Оценить:
 Рейтинг: 3.6

Азербайджанское государство Сефевидов

Год написания книги
2015
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
3 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Мне, Хатаи, не пристало грустить —
Сказал я: «Я правда».
Как и Гейдар, отважно
вынес все на поле»
(192, с. 12)

Безымянный купец из Венеции, побывавший в 1507–1520 годах в Тебризе, пишет: «Этого суфия (Шаха Исмаила) любят и уважают как бога. В частности, в его армии большинство бойцов идет на войну безоружным, надеясь, что Исмаил сохранит их. Кроме того, имелись такие военные, которые шли на фронт, в бой без оружия, предпочитая стать шехидами на пути своего падишаха. И потому они шли вперед с открытой грудью и кричали: «Шейх, Шейх». Сегодня в Персии имя Аллаха забыто, произносится лишь имя Исмаила. Человек, упавший с лошади, никого, кроме Шейха не звал на помощь. Его имя звучало дважды. Сначала в значении Всевышнего, а затем – Пророка. Мусульмане говорили: «Нет бога кроме Аллаха и Мухаммед его пророк на земле», а персы говорили: «Нет бога кроме Аллаха, и Исмаил его представитель, покровитель. Но я слышал, что Исмаилу не нравится, что его называют Всевышним или Пророком» (183, с. 428–429; 175, с. 23).

Из перечисленных нами фактов можно прийти к выводу, что в отличие от предшествующих светских государств Гарагоюнлу и Аггоюнлу Сефевидский правитель Шах Исмаил I объявил шиизм официальной государственной религией, усилив тем самым роль религии в государственной политике.

Сефевидские шахи, соединившие в своих руках религиозную и светскую власть, обладали безграничными правами. Население воспринимало шаха как священную личность и беспрекословно подчинялось ему. По знаку шаха все были готовы пожертвовать всем своим имуществом и самой жизнью. Кемпфер пишет, что «в период правления Шаха Сафи (1629–1642) по приказу шаха отцы убивали своих сыновей, а сыновья своих отцов мечом, не испытывая страха» (40, с. 16).

Одним из признаков превознесения Сефевидских шахов были присвоенные им прозвищы (титулы). Они демонстрировали величие и достоинство шаха. Кемпфер пишет о Сефевидском правителе Шахе Сулеймане: «Самым большим прозвищем было «Вели немат». Это означает полномочного представителя Всевышнего и Пророка, распределяющего мирское имущество среди населения, на церемонии коронации шаха садр обращался к шаху с этим словом. Шах и сам употреблял это прозвание в своих высказываниях и в документах (письменных указах и приговорах). В придворной речи шаха называли «алямпанах», «джаханпанах», «падишахи алям». Шах, ничуть не сомневаясь, считал себя достойным этих слов. Персы говорили, что такие прозвища достойны не индийского владыки, а Персидского (на самом деле – Азербайджанского – Д. Н.) шаха. Потому что он из рода Хазрати Али. А Али был двоюродным братом и зятем Исламского Пророка, был назначен Пророком своим наместником и получил по наследству владычество над миром. Ученые дали шаху прозвание «Агдас». Некоторые называют его «Сахибилираном». («Наместник Персии»). При виде шаха следовало трижды поцеловать землю у его ног. Это поклонение, конечно же, не означало культа. Это восходит к древнейшим временам, когда Персидские шахи держали мир под своим господством. Однако, нынешний владелец трона (Шах Сулейман – Д. Н.) так свыкся с этим, что не думает отменять эти ставшие традиционными прозвания». (40, с. 17–18).

Из титулов и прозваний, присвоенных Сефевидским шахам, становится ясным, что религия и государство были друг от друга неотъемлемы. Шиизм, особенно после провозглашения его Шахом Исмаилом I официальной государственной религией, стал определять основное направление государства. То, что в первые годы существования Государства Сефевидов такие лица, как халифат аль-хулафа, садр, шейх уль-исламы, моджтахеды, стали играть в государстве ведущую роль после шаха главного визирия казиями в судах самоличная казнь не только религиозные, но даже светских вопросы с вынесением по ним приговоров, шахом осуществлялась людей и издавалось им смертные приговоры, Шахом Тахмасибом были изданы две указы, запрещающие употребление вина, азартные игры, шахматы, нарды и музыку, – все это говорит о том, сколь значительна была роль религии в государстве. Однако в периоды правления Шаха Исмаила II и особенно Шаха Аббаса I и после смерти последнего, несмотря на утрату суфиями прежнего влияния, религия продолжала играть решающую роль в государстве.

В целом Шах Тахмасиб был верховным главой всех гражданских, религиозных и военных дел в стране, словом, безусловным абсолютным правителем в религиозных и светских вопросах. Это означает, что все несли ответственность перед шахом – начиная с садра и кончая подчиненными ему религиозными служителями, даже моджтахеды. Потому что Сефевидские шахи считали себя представителями некогда исчезнувшего с земли сахиб-аз-замана Имама Мехти. В первоисточниках Шах Тахмасиб назван «зиллулахом» (тенью Всевышнего). Превознесение шахов до такой степени приводило к безоговорочному подчинению религиозных деятелей шаху и служило укреплению шахской власти. Потому что по сути представлять Имама Мехти должны были духовные лица. И хотя в период правления Шаха Тахмасиба авторитет шаха упал, несмотря на попытки в это период моджтахедов восстановить бывшие свои права и влияния, они не смогли добиться этого.

Шах Аббас I, придя к власти, стал еще больше притеснять религиозных деятелей. Потому что, желая обладать властью единолично, он не хотел иметь такого сильного конкурента, как духовенство. Он заставлял даже проверять отношения, существовавшие между влиятельными религиозными деятелями, и умело использовал их в своих интересах. Этой же цели служило и выяснение отношений между известным ученым Мир Мухаммедбагиром Дамадом и другим известным ученым эпохи Шейхом Бахааддином Амили. Таким образом, подобное отношение Шаха Аббаса I к высокопоставленным религиозным деятелям дворца служило его желанию держать в стране всех духовных лиц под своим контролем. Однако в период правления Шаха Аббаса II и последующих Сефевидских шахов духовные лица пытались восстановить свой правовой статус и ослабить власть шаха. В этот период они хоть и частично, но достигли своей цели.

Разделение Шахом Аббасом II в 1642 году должности садарата на две части – хасс и мамалик, как это было в прошлом, также говорило об ослаблении мощи шаха. Однако политическую функция исполнял шейх уль-ислам. В период правления Шаха Солтана Гусейна политическая функция садра была возложена на моллабаши, новую религиозную должность. Значит, в новых условиях духовные лица стали восстанавливать свое бывшее влияние. Например, Мир Мамедбагир Меджлиси с 1684 года занимал должность шейх уль-ислама. После прихода к власти Шаха Султана Гусейна, то есть после 1694 года, он был назначен на новую должность – моллабаши и исполнял ее до конца своих дней. Таким образом, было бы неправильным однозначно оценивать роль религии в государственном строе Сефевидов и в управлении их государством. Во времена существования сильной шахской власти права и полномочия суфийской секты были ограниченными, а сами суфии играли незначительную роль в управлении государством. А при ослаблении шахской власти суфии заполняли эту пустоту и играли значительную роль в управлении государством. Роджер Сейвори пишет: «Интересно, что шиизм дважды имел сильное влияние – в первый раз при власти Шаха Исмаила, а во второй – накануне падения государства Сефевидов. Перед тем, как государство пало, шиизм восстановил прежние позиции, стали собираться шиитские хадисы. Шиитская секта провела внутри себя чистку. Шииты казнили, убивали дуалистов, безбожников, новаторов. Больше других пострадали суфии, которые в свое время привели Сефевидов к власти. Эти суфии когда-то с готовностью подчинялись бывшим их руководителями кямили-муршудам и не жалея собственных жизней, защищали их» (175, с. 233–234).

Несмотря на это до власти Шаха Исмаила II суфии все же пользовались в определенной степени доверием и влиянием. Организация суфиев, приведшая к власти Сефевидского правителя Шаха Исмаила I, сумела сохраниться на протяжении долгих лет потому, что Сефевидские шахи формально пользовались ею как средством для усиления своей власти и утверждения собственной правоты. Начиная с периода правления Шейха Сафиаддина создание Сефевидской суфийской секты вытекало из задачи оказывать влияние на светское государство Сефевидов. Попадая в затруднения, встречаясь с опасностями для государства и шахства, Шейх Хаджа Али, Султан Джунейд, Шейх Гейдар, а также Шах Исмаил и Шах Тахмасиб использовали суфийскую организацию как покровительствующую. В самые тяжелые дни суфии охотно откликались на призыв шаха. Потому что в суфийской секте неповиновение кямилимуршуду, то есть шаху, неподчинение ему, непослушание расценивались как отступничество от суфийской секты и даже как измена родине. К тому же они считались верноподданными шаха, а по положениям суфийской организации предавший высшего повелителя осуждался к самому тяжкому наказанию. Таким образом, если в прошлом суфизм, суфийская секта были обязаны беспрекословно подчиняться своему духовному отцу-кямили-муршуду, то теперь они должны были быть верными находящемуся у власти Сефевидскому шаху, завоевать его доверие. Неверность шаху обходилась суфиям тяжелее, чем несуфиям. Это считалось в некотором роде тяжким обвинением. При появлении у шаха малейших сомнений относительно халифата уль-халифы, других членов суфийской организации, то есть и веры в него, он тотчас же принял бы действенные меры. Эта мысль подтверждается такими фактами, как ослепление Шахом Исмаилом II в 1577 году Халифата аль-хулафы, казнь им 1200 суфиев, случившееся с суфиями, стремившимися оставить на престоле отца Шаха Аббаса I Султана Мухаммеда Худабенди и не соглашавшимися на приход к власти Аббаса (175, с. 235–236), казнь через много лет, то есть в 1592 году, руководителя суфиев, правителя Гараджадага Шахверди хана за сотрудничество с османцами при оккупации Тебриза, казнь других суфиев, сотрудничавших с врагом. Шах Аббас I, с одной стороны, больше не доверял суфиям, а с другой, не испытывая нужды в их помощи и защите, как в свое время Шах Исмаил и Шах Тахмасиб, не разрешал им даже отправляться вместе с ним в поездки и не разрешал назначать их в свою личную охрану. Им предоставлялись во дворце такие должности, как подметальщик, привратник и тюремный надзиратель. После смерти Шаха Аббаса I влияние суфиев все больше падало. А спустя 200 лет после прихода Сефевидов к власти, то есть в конце XVII века, один из высших духовных деятелей той поры Мухаммедбагир Меджлиси назвал суфиев дьявольским отродьем и объявил их лицами, находящимися вне ислама. Он говорил: «Отшельничество и безнадежность запрещали и пророки». Меджлиси даже запретил им ношение шерстяной чухи и исполнение небесного танца (175, с. 235–236).

Меджлиси запретил даже держать пост во все дни, кроме месяца Рамазан. Он говорил, что пост ослабляет тело, мозг. Как это ни странно, но слова старца воспринимались как истина. По его убеждениям с точки зрения шиитской школы вся суфийская организация должна быть ликвидирована (175, с. 238).

Таким образом, те, кто в свое время посчитал за честь надеть шапку суфия, то есть кызылбаша, и стать суфием, теперь в некотором роде считались вне исламства. Значит, тогда как суфийская секта считалась главной основной государства Сефевидов, после укрепления этого государства и отпадения нужды в помощи суфиев был поставлен вопрос о ликвидации этой организации. Однако как только Сефевидские шахи, в частности, Шах Сулейман и Солтан Гусейн, почувствовали ослабление центральной власти, духовные лица снова восстановили свою силу и влияние, которыми пользовались в конце XV – начале XVI веков. Как было отмечено выше, в 56-летний период правления Шаха Сулеймана и Солтана Гусейна религиозные служители, моджтахеды вновь обрели независимость, и их зависимость от шаха была относительно уменьшена. В результате они стали обладать силой и полномочиями в стране, принявшей шиизм в качестве официальной религии. Дело дошло до того, что за спиной шаха они утвердили независимую религиозную власть. Кемпфер пишет об этом: «Религиозные ученые обладают в Персии самым высоким уважением и сидят во дворце в первом ряду. Садри-хассе считается в Персии наиболее высокой духовной личностью, садр аль-мамалик – второй, шейх уль-ислам – третьей, а казий – четвертой духовной личностьями» (40, с. 38–42).

1.2. Меджлиси-ала (Собрание Высшего Совета, Государственный Совет)

Хотя Сефевидские шахи и обладали большими полномочиями, при решении судьбоносных вопросов страны они созывали на совет влиятельных эмиров. Шах Исмаил использовал совещательный опыт еще в период борьбы за создание государства Сефевидов. Впоследствии после утверждения Государства Сефевидов Совещательное собрание было усовершенствовано и сформировано как «Меджлиси-ала» (Высший Совет страны). Заслушав на Совещательном собрании мнения эмиров, Исмаил принимал окончательные решения. Например, находясь еще вблизи от Гейгадениза, он там же провел совещание с высокочиновными эмирами о том, как прекратить происки внука Джаханшаха Гарагоюнлу – Солтана Гусейна Бараны (128, с. 86–88). По совету эмиров Исмаил отправился из Гейгадениза в сторону Чухурсаада. Собрав в 906 году Хиджры (1500) в Арзинджане почти семитысячную армию, Исмаил снова собрал высокочиновных эмиров на Совещательное собрание для определения направления атаки и издал указ о принятии совместного решения. На Совещательном собрании некотрые из эмиров предлагали перезимовать в Чухурсааде, а другие – организовать поход в направлении Грузии. Однако Исмаил не соглашается ни с каким из предложений, выдвинутых на Совещательном собрании, и говорит, что данный вопрос следует предоставить воле Пророка Мухаммеда. Наутро Исмаил снова приглашает эмиров на Собрание и говорит, что «ночью во сне святые духи Пророка Мухаммеда, Хазрати Фатимы и 12 имамов посоветовали завоевать провинцию Ширван» (128, с. 95–96). После этого армия начала поход в сторону провинции Ширван. Значит, в Совещательном совете основным было признано мнение муршиди-кямиля. Такой же случай произошел и в Ширване, во время блокады крепости Гюлюстан. Исмаил, осознававший трудность покорения этой крепости, вызвал к себе их эмиров Гусейн бея Лелу, Мухаммед бея Устаджлы, Абди бея Шамлы, Хадим бея Хулафу и Гарапири бея Каджара и спросил: «Вам нужны азербайджанский трон или крепость Гюлюстан?» Они ответили: «Азербайджан». Основной целью Исмаила было при этом утверждение в Азербайджане своей власти. Указанное выше предложение было сделано эмирам формально, чтобы выяснить их мнение (39, с. 52; 128, с. 113–114). На самом же деле до того, как Исмаил провел совещание и консультации со своими эмирами, один из пророков рекомендовал ему подняться вверх от крепости Гюлюстан и двинуться в направлении Азербайджана. Вызвав наутро вышеперечисленных амиров и получив от них ответ на вопрос, чего они желают – крепости Гюлюстан или азербайджанского трона, он передал им услышанное во сне и сказал, что прошлой ночью один из имамов донес весть о необходимости оставить крепость Гюлюстан ради азербайджанского престола. Выслушав рассказ, «высокочинные эмиры по воскликнув радост стали бросать в небо шапки, поздравлять шаха с завоеванием Азербайджана» (128, с. 112–114). Исмаил и здесь, воспользовался именами имамов для того, чтобы осуществлять свою цель. На самом же деле Сефевидские правители, как и другие восточные диктаторы, единолично решали государственные вопросы. Однако в очень редких случаях они считались и с советами высокочинных эмиров. Например, во время битвы при Чалдыране, происшедшей в августе 1514 года, Шах Исмаил I предложил напасть на османскую армию до того, как они укрепят свои позиции. На что Дурмуш хан, не согласившись, сказал, что мы не должны начинать атаку до принятия ими мер для своей обороны. Шах Исмаил принял предложение Дурмуш хана. Армия кызылбашей прождала столько, что османцы соорудили бастионы и укрепили свои окрестности. Атака началась после этого, и предложение Дурмуш хана привело к поражению армии кызылбашей (55, с. 161–162). Государство Сефевидов, конечно, было типичной феодальной монархией. Возглавлявшие государство Сефевидские правители, несмотря на свои неограниченные полномочия религиозных и светских глав, обсуждали вопросы внутренней и внешней политики, военные вопросы с «Собранием Высшего Совета», обладавшим совещательным правом, или, как писал Алессандрини, в «Совете страны», после чего принимали решения (39, с. 224). Вальтер Хинц, называя это «Высшим советом дивана», пишет, что в то время, как шах (Шах Тахмасиб) излечивался в гареме, страной управлял «Верховный диван». Эмиры участвовали в заседаниях «Высшего совета дивана» (213, с. 52, 61).

Алессандри, побывавший в Тебризе в 1571 году, также приводит подробные сведения о «Совете страны», существовавшем в период правления Шаха Тахмасиба I. Он пишет, что шах созывал заседание «Совета страны» и принимал во внимание предложения, выдвинутые высокочиновными государственными деятелями. Алессандри написал о «Совете страны», существовавшем в период правления Шаха Тахмасиба I, следующее: «Совет страны», на самом деле, состоит из одной команды, начальником которой является шах. В этом совете участвует 12 эмиров, все из которых имеют немалый опыт в управлении страной, время от времени в этом совете участвуют все находящиеся во дворце эмиры. Заседания совета, можно сказать, проводятся ежедневно. Заседание совета откладывается лишь во время купания шаха и стрижки им ногтей. В летнее и зимнее время заседание совета начинается в 22 часа. В зависимости от того, как проходит обсуждение вопросов, заседание продолжается до 3, 4 и даже 6 часов утра. Шах восседает на невысоком троне.

По разрешению шаха в заседаниях «Совета страны» участвовали и его сыновья, которые не были членами Совета. На заседании Совета сыновья усаживались позади шаха. Особенно Гейдар Мирза как наиб своего отца не отходил от шаха. Советники, состоящие из эмиров, назывались «наиб ас-салтанат». Их было четверо и сидели они в переднем ряду. Шах обсуждал вопросы, касающиеся их полномочий, и спрашивал мнения эмиров о данном вопросе, если кто-то из них хотел высказаться, он вставал с места, приближался к шаху и громким голосом сообщал свое мнение так, чтобы оно было слышно всем. Если при обсуждении высказывались интересные слова или предложения, шах приказывал главным советникам записать их. Иногда шах записывал их собственноручно. Таким образом, каждый по очереди сообщал свое мнение и, если по обсуждаемому вопросу не оставалось больше никакого сомнения, тут же принималось решение, если же шах сомневался, он, заслушав мнение и доводы всех членов Совета, решал вопрос лично. Часть членов Совета назначалась из советников шаха. Советники делились на старших и младших. Даже будучи представителями знати, советники без разрешения шаха не имели права не только делать выводы, но и вообще вымолвить слово. Право делать выводы принадлежало эмирам. Эмирство присуждалось не по происхождению, а по заслугам. В те ночи, на которые назначалось заседание Совета, дежурили 300 корчу (стражников). До завершения заседания Совета они не отходили от шаха, охраняя его» (183, с. 442–443; 39, с. 224).

Если шахами в период их правления престола наследник не назначался, то созывался «Меджлис Совета» для назначения нового шаха. Когда умер Шах Исмаил II, было созвано заседание «Али Меджлис» и на нем было принято решение об объявлении шахом Мухаммеда Худабенди, зачитанное вслух. Последнее было признаком того, что это мнение всех кызылбашей. Но, несмотря на решение «Али Меджлиса», дочь Шаха Тахмасиба Перихан ханум отказывается подчиниться ему и заявляет о том, что желает сама стать шахом и управлять Сефевидским государством. А несколько позднее (25 ноября 1577 года) она требует провозгласить шахом своего брата Солтана Мухаммеда Мирзу. Перихан ханум распорядилась освободить всех эмиров и других знатных людей, которые в силу тех или иных причин были брошены под стражу при Шахе Исмаиле II. Из-под стражи освобождаются Садраддин хан Сефеви, Сейд бек Кемуне, представители различных племен и родов (73, т. 1, с. 148).

Решение, принятое «Али Меджлисом», нарушило планы Перихан ханум, члены Совета из эмиров написали обращение к будущему шаху страны, сообщив, что безоговорочно воспринимают Мухаммеда Худабенди как наследника шаха. Алихан Мосуллу из туркменского племени отвез решение Совета вместе с письмом в Шираз и вручил их наследнику. Спустя два месяца после принятия Советом своего решения, 11 февраля 1578 года, новый шах, то есть Мухаммед Худабенде прибыл в Казвин и сел на престол (207, т. 2, с. 225; 213, с. 147).

Из вышеизложенного факта видно, что при жизни шаха решение «Али Меджлиса» не могло быть выполнено немедленно без его мнения и согласия. А в межцарственные периоды решение меджлиса считалось основным и исполнялось безоговорочно.

Следует отметить, что «Али Меджлис» созывался для обсуждения не только важных для страны вопросов, но и текущих дел. Он созывался, например, при присуждении высоких должностей во время приема иностранных послов. Немецкий ученый Энгельберт Кемпфер, побывавший в Исфахане в 1684–1686 годах, говоря о ходе обсуждений в «Али Меджлисе», отмечал, что «при рассмотрении дел главный визирь, бросаясь к ногам шаха, доводил до него те заявления, которые сам выбирал. После завершения рассмотрения заявлений главный визирь поочередно представлял шаху государственные вопросы, проблемы, касающиеся общего благосостояния населения. Шах высказывал свое отношение ко всем обсуждаемым вопросам. Он сообщал свое мнение в связи с требованиями о специальной должности, надбавке к жалованью или поощрении. Обсуждались важные для страны вопросы, решение которых занимает много времени, в том числе политические, иногда от мелких вопросов разговор переходил на крупные и серьезные. Во время обсуждения мысли и речи присутствующих отвлекались от вопросов, которые были вынесены на меджлис, и направлялись на решение других дел. Во время обсуждений в «Али Меджлисе» приносились изысканные блюда, играли музыканты, пели певцы, выступали танцоры, стремясь привлечь внимание шаха. Такие заседания длились по 6–7 часов. После этого шах удалялся в гарем» (40, с. 34–35).

Из вышеизложенных фактов видно, часть времени, отведенного обсуждению важных для страны дел, тратилась на прием напитков, игры и зрелища. А это снижало эффективность затраченного времени. Бывало, что шах, будучи плохо воспитанным или несовершеннолетним, был не способен решать вопросы, представлявшие серьезные с точки зрения интересов страны значение, по молодости большую часть дня проводил в гареме и не проявлял интереса к решению судьбоносных для страны вопросов. Именно поэтому до достижения шахом совершеннолетия важную роль в управлении страной играли его воспитатели. Однако сколь юным и неопытным ни был бы шах, важные вопросы, выносимые на обсуждение меджлиса, следовало согласовывать с ним, при этом непросто было докладывать шаху о спорных вопросах, это было опасно, и никто по собственному согласию и желанию не хотел брать на себя такой тяжкой ответственности.

Спектр вопросов, обсуждавшихся в «Али Меджлисе» был широк. В отношении значения и важности для страны выносились на рассмотрение разнохарактерные вопросы.

«Али Меджлис» обладало, в том числе, полномочиями вмешиваться в суть споров, возникавших в случае смерти шаха, не назначившего на престол наследника, между его детьми.

После смерти Шаха Аббаса II ««Али Меджлис» стало обсуждать кандидатуру на престол его 7-летнего сына Гамзы Мирзы. Однако в ходе заседания Совета некто из высоких чиновников заявил, что слухи об ослеплении или убийстве Сафи сына Шаха Аббаса от черкески, являются ложными. На том же самом заседании Совет рассмотрел кандидатуру Сафи и принял решение в его пользу. Это свидетельствует о том, что в периоды междуцарствий все полномочия шаха, хотя и временно, но переходили к «Али Меджлис», в правовом отношении в такие периоды меджлис был полностью правомочным и самостоятельно выносил решения. Совет обычно не ограничивался принятием решений и осуществлял также обязанности по контролю над их выполнением. Например, решением Совета была созвана специальная группа для поиска, доставки и подготовки к коронации Сафи. Эта группа передала Сафи письмо, написанное «Али Меджлис». В письме говорилось, что единодушным мнением членов Совета Сафи объявляется шахом вместо своего отца. Провести церемонию коронации было поручено Шейх уль-Исламу (40, с. 48–49).

Из вышеизложенного можно сделать такой вывод, что в случаях, когда шах не оставлял письменного завещания о назначении престолонаследника, решающими полномочиями при назначении нового шаха в Сефевидском государстве обладало «Али Меджлис». То есть его письменное решение было основаным юридическим документом для назначения нового шаха. Именно поэтому на церемонии коронации этот документ должен был быть зачитан вслух.

Следует отметить, что в период правления Шаха Сулеймана действовал и другой, помимо «Али Меджлис», государственный орган «Государственный Совет» (Высший Диван). На Государственном Совете рассматривались различного значения вопросы по управлению страной, ее экономическому развитию, финансам и торговле, военным делам, и по результатам принимались решения. В этом Совете участвовало по равному числу религиозных служителей, военных и судебных казиев. Члены группы (советники) выбирались из опытных и умных людей. Это отмечает и Сансон. Он пишет: «Все они, действительно, храбрые, находчивые, влиятельные, энергичные и умные. Государственный Совет и визири правильно сознают проблемы страны и быстро все понимают. Они внимательно изучают дела и не принимают никаких не обдуманных и не проверенных решений. При обсуждении всех вопросов они проводят совещания и консультации и не спешат с принятием решений. Сами они говорят: «Человек, который не откладывает свою работу на завтра, знает, как одержать победу, не ставя ничего под опасность» (182, с. 170).

Значит, действовали одновременно и «Али Меджлис», и Государственный Совет во главе с этимад ад-довле.

Однако решения, принимаемые как «Собранием Высшего Совета», так и «Государственным Советом», находились под строгим контролем шаха. Шах не был склонен делить принадлежавшую ему абсолютную власть ни с каким должностным лицом или советником, и не доверял в этом деле никому. Это подтверждают и слова Шаха Аббаса I об управлении страной: «По сути ни один падишах не должен полностью полагаться и полностью опираться на своих визирей, военачальников и амиров. Шах, поручивший управление престолом и страной визирям, военачальникам и амирам, должен стать несчастным. Потому что эти люди больше думают о личных интересах, богатстве и силе. Стремясь к собственному благополучию, они проявляют пассивность, не пытаются завоевать новые страны. И поэтому я выполняю все дела страны, сообразуясь с моей собственной волей и личной ответственностью» (160, с. 248).

Название этих двух государственных органов (Собрание Высшего Совета, Государственный Совет) по-разному проводится в разных источниках. Например, Искендер Мунши называет их «Диван-и чафи-уль макан» («Высококолонный Диван»), а Кази Ахмед Гуми – «Меджлиси умарайи эзам» («Меджлис высокочинных эмиров») (73, т. 2, с. 657). Несмотря на то, что названия этих органов употребляются в разном виде, знакомство с их сутью показывает, что при разности употребления названий речь идет о «Али Меджлиса» и Государственном Совете.

1.3. Высший Совет Визирей Этимад ад-довле Права и полномочия главного визиря и его помощников

Обладая неограниченной властью, Сефевидские шахи постепенно совершенствовали государственный аппарат, органы государственного управления, которые были заложены в период борьбы за власть, и превратили их в постоянно действующий бюрократический государственный аппарат, обладающий многочисленным штатом чиновников, способный регулировать политическую и экономическую жизнь огромной империи и управлять этой жизнью. При своем формировании и определении светских и религиозных должностей центральный бюрократический аппарат создавался по двум параллельным линиям. С учетом значения каждой входящей в государственный аппарат должности в управлении государством права, обязанности и круг полномочий назначенных на них лиц были точно определены существовавшими в то время законами, указами и распоряжениями шаха. Шах в рамках своих полномочий осуществлял назначение на должность, освобождение от нее, определение сферы полномочий, контролирование деятельности, наказание, поощрение и прочее в отношении каждой должностной единицы в центральном бюрократическом аппарате, что обеспечивало безоговорочное подчинение ему всех высокопоставленных чиновников центрального бюрократического аппарата и приводило к усилению шахской власти.

Важную роль в управлении государством играли Высший Совет Визирей, созданный в начальный период правления Сефевидов и включенный в структуру центрального государственного аппарата, и возглавляющий его везири-азам (главный визирь).

Везири-азам считался в государстве вторым после шаха высочайшим лицом и в то же время наибом и заместителем шаха, «этимад ад-довле», то есть опорой государства, доверенным лицом, по занимаемой должности. Звание «этимад ад-довле» присваивалось непосредственно самим шахом. Оно звучало и как «асаф ад-довле». В документах же писалось «везир-и азам». Везир-и азам, на самом деле, считался главным лицом при решении вопросов государственного значения, так как все важные дела, общая жизнь государства были сосредоточены в его руках. Только с помощью визиря можно было занять высокую должность и обрести богатство. Шах мог узнать о том или ином заявлении только по его желанию. Без него шах не был бы осведомлен ни об одном проступке должностных лиц. Значит, если главный визирь поддерживал просьбу обратившегося, она могла быть принята шахом. Главный визирь с помощью правителей провинций выслушивал векилов и представителей, обсуждал и решал возникающие вопросы, подписывал или отклонял по предложению шаха союзнические и мирные соглашения. В его власти находились чеканка монет и некоторые из важных правовых вопросов, принадлежавших шаху. Не выяснив мнения главного визиря, нельзя было принимать никаких нововведений или решений в сфере государственной власти. Словом, в первоисточниках эпохи и мемуарах европейских путешественников можно встретить достаточно материалов, свидетельствующих о высоких правах, полномочиях и силе главного визиря в мамалики-махрусе (защищаемой стране) и в государстве. Наместники, судьи, даруге не были правомочны решать лично, без главного визиря, внезапно возникающие трудности и проблемы. Они нуждались в согласии главного визиря при решении всех возникших проблем (76, с. 76).

Дом главного визиря располагался недалеко от шахского дворца. Решение вопросов, подлежащих немедленному обсуждению по личному указанию шаха, нельзя было откладывать. И поэтому главный визирь весь день ожидал во дворце приказов шаха. Он постоянно находился в окружении шаха, а когда не встречался с шахом, не проводил время попусту: выслушивал сообщения векилов, рассматривал их заявления и прошения, читал письма от судей и зачастую лично давал указания по ним. Он также анализировал основные проблемы в стране. Главный визирь всегда был занят напряженным делом. На общих и официальных приемах как начальник верховного дивана сидел около шаха, слева. Он докладывал шаху о положении дел в стране и принимал окончательное решение по вопросам, имеющим государственное значение. Для всего этого главный визирь выбирал также подходящее время. Когда шах вечерами выходил из дворца на конную прогулку, докладывал ему некоторые вопросы. Это способствовало скорейшему решению дела. В такие минуты главный визирь имел возможность говорить с шахом более свободно. Шах, не дававший до того согласия на решение этих вопросов, во время верховой прогулки давал свое согласие. Если главный визирь мог влиять таким образом на шаха, он считался среди населения очень умным и самым почитаемым.

После своего назначения на должность главный визирь с разрешения шаха назначал всех своих родственников на самые доходные должности, укрепляя тем самым собственное положение и возвышая своих родичей. При случайном проступке начальника какого-то учреждения или получении им взятки пользовался ситуацией, прогонял этого человека с должности и назначал на нее своих друзей и родственников и тем самым одаривал их и даже ежегодно получал для них подарок от шаха. Кемпфер пишет, что одаривание шахом кого-то подарками считалось важным событием. Подарок делался тому человеку, чьей работой шах был доволен. Чтобы получить шахский подарок, наместники, действовавшие на местах, визири и другие государственные чиновники сначала обращались по этому поводу к главному визирю, щедро осыпая его золотом. Потому что лица, удостоившиеся чести получить от шаха подарок, в сравнении с другими обладали привилегиями. Те, кто работал под подчинением облагодетельствованного, начинали больше бояться его. Потому что «милость Сефевидского шаха, который не был осведомлен о многом, считалась для государственных чиновников в некотором роде «санкцией» на произвол и бесчинства (40, с. 32). Если шах хотел одарить человека, неугодного главному визирю, главный визирь получал небольшое жалование (40, с. 32). Наместники ежегодно выплачивали ему определенную сумму с доходов своих регионов и денег, выделенных на благоустройство. Кроме того, судьи, также обладатели государственных постов обязаны были ежегодно выплачивать главному визирю определенную сумму от личных доходов (135, с. 84). Такими преподношениями они старались завоевать расположение главного визиря. Потому что он одним словом, произнесенным перед шахом, мог осчастливить кого-то или сделать несчастным. Под его контролем находились и внешнеторговые дела страны, все жалованья, поощрения, подарки выдавались по его указанию. Словом, начальник визирей реально являлся в Персидском шахинханстве наибом, то есть наместником трона (наиб-ас-салтане) этимад ад-довле. Этимад ад-довле переписывал указы и приговоры шаха, скреплял их печатью, писал на их обороте «Бендейи даргяхи алиййат-али алиййя этимад ад-довле», то есть «Я слуга создателя государства и высочайшего из дворцов», и отправлял их для исполнения. По словам Сансона, этимад ад-довле брал на свои расходы из государственной казны тысячу туменов в месяц (182, с. 44). По расчетам Сансона этимад ад-довле получал жалованье в 12 тысяч туменов в год, а по словам Тавернье его годовой доход составлял 20–30 тысяч туменов. Сансон, отмечая, как и Тавернье, что эта сумма представляла собой минимальную часть дохода главного визиря, пишет, что правители всех областей и провинций, высокопоставленные военные также назначались шахом на должность после выяснения мнения главного визиря. Кроме того, по совету этимада ад-довле назначались и высшие военные командиры, отправляющиеся на фронт, а также чиновники, отправляющиеся в различные области страны за сбором податей. То есть этимад ад-довле мог в любое время передать эти должности другим людям. Именно поэтому он получал от лиц, стремящихся занять эти должности и соперничающие в этом друг с другом, большие деньги. Делая шаху дары и подношения в праздник Новруза, правители провинций и придворные также не осмеливались забыть о главном визире. Потому что те, кто в день праздника не одаривал главного визиря, не могли заработать и на подношении шаху. С другой стороны, этимад ад-довле получал предварительную плату с назначаемых на государственные должности (182, с. 44–45). В подчинении этимада ад-довле действовали 6 визирей или заместителей. Они играли важную роль в управлении страной. Часто создавалась группа, включающая визирей и заместителей шаха. Создаваемая по указанию шаха, такая группа участвовала в заседаниях, званых обедах при шахе. I визирь, – мустофи аль-мамалик считался начальником всех финансовых учреждений. II визирь хасса-мустофи, считался специальным придворным инспектором и главой инспекции столичного Исфахана. III визирь, даруге канцелярии, наблюдал за главной канцелярией финансового ведомства. IV визирь, везири аль-мулюк, был обязан держать в целости и сохранности канцелярию шаха. V везирь, именовавшийся также специальным визирем, ведал вопросами торговли и торговцев. Сансон, сравнивая шесть визирей с начальниками главных финансовых учреждений Франции, пишет, что каждый из них, помимо своих должностных обязанностей, контролировал и дела нескольких провинций, подчиненных их ведомству (182, с. 45–46). Эти шесть визирей или шесть заместителей главного визиря, как и другие визири и диванбеи, проводили свои заседания во дворце (182, с. 5—46).

Кроме шести визирей, этимад ад-довле имел двух секретарей, которые именовались «сахиби гелем». В их полномочия входило составление и рассылка приговоров и указов дворца. Главный визирь, который руководил и верховным диваном, назывался иногда «сахиб и диван» (59, с. 53). Поскольку главный визирь руководил шахским диваном, слова «главный визирь» и «сахиби диван» звучали как синонимы. Например, Мухаммед Юсиф Казвини об эпохе правления Шаха Исмаила I пишет: «Везарет и должность сахиб и дивана были отданы Закариййе-йи Кечачи» (128, с. 123). А Абди бек Ширази пишет, что Закариййе-йи Тебризи, бывший визирем туркманов (аггоюнлу – Д. Н.) еще в годы пребывания Исмаила в Махмудабаде, прибыл к Исмаилу и получил от него звание визиря. Исмаил назвал его «келиде Азербайджан» («ключ от Азербайджана») (47, с. 39). А Гасан бек Румлу пишет, что в 906 году Хиджры (1500 г.), во время зимнего пребывания Исмаила в Махмудабаде, Закариййя Кечачи, прибыв к нему в Тебриз, был назначен на должность везарети-ала (64, с. 54).

Главный визирь также контролировал две бухгалтерские организации, то есть диван-и мамалик и диван-и хассе. С другой стороны, назначение как на высокие, таки и низшие должности, осуществлялось за подписью и утверждением главного визиря. В его полномочия входили все финансовые дела страны, контроль за всей торговлей, определение внешней политики, заключение договоров, прием послов и прочее. Однако сама деятельность главного визиря подчинялась законам, установленным шахом. Так, два секретаря главного визиря назначались шахом и носили звание министров. По сути «министр» означал «инспектор», и операции, выполнявшиеся визирем, должны были пройти утверждение главного секретаря. Значит, и деятельность самого главного визиря была поставлена шахом под контроль с помощью назначенного им инспектора (135, с. 82–83).

Во время войны главный визирь возглавлял на боевом фронте часть армии. Например, в 972 году Хиджры (1564–1565 гг.) Масум бек Сефеви вместе с сыном Садраддин ханом и другими эмирами участвовали в боях за завоевание Хорезма, которым правил Али Султан Узбек, а после поражения Султана Масум бек Сефеви с сыном Садраддином отправились в Герат, где приняли участие в бою против тирании Газаг хана.

В распоряжении Главного визиря находилась и армия. Эта мысль подтверждается и словами Кази Ахмеда Гуми, повествующего о событиях в Гилане, – «Ордуйе Масум бек» («Армия Масум бея») (95, т. 1, с. 471–472). При Гиланских событиях даже сын Масум бея Садраддин ан возглавлял часть армии (95, т. 1, с. 474).

Хотя главный визирь не располагал полномочиями вмешиваться в работу судов и вести дознания, он в порядке исключения по указанию шаха вникал в их дела, возглавлял расследование государственных преступлений и играл важную роль в их раскрытии. Например, в 967 году Хиджры (1559–1560 гг.) Шах Тахмасиб заболевает в Казвине. До шаха доходит весть, будто его племянник Сам Мирза отбыл из Ардебиля в Казвин, чтобы в случае смерти дяди сесть на престол. Будто, добравшись до города Султаниййе, Сам Мирза узнал о выздоровлении дяди и возвратился в Ардебиль. Шах Тахмасиб поручил «векилу Масум бею» проверить данное дело (95, т. 1, с. 553; 47, с. 117).

На начальном этапе правления Сефевидов главный визирь и его заместители, осуществляя свою деятельность в составе центрального государственного аппарата, контролировали также провинции и города. Однако с начала XVII века наряду с визирями, действовавшими в центральном государственном аппарате, шах назначал и визирей в провинции, особенно в те, которые входили в имущество хассе. Назначение со стороны шаха получили визири Мазандарана, Хорасана, Исфагана, Казвина, Лахиджана, Решта. Все визири, действующие на местах, приказом шаха были подчинены главному визирю. Какими правами и полномочиями обладали визири, входящие в центральный государственный аппарат, теми же правами и полномочиями обладали в масштабах провинций и городов и визири на местах.

Визири в провинциях контролировали финансовые дела провинции, организовывали своевременную собираемость налогов, следили за правильным исполнением законов, регулировали деятельность даруге.

Из анализа института Высшего Совета Визирей видно, что он играл в государственном аппарате Сефевиде большую роль и функционировал с широкими правами и полномочиями.

При ослаблении шахской власти столь широкие права и полномочия приводили к решающей роли визирей в управлении государством. При ослаблении центральной власти, в частности, при проявлении шахами слабости в управлении страной, главные визири работали, можно сказать, самостоятельно. Эту мысль подтверждает деятельность как Мирзы Салмана, работавшего главным визирем в период правления Султана Мухаммеда Худабенди (1577–1587), так и Шейха Алихана, возглавлявшего Высший Совет Визирей при Шахе Сулеймане (1697–1694). Французский путешественник Шарден пишет: «Персидские шахи властвуют лишь формально, действительным правителем является главный визирь» (135, с. 82).

Шарден находился в Персии во времена Шаха Сулеймана, то есть в период начавшегося ослабления Сефевидского государства. Его высказывание, хотя и преувеличенно, но свидетельствует об усилении полномочий главного визиря в период ослабления шахской власти. Говоря об органах центрального управления Сефевидов и существовавших в них значительных должностях, нельзя обойти молчанием деятельность векилов ус-салтане. Особенно, для того, чтобы создать полное представление об их деятельности при анализе полномочий главных визирей, необходимо проанализировать роль векилов ус-салтане в государственном управлении во взаимной связи с институтом везирата. Прежде всего потому, что эти два органа порой функционировали параллельно, один из них обладал при этом большими полномочиями, чем другой, а бывало, что обе должности выполнялись одним и тем же человеком.

Из первоисточников и результатов современных исследований ясно видно, что должность векила ус-салтане в центральных управленческих органах Сефевидов действовала непостоянно, она ликвидировалась при отдельных шахах и после длительного перерыва восстанавливалась. Не имела она продолжительного, стабильного характера и в отношении важности для управления государством (135, с. 82; 49, с. 225–226).

Что же касается самого появления должности векил ус-салтане, известно, что в органах управления государствами Гарагоюнлу и Аггоюнлу такой должности не было. Она была создана, в основном, в период борьбы Исмаила за власть, включена впоследствии в государственную структуру и поначалу играла важную роль в управлении государством.

Векил ус-салтане обладал правомочием первого наиба шаха и считался вторым после шаха лицом. По сути он являлся полноправным заместителем шаха как в светских, так и в религиозных делах. Он только перед шахом отвечал за создание порядка в провинции политических и религиозных мероприятий. С учетом значения этой должности лицом, назначенным на нее, был именно воспитатель (леле) Исмаила-Гусейн бек Шамлы. В течение 4–5 лет пребывания Исмаила в Гилане он управлял всеми делами секты «Сефевиййе» и был одним из его приближенных («эхли ихтисас») (49, с. 225). Именно поэтому Исмаил вместе с должностью векалета присвоил ему военное звание эмир аль-умара и назначил главой всех амиров в армии. После восшествия Исмаила в Тебризе на престол в 1501 году Гусейн бек Леле был назначен на должность «Векалети нафис-и хумайюн», то есть личный заместитель его величества. Значит, векалет, обладал как личный заместитель его величества самыми высокими полномочиями, имел право ставить на письменных приказах свою печать выше печатей амиров и рассылать их на места для исполнения. И потому сразу после провозглашения Государства Сефевидов должность амира аль-умары была поручена в 907 году Хиджры (1501 г.) Гусейн бею Леле Шамлы (47, с. 39). Значит, он наряду с должностью векалета исполнял и должность эмира аль-умары. В 1508 году после освобождения Гусейн бея Леле от должности на должность векалета был назначен Амир Наджм Месуд, который работал ювелиром в Реште, проявил себя сторонником Исмаила во время его пребывания в Гилане и надел на его палец собственноручно изготовленный перстень. Абди бек Ширази пишет, что Мир Наджм Зергер Гилани ставил в приказах свою печать выше остальных печатей. Он не позволил тюркским амирам вмешиваться в его финансовые дела и добился полных полномочий в гражданских делах (47, с. 39).
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
3 из 4