Антиполицай

– Да, да. Ты одна?

– А с кем же?

– Где он?

– Кто, клиент? Наверное, в морге.

– Я серьёзно.

– И я серьёзно. Гони мои пятьсот!

– Да, да, еду, – соврал Борис, так как ехать ему было уже никуда не нужно, он стоял у её дома.

«Неужели всё получилось, – ликовал Борис. – Я – миллионер! Жаль, что три миллиона рублей, а не долларов».

Лена не хотела рассказывать Борису о том, что её чуть было, не схватили, но когда Борис стал её упрекать в том, что она, дура, не смогла выполнить всё так, как было велено, она, обиженная, созналась:

– Я чуть не попалась, а ты! Какой-то чурка увидел, как клиент окочурился, а я вытащила из его рук портфель. Знаешь, как покойник уцепился за свой портфельчик, я еле-еле отодрала, ну а этот усёк, и как заорёт – «Держите её, воровка!». Куда я, по-твоему, должна была бежать? – Прямо в его растопыренные лапы? Естественно, я побежала в другую сторону.

– Не догнал? – нетерпеливо спросил Борис.

– Нет, – соврала Лена, зная, что если она скажет правду, Борис рассердится и, чего доброго, скостит сумму, а то и вовсе придумает какую-нибудь причину не платить. Борис облегчённо вздохнул, но всё же продолжил свои расспросы:

– А этот чурка видел, как ты давала клиенту таблетку?

– Нет, – он появился уже, когда я отнимала у покойника портфель. Кстати, я еле-еле его уговорила принять эту таблетку, не берёт ни в какую и всё. Надо что-то другое придумать, не жуют твои клиенты эту пакость.

– Ну и как ты его уговорила?

– Сама не знаю, как. Пустила в ход всё своё очарование.

– Хмм, – криво ухмыльнулся Борис, подумав, – «Ну и дураки же эти мужики. Уж если я чего не захочу, ни одна дрянь меня не уговорит».

– Дура, – начал сочинять Борис, – если б ты побежала в нужную сторону, тебя б подстраховали мои ребята.

Борис был доволен своей выдумкой, сказанное придавало ему значимость и выставляло Лену виноватой. Не отдавая себе в том отчёта, Борис любил винить Лену, упрекать в чём-нибудь. – А так ты засветилась. Теперь могут начать копать.

Сказав это, он вдруг понял смысл сказанного и очень обеспокоился: – «А ведь могут. Надо бы… " Борис стеснялся думать дальше, но мысль обладает таким качеством, что она чаще всего неподвластна мыслящему её. Она звучит где-то в сознании сама по себе не зависимо от желания человека. И сейчас мысль Бориса додумалась сама: – " … избавиться от Ленки». Сразу же возник вопрос, как это сделать, и Борис начал прокручивать в голове варианты, не исключая и вариант с таблеткой.

– Ну, ты же ничего не говорил мне о своих ребятах, – возмутилась Лена.

– Тебе это не нужно было знать.

– Но дело-то я сделала, давай, гони мои баксы!

– Ленок, не гони коней, – ответил Борис, доставая из портфеля бутылку виски, и, увидев на столике две рюмки, недопитую бутылку коньяка, распечатанный шоколад и две недопитые чашки кофе, поморщился. Лена перехватила его взгляд и тут же принялась всё убирать.

– Знаешь, – говорила она на ходу, – а этот козёл не хотел даже выпивать, попросил себе кофе.

Борис стоял с бутылкой в руке и ждал, когда освободится стол. Лицо его было напряжено, он думал, думал о том, как поступить с Леной.

Выпив по рюмке, Борис, чувствуя ожидание Лены, полез в нагрудный карман и достал из него пять новеньких стодолларовых купюр.

– Возьми, малышка, ты заслужила.

Лена взяла деньги и вышла с ними из комнаты.

Снова Борис остался наедине со своими мыслями. Как скоро приедут родственники этого Воротникова, как объяснить любопытным, откуда появились деньги, что отвечать родственникам покойного, если будут звонить, и много других вопросов роилось в голове Бориса. Почти на все вопросы у него был заготовлен ответ, но всё то, что было связано с Леной, вызывало тревогу. Почему за ней помчался чурка, чурки сами в Москве гонимы, может, это её выдумка. Интересно, видел ли её кто здесь с клиентом, не встретился ли ей кто из знакомых.

С появлением Лены Борис снова начал свои расспросы: не видел ли её кто у дома, не звонил ли куда-нибудь от неё Воротников, чем они занимались, о чём говорили. Лена не стала признаваться, что у дома встретилась с соседкой, ответила, что Пётр Степанович от неё никому не звонил, конечно же, не призналась она и в том, что дала ему, якобы, свой телефон. Лена рассказала Борису полуправду, по возможности приукрашивая свои старания. Наконец, ей надоели его расспросы, и она заявила, кокетливо скривив губки:

– Боря, ты стал таким занудой! Я-то думала, мы с тобой сегодня отдохнём, может, сходим куда…

«Она права, надо отдохнуть», – решил Борис и потянулся к ней с поцелуем. То ли от выпитого, то ли от возбуждения Лена разрумянилась, глаза её расширились и заблестели, взгляд стал рассеянным. Борис почувствовал, что сейчас он сумеет быть на высоте. Сказав Лене несколько ласковых слов, он быстро уговорил её перейти в спальную, там грубыми неловкими движениями раздел её, швырнул на кровать, и, упиваясь своею силой, которую чувствовал сейчас как никогда, набросился на Лену. Лена обожала такого Бориса. Ей нравилось испытывать боль вперемешку с истомой. Когда Борис был в силе, он не щипался, не пихал её, он делал почти всё так, как ей нравилось. Как и в случаях своей слабости в силе Борис свирепел, но эта свирепость в корне отличалась от той злой свирепости, которая была присуща ему слабому, эта свирепость, по мнению Лены, была сродни свирепости хищников, и Лена, ощущая своей плотью силу и свирепость Бориса, свирепела сама. Подобно хищнице она начинала рычать, не понимая сама, рвётся ли это рычание из её гортани самопроизвольно, или она рычит специально, так как, в действительности, рычание само рвалось из груди, а она, помогая природе, ещё его и озвучивала, как могла. Борису это нравилось. В сущности, именно этим своим рычанием Лена и вытаскивала его как мужчину. За годы Борис так привык к этому, что с другими женщинами у него почти ничего не получалось. И нельзя сказать, что он был совсем бессилен, но всё действие происходило слабо и меланхолично, не принося особого удовольствия ни ему, ни партнёрше. С Леной же Борис мог повториться несколько раз, вот и сейчас он сумел это сделать три раза, хотелось и ещё, но день уже был наистёке, а ему ещё надо было определить портфель.

Пропавший у покойного портфель, по мнению Бориса, был очень кстати, пусть родственники его и сослуживцы думают, что деньги пропали в портфеле. Если что, он скажет, что дал Воротникову деньги в баксах, в баксах они как раз умещаются в портфель, и скажет, что сам видел, как Воротников убирал их туда. Как поступить с портфелем, Борис уже решил. Хоть сам до портфеля без перчаток он и не прикасался, он тщательно обтёр его, стирая следы Лены, и спросил, не лазила ли она в него. Лена ответила, что нет, не лазила, полагая, что Борис хочет знать, не взяла ли она что-нибудь из него, ну а раз не лазила, значит, ничего и не брала. Борис не очень-то ей поверил, но обтирать внутри портфеля ничего не стал, не оботрёшь же бумагу. Вечером от Лены Борис проехал с портфелем до студенческого общежития, находящегося на окраине города, и оставил портфель на лавочке у подъезда. Портфель подобрал студент, поздно возвращавшийся со свидания. Он с опаской заглянул в него, не бомба ли, и, убедившись, что чисто, взял портфель и с заметно поднявшимся настроением влетел по ступенькам на крыльцо и скрылся за замызганной дверью. Наутро студент уже шёл в институт с новым элегантным портфелем вместо затёртого рюкзака со сломанной молнией.