Жила-была одна девочка.

Глава 4

Начало конца или конец без начала.

Старшие классы – десятый и одиннадцатый, прожила Таня относительно спокойно. К этому времени она научилась балансировать между маминым настроением. Понимала о чём говорить, когда лучше преподносить ту или иную информацию, при ком можно открывать рот, а когда лучше промолчать. Научилась не транслировать свои эмоции в мир, всегда ровно спокойна, чтобы никоим образом не зарекошетить мать. Таня научилась просить, редко и точечно, обосновывая нужность твердыми аргументами.

Таня предугадывала настроение матери и подстраивалась под него максимально быстро. По звуку открывания входной двери Таня могла предположить со стопроцентной вероятностью исход вечера.

Эти навыки, увы, не исключили из жизни Тани побои, игнор и не сократили количество унижающих эпитетов в её сторону. Данный метод воспитания был выбран матерью. Как бы Таня ни старалась, ничего исправить не могла. Единственный вывод, к которому приходила из раза в раз Таня – это то, что она действительно плохая. И заслуживает подобного отношения.

К этому времени всё общение за пределами дома было под запретом, да и у девочки с «чокнутой» мамашей шансов завести друзей просто не осталось. «Как у других» Таня не знала, оттого решила, что так у всех. И дети – это страдание и боль родителей.

Подростковый период – момент, когда дети увлекаются гороскопами, гаданиями и прочей эзотерикой. Видимо справляться самостоятельно с взрослением становиться невмоготу, приходиться искать помощь извне. Даже если эта помощь потусторонняя.

Книги Таню отвлекали и развлекали. Спасали от одиночества. Весь десятый класс Таня посвятила гороскопам. Изучила каждый знак, провела параллели между знаниями и всеми знакомыми людьми: родственники, одноклассники. Выявила общее и стала общаться исходя из этих знаний. Было безумно интересно угадывать ту или иную реакцию человека, исходя из его знака зодиака.

Однажды Тане на глаза попала книга, которая вскоре научила Таню магическим штучкам. Магическими их называла Таня, на самом же деле – это были психологические приёмы. Психология тогда не была популярной наукой. Книга была вымолена всеми правдами и неправдами у матери и выписана по рекламе в газете. Стоила по тем деньгам бешено, однако мать купила, о чём пожалела спустя некоторое время.

Таня научилась зеркалить, строить невидимые кирпичные стены и возводить огненные круги вокруг себя, опять же невидимые. С этой волшебной книги начали происходить забавные метаморфозы в школьной жизни Тани и дома. Об истоках которых знала только Таня. И это её дико веселилоо.

Учителей будто бы Таня перестала интересовать, как только звучал звонок на урок. Ей хватило месяца, чтобы овладеть техникой «ограждение стеной». Мысленно она выстроила кирпичную стену, выкладывая кирпич за кирпичом, промазывая каждый цементом. Такая стена находилась на каждой парте в каждом классе. Теперь Таня контролировала процесс ответа на уроке. Готовилась, поднимала руку и блистала ответом. В дни, когда не поднимала руку, уверено сидела, зная, что стена её защитит. Было дело, прячась за своей воображаемой стеной, списывала, что не могла себе позволить раньше. Таня открыла для себя новый школьный мир, где были шпаргалки и управляемые оценки.

Дома Таня пользовалась двумя другими техниками. Первая – это выставить зеркало перед собой в момент, когда кто-то агрессирует в твой адрес. Этот кто-то была мать, которая не понимала в такие моменты, что происходит. Обычно разворачивалась и в недоумении уходила. Интересно, что предъявить дочери она ничего не могла. От того ссылалась на подростковый возраст и в целом дебильное поколение.

Второй метод – горящий круг вокруг себя, Таня применяла реже, в крайнем случае, когда мать хваталась за карательный инструмент – сетку. Таня не всегда успевала выставить воображаемое зеркало, на это уходили силы и время. Во время порки Таня «разжигала» огонь на мысленно очерченном круге, порка заканчивалась намного быстрее, у матери начинали болеть руки, затем голова и она оставляла Таню в покое.

Только с одним наказанием Таня не могла справиться с помощью приобретённой сверхспособностью. Это молчание матери. Начиналось молчание внезапно, без какого-либо пояснения. Тане нужно было догадаться самой, что же такое она натворила, покаяться и ждать милостивого прощения. Сложно догадываться и пытаться угадать, ведь мать не отвечала на вопросы и не принимала покаяния. От того молчание с каждым разом длилось всё дольше и дольше. И вроде живи, и радуйся, но лучше получить сеткой по спине, лучше, чтоб мать наорала и обозвала, чем молчать и жить в доме, где звук исходить только из телевизора.

Телевизор тоже являлся одним из видов наказания, его нельзя было смотреть, но мать об этом говорила, говорила сколько, например, месяц. И Таня жила, спокойно отбывая наказание. При молчании Таня просто не знала – можно ей смотреть телевизор или нельзя, на всякий случай при матери к нему не подходила. В целом при таком виде наказания Таня не знала, что именно ей можно, а что нельзя. Можно отрезать кусочек сыра или колбаски или отбывающим наказание можно есть только суп. А печеньки можно взять, а если можно, то сколько. Не дай бог закончиться шампунь или начнутся месячные, как попросить купить необходимое. Молчание – самое жуткое наказание, которое Таня вспоминает с содроганием по сей день.

В библиотеке Таню знали с младших классов, от того Марина Леонидовна, местный библиотекарь о книжных вкусах Тани знала и часто подкидывала что-то новенькое для чтения. В те годы появилась Донцова, её книги разлетались, как горячие пирожки. Таня прочла много рассказов под авторством Донцовой, ровно до тех пор, пока не появился Акунин с его Эрастом Петровичем Фандориным.

Таня влюбилась в Эраста Петровича. Перечитала все приключения с его участием. Это не мальчик из школы, пусть даже старших классов. Не прыщавый, неуклюжий подросток со словарным запасом глухонемого ёжика. Это был статный молодой мужчина, красавец, интеллигентный, умный, рассудительный. Мечта.

Мечта, которая разбивалась о неприглядную реальность. Где она, Таня, и где он, статский советник. В своих дневниках Таня писала безответные письма Эрасту Петровичу. В мыслях вела с ним беседу и упивалась этим общением. Это была самая настоящая первая любовь. Довольно сложно реальному человеку переплюнуть идеального персонажа прекрасных книг.

После книг Акунина возвращаться к Донцовой было не интересно. Марина Леонидовна посоветовала книгу – настоящее расследование журналиста. Речь шла про КГБ, вербовку сотрудников и психов-камикадзе. Не сказать, что книга Таню заинтриговала. Были, конечно, открытия про известные всем спецслужбы, но что делать с этими знаниями дальше Таня не знала. Заинтересовала её одна история – о том, как пациентов психиатрических клиник, совсем уж «плохих» для общества, вербовали для спецзаданий. Вербовкой это даже не назвать, эти люди давно потеряли себя, как личность, родственники предпочли забыть о их существовании. По этим причинам данные пациенты были идеальными кандидатами для спецзаданий, которое заключалось в выполнении террористического акта в людном месте. Засланные казачки с «левыми» документами въезжали в другую страну и исполняли приказ. Но как?

С пациентами работали гипнологи, внушая им новую «рабочую» личность. Само задание по взрыву «писалось» на подсознание. Описывалось это таким образом, будто бы вся необходимая информация записывалась на фотопленку, отдельными знаковыми кадрами, далее эта фотопленка скручивалась в рулончик и помещалась в родной тубус. Речь, конечно же идет о работе мозга, физически никакой пленки не существует. Этот тубус несут под заранее выбранное отдельно стоящее дерево и закапывают под ним. Этому месту под деревом дается название – это и будет кодовое слово для дальнейшей работы.

Получается, что некий, совершенно новенький, Иван Петрович Иванов пересекает совершенно спокойно границу Европейской страны, которая на тот момент недружественно дышала в сторону нашей великой и могучей. Приходит в людное место, где планируется, провести действие, калечащее людей. К Ивану Петровичу подходит агент, отдает чемоданчик с взрывчаткой и произносит только одно слово – то самое, кодовое слово. И бах-бабах, у Ивана Петровича происходит разблокировка всего того, что ему «наговорили» на фотопленку, он открывает чемоданчик и прямо посреди городской площади подносит зажжённую спичку к фитилю. И вся площадь вместе с Иваном Петровичем взлетает к чёртовой матери.

Вся эта предыстория к тому, что Таня использовала метод фотопленки на себе. Была в её жизни ужасная ситуация, которую она не могла доверить даже дневнику. Дневники читала мать, Таня об этом догадывалась. Прятала дневники, укладывала таким образом, чтобы можно было понять, притрагивался кто-то чужой к дневнику или нет. В итоге осознавая всю бесполезность, Таня придумала свой собственный шрифт. В какой-то момент мать сунула нос не в своё дело, обнаружила непонятные иероглифы и сообразила, что все её поползновения в личные дневники дочери были раскрыты и приняты меры. Мать этот факт безумно разозлил. В тот день Таня огребла по спине сеткой с удвоенной силой. Это был единственный раз, когда оба участника наказания знали суть этого самого наказания. Таня в душе ликовала. Это была весомая победа над матерью. Сей факт придавал сил и ознаменовывал начало конца этого семейного ада. Это был конец без какого-то продуманного начала. Об этом Таня ещё не думала.

Однажды на летних каникулах произошло нечто ужасное, что Тане пришлось переживать в одиночку. Ни матери, ни редко появляющейся бабушке она не могла рассказать. В дневнике писать опасно, мать прочтёт и будет выспрашивать. Обязательно сделает Таню виноватой, собственно, как всегда. Другого Таня не ждала.