселка не увидела, будто не было. Поле сорное да кусты ежевики дикой, можжевельник испуганно трясет ветками на ветру, дереза за подол колючками хватает. Отчего стало страшно? Оттого ли, что внезапно поняла, что потерялась, или от чувства одиночества, так же внезапно обрушившегося на неуемную головушку? Развернулась и обратно направилась. А сердце гулко стучит да трепетно. Уж не километр, все пять прошла. Выдохлась, но не видно ни высокого забора, ни ворот бревенчатых. Тропа выворачивала, крутилась под ногами, забредала за кусты, хотя Ника точно помнила, что никуда не сворачивала. От страха завыла в голос.

– Никак заблудилась-заплутала, девица красна?..

Ей даже оглядываться было страшно, так жутко прозвучал невесть откуда возникший хриплый, дрожащий голосок.

– Что это ты не отвечаешь, девица? – елейный голос. Топает, ногами по земле чавкает, будто по болоту их тянет.

«Не оглядываться, только не оглядываться», – уперто твердила себе Ника и шла вперед, с ужасом понимая, что тропа уводит в лес. Тот самый, откуда с Аглаей вышли. Тот, где болото, тварь и черные иноходцы с гикающими наездниками. А позади хриплый не отстает, Ника его спиной чует.

– Обернись, краса-девица! Я ничего молодец! – Хихикает мерзостно, а по коже у Ники мороз. – В дом свой приведи, с родителями познакомь, я мужем хорошим буду.

Ника остановилась у первого дерева. Куда далее? Вперед, в чащу жуткую. Оглянуться еще страшнее – встретится нос к носу с хриплым и отчего-то твердо знает: нельзя. А хриплый уж в спину дышит, и чует Ника, как пальцы рук ее касаются. Холодные, влажные. От ужаса у самой ладони вспотели, в жар кинуло. Стоит и трясется.

Откуда внезапно вышел огромный черный волк, не заметила. Только остановился и щерится. Руки тут же от Ники отдернулись. Волк прижал уши и, не издав ни звука, прыгнул. Нервы не выдержали, Ника зажмурилась и завизжала.

– Ты чего тут после захода шастаешь? – сказали прямо в ухо, прерывая визг.

Ника распахнула глаза. Перед ней стоял высокий крепкий парень. Ни волка, ни хриплого за спиной не было. Солнце уж давно зашло. Вокруг тьма. И забор бревенчатый, вот он, рядом, в шаге от нее, высится темным ребристым полотном. Ника кинулась на шею спасителю, не рыдала, тряслась всем телом, не в состоянии успокоиться.

– Говорили тебе не выходить одной за ворота. Чего на ночь глядя поперлась? – волок ее спаситель к створкам. Рука крепко сжимала запястье, Нике было больно, но от пережитого страха она не могла сказать ни слова. И только когда парень впихнул ее в калитку ее дома, выдавила приглушенно:

– Спасибо!

Он сверкнул темными глазами, на секунду отразившими блеклый свет луны. И совсем близко завыли соседские собаки. Протяжно и дико, будто восстала в них кровь древняя, волчья. Ника не могла сдвинуться с места, пока не пропал спаситель во тьме. Собаки еще долго выли, а позже скулили, испуганно прижимаясь к косым будкам и забиваясь под сени.

– Странный, – подвела итог Ника, выдрала из земли соломинку и начала ее жевать. – Парень вроде, а коса по пояс.

– Черная?

Ника кивнула.

– Тимир его зовут, – вздохнула Аглая.

– Ты успела познакомиться?

– Пришлось.

И обе замолчали. Смотрели на зеленые травы, в затухающую синеву неба и прощающиеся с днем солнечные переливы, на воронов, кружащих над поселком. Тоскливо и муторно, и воронье вроде не в небе грает, а в душе царапается, кричит сотней голосов.

– Алька, тот хриплый… Я ведь уверена была, что неживой. Не знаю, кожей чувствовала, если оглянусь, тут мне и конец… И по ночам они у ворот ходят, я слышала, как зовут к себе. По именам. Стену когтями царапают, ногами землю ворочают, чавкают, а только рассвет скользнет – пропадают. Я к сторожам ходила, спрашивала. У виска крутят, говорят, совсем на голову пришибленная, ну, мол, чего взять, считай, полуживая пришла, вот в уме и мутится. А я слышу их… Алька, я не сумасшедшая. Я голоса их от живых отличаю. Страшно! – Ника нервно теребила в зубах соломинку. Вроде как и закончила рассказ, только побоялась сказать о том, как руки чернели, когда спаситель, крепко сжимая ее запястье, тянул к воротам. Как в глазах потемнело и казалось, что вот сейчас вырвется из нее нечто злое, жуткое, и как оно тянулось по пальцам к спасителю, а едва коснулось, и тот задрожал. Лицо серое стало, когда в калитку втолкнул. Уходил шатаясь. И видела Ника за спиной уходящего Тимира черную пелену тьмы. И скользящие тени дымчатые по сторонам. Оттого и собаки выли – чуяли. Оттого и ей не просто страшно, а жутко было, да так, что сама готова была завыть. Да только в тот момент будто внутри что-то лопнуло и зашептало: «Выпусти! Не бойся, я с тобой!» У Ники от голоса того волосы дыбом встали. А после она всю ночь сидела на кровати, поджав под себя ноги, дрожала и прислушивалась, уснула лишь под утро.

Зеленые травы чуть волновались на слабом ветру. Бледное задумчивое лицо Аглаи было повернуто к лесу на горизонте. Глаза цепко всматривались в даль, пытаясь увидеть хоть что-то знакомое. И не видели.

– Может, мы умерли и попали в мир мертвых?

Ника ткнула в Аглаю соломинкой.

– Ты чего? – взвилась та.

– Чувствуешь? То-то и оно. Мертвым уж, наверное, боль нипочем.

Аглая смотрела на ладонь. Крохотная красная точка от тычка. Потерла. Больно.

– Смотрю, вы наконец соизволили одеться! – раздалось за спиной.

Ника обернулась. Аглая вспыхнула, узнав голос подходящего к ним парня. Он остановился за ее спиной.

– Буду предельно вежлив. Доброго вечера. Однако до вас не только слова, но и приключившееся не доходит, – последнее он адресовал Нике. Та побледнела.

– Волки съедят? – Аглая не желала разговаривать, но от рассказанной Никой истории на теле выступили мурашки.

– Если повезет, то волки, – согласно кивнул неожиданный собеседник. – Только они к поселку не пойдут. А вот кто пострашнее… Солнце садится.

Ника хотела добавить, что видела совсем рядом и волка. Но не успела.

– Здесь есть кто-то страшнее тебя? – спросила, поднимаясь и оборачиваясь к собеседнику, Аглая. Как раз чтобы увидеть, как насмешка на его лице меняется на гримасу неприязни.

Ника покосилась на виднеющийся на гризонте лес:

– А отстреливать не пытались?

Молодой человек нехотя перевел на нее взгляд:

– Не срабатывают против нежити пульки незаговоренные. А заговаривать в нынешние времена некому. Перевелись ведьмы.

Аглае послышался тихий звон в ушах, успела заметить, как Ника совсем побледнела, дыхание стало редким, прерывистым.

– Какие ведьмы? – тихий шепот перешел в хрип.

– Все! Все перевелись. Вернее, перевели. Изжили уходящей властью, – без тени смешка ответил собеседник, и зрачки его стали темнеть.

Ника схватила Аглаю за руку. Муторно и нехорошо стало от взгляда Тимира.

– Мы пойдем.

– Вот так сразу? А мне казалось, некоторое время назад вы очень желали узнать о происходящем здесь. Кто-то даже не побоялся выйти за ворота в ночь.

Ника глянула на Аглаю. Бледность сошла с лица, заменившись желанием уйти, сбежать от неприятного собеседника.

– Я шарахаться от вас не стану.

Он пристально смотрел на Нику. И от этого взгляда было не по себе не только Нике, но и Аглае. Она разозлилась уже не только за свой страх, но и за Нику, внезапно занервничавшую:

– Чего же так? Не боитесь нас?

На бледном лице юноши растянулась тонкая улыбка презрения.