Заклятый друг

– Так лучше? Правда этого хочешь? Хочешь умереть?

Ослабляю нажим, и она мякнет.

Веду ладонью по её шее. От моих пальцев появляются и сразу исчезают узкие впадины. Так волна напрочь лишает очертаний оставленный на песке след.

Меня это завораживает. И завораживают ощущения от прикосновения к Даше. Вдумчивого и долгого.

Как же я по ней истосковался.

Между нами слишком долго было расстояние.

Слишком долго я как голодный зверь мог только видеть её сквозь прутья своей клетки, и она настолько далеко была, что даже запаха не учуять.

Я лишь потрогав её понял как сильно голоден. Уже от голода соскребаю зубами и проглатываю металл с каркаса моей тюрьмы.

Но теперь Даша оказалась рядом. Моя лапа дотянулась до неё, сграбастала, втащила в мою клетку, прижала к холодному цементу. И сейчас я буду мять её, прикусывать, грызть живую, убивать так долго и прикончу за секунду одновременно.

Она попыталась ударить меня коленкой.

Я развернул её спиной к себе.

Существо сгорбливается над ней как паук над мошкой.

Губами к Дашиному уху. Говорю ей мерзости. С пеной у рта. Её волосы промокают от меня. Чувствую их стылую поверхность, когда трусь щекой.

От неё теперь по-другому пахнет. Рассыпанным в молоко сахаром. Песочным печеньем. А я так голоден, что только мясо утолит этот голод. Хочу мяса. Пусть и сырого, но прямо здесь и сейчас.

Рукой по её животу. Он вздрагивает, словно изнутри толкаются.

– Говоришь, нет молока? – Скручиваю ткань её платья под грудью, и оно рвётся бесшумно, рассыпается. – Что мне с тобой сделать, если обманула? Что же я с тобой сделаю, а?

Под моими пальцами совершенно новая женщина. Полногрудая. Мягкая. Она иначе дрожит. Иначе дышит. Мне хочется узнать, насколько она изменилась в других местах.

– Я покормлю. Я всё сделаю.

Смирение в её голосе меня отталкивает.

Отпускаю, и Даша просачивается сквозь мои руки.

Призрак обрёл телесность в районе кухонной раковины.

Я не сразу понял, успела ли она выхватить нож. Подставка опрокинулась, рассыпав своё содержимое повсюду.

А через несколько секунд я был в её комнате.

Она прижимала нож к горлу, а другой рукой прикрывалась разодранным платьем.

На долю секунды у меня проскакивает идея, что, убив себя, она заберёт с собой и мою вину перед ней. Ведь только мы двое знаем о том, что произошло.

И я пытаюсь напрячь свою скудную фантазию и представить, как я буду жить, если Даши не станет.

Я представляю мир без неё.

И это оборачивается ёбаным шквалом мыслей.

Они как разъярённые осы над уничтожаемым гнездом, со всех сторон таранят моё сознание. Такие разные. Но все вместе несут единый смысл.

Я хочу, чтобы она жила.

Хочу, чтобы она научилась любить своего сына.

И я тоже хочу научиться. Любить Ваню так, как если бы был его родным отцом.

15. Даша

Макс забирает нож и уходит.

Он просто ушёл.

Он ничего не сделал.

Он ничего со мной не сделает.

Дверь настежь. Я в одних трусиках. У ног разодранное платье.

Он оставил меня здесь один на один с уродливой мыслью, от которой я отворачиваюсь каждый день.

Мысль о том, что я хочу бросить ребёнка.

У зеркала в ванной поправляю причёску. Глажу шею. На ней нет ни царапины. Наоборот. Яремная вина с завидной энергией пульсирует.

Только палец поранила.

Вытираю лицо и заново наношу макияж. Светлую пудру на кожу, ещё красную от слёз. А хочется нанести чёрные тени по всему телу. Размазать. Смывать тщательно. Так я точно не пропущу ни одного уголка, к которому он прикасался.

Сегодня это было самое первое прикосновение за столько месяцев.

И я чувствую даже не отвращение к самой себе после тактильного контакта с ним. Пронизывает насквозь ощущение неправильности. Неправильности всего происходящего, когда он меня трогает.

Господи, а раньше… раньше мы постоянно прикасались друг к другу. И это было так… не пошло. Несмотря на всю болтовню наших знакомых, которые были уверены, что мы любовники.

То, что мы тянулись друг к другу, казалось таким естественным…

Мой сын плачет, а я наряжаюсь.

В комнате на малахитовом трюмо ждут две огромные шкатулки. Я достаю из них другие украшения. А те, что были на мне, когда Макс трогал моё тело, снимаю и кладу на ладонь.

Я снова вспоминаю Арского. Его руки на мне. Сжимаю подаренные Жанной украшения сильно, до треска. И бросаю в разгромленное гнездо из порванной одежды. Туда же летят трусики.