Иоанн III, собиратель земли Русской

– Кончилось? Ты ошибся, Леонид, – начинается! Конца ты никак не ожидаешь, но все равно. Надо поспешить, чтобы господа академики не предупредили. Их мудрость опасна…

– Что же хочешь делать?

– А вот увидишь.

– Я знаю, что ты хочешь делать, – прошептала тем временем Зоя, лукаво улыбаясь. За густою зеленью своего трельяжа она была невидимый зрительницей всего, что происходило в большом саду… Но едва только Палеологи ушли, как лукавая улыбка сменилась грустным выражением лица; Зоя присела и, отодвинув густую зелень акации, с приметным нетерпением глядела в сад.

– Уж не ошиблась ли я? – опять прошептала Зоя. – Академии поутру не будет, так сказал вчера Константин, зато ввечеру они хотели собраться пораньше, солнце склонилось, а никого еще нет…

– Мир дому, счастие и веселие прекрасной хозяйке, – сказал женский голос в малом саду или, правильнее, в цветниках Меотаки…

«Ведьма, ты опять здесь!» – подумала Зоя и отвечала:

– Милости просим.

Вошла женщина лет сорока, приятной наружности. Хотя она была в немецком платье, но по лицу и выговору нетрудно было догадаться, что это была жидовка. Кивнув весело Зое, она без чинов уселась на низенькой софе возле хозяйки и лукаво спросила:

– Кого высматриваешь?

Зоя покраснела, но отвечала с притворным спокойствием:

– Мистра Леона! Мне что-то нездоровится…

– Зоя, от твоей болезни Леон не вылечит. Только дивлюсь я и тебе, Зоя, ведь тебе уже двадцать лет миновало, ты не ребенок; какого ты найдешь себе приятеля между этой безбородой молодежью, ведь это все дети…

– Я люблю детей больше, чем стариков…

– Знаю, на что ты намекаешь. Только ты, по-моему, несправедлива, Зоя! Андрей не стар; что это за старость? Мой муж, Хаим Мовша, десятью годами старше царевича, а все еще молодец; и Палеолог, на мой глаз, красавец.

– Может быть, для иных и так. Да не в том сила, соседка! Ты умная и ловкая баба, а не можешь понять, что кто бы твой Палеолог ни был, но никому не охота быть его наложницей…

– Ты, Зоя, всегда на свой лад перетолкуешь. Ведь он тебя не в гарем посадить хочет, ведь он тебя на замке и на привязи держать не станет. Ты будешь знатной боярыней, сама по себе хозяйкой, подругой…

– Видишь, соседка, я и без того боярыня, потому что муж мне кусок хлеба оставил, я и без его милости хозяйка сама себе, а уж если иметь поклонника, так лучше – в муже, чтобы смело всем в глаза смотреть…

– Мещанская мудрость! Ты, чай, слышала про маркизу Кастелли, она гордилась званием любовницы Палеолога.

– Слыхать слыхала, но видеть не видела; слышала я еще и то, что маркизе твоей нечего было есть, а у Андрея водились деньги; я его не виню: как ему моей любви не добиваться; хороша ли я, нет – в сторону, а заплатить долг надо; Меотаки без расписок в долг не давал, все целы…

– Что? Расписки?! Вспомни, что Андрей…

– Ты хочешь сказать, брат московской государыни? Да ведь московский царь на их византийскую спесь не смотрит. Жену любит и чествует, а нашему Андрею жалованья все-таки не дает, когда нашалит. Вспомни, что князь, верейский князь, сам по себе государь, на Андреевой дочери женился; не посмотрели – как холопа вон выгнали, и вот помяни мое слово, пожалуюсь Патрикеевым завтра – и завтра же Андрея, как всякого другого, позовут к расправе.

– Но чем же он заплатит?

– Если маркиза – без денег – могла поквитаться с ним любовью и стыдом, то Палеологу без денег – тоже гордиться нечем…

– Одумайся, Зоя! Да ты затеваешь такое несбыточное дело, что тебя вся слобода на смех поднимет.

– В таком случае я и буду смешна… Извини, соседка! Ты посол, что ли?

– Помилуй, Зоя! Ты знаешь, как я тебя люблю; одно участие…

– Благодарю и постараюсь заплатить тем же, но только в другое время, а теперь, соседка…

– Понимаю, понимаю! Ты хочешь послушать греческой мудрости…

– Ты угадала! Родная мудрость. Весело…

– Да я тебе не помешаю, Зоя, и так как я тебя люблю, притом же мы с Хаимом люди бедные, а ты, Зоя, можешь помочь нам… Нам все равно, кому служить, а я тебя за кого хочешь высватаю…

Зоя затрепетала; хотела что-то сказать, но, подозрительно взглянув на жидовку, как будто онемела; та заметила впечатление последних слов своих и продолжала:

– Хочешь за молодого Ласкира, он у нас самый знатный жених…

Зоя повела головой отрицательно.

– Хочешь за Чеколи… Ты любишь его беседу.

Зоя сделала то же движение…

– За кого же?..

Зоя отвела зелень акаций и указала на улицу. У ворот академии на конях три всадника о чем-то разговаривали. Один был Никитин, другой молодой Холмский, третий был дядька, или приспешник[12 - Приспешник – помощник, служитель, соучастник в чем-либо неблаговидном.], или как угодно назовите приставника Васи, мы будем называть его так, как называли его в самом деле – Алмазом. Зоя указала на всадников в то самое время, когда князь Холмский указывал Никитину на нее или на беседку, в которой она сидела. Зоя смутилась и опустила зеленые ветви. Жидовка привстала с удивлением и любопытством.

– Губа не дура, говорят русские, – сказала она, присев на софу. – Тут надо приложить много ума и много труда, Зоя! Ведь это князь Василий Холмский, сын первого и знаменитого московского полководца, ты, верно, слышала, что он уничтожил Новгород; я помню это страшное время, мы тогда только приехали из Любека и хотели там купечествовать. На реке Шелони Холмский скосил все новгородское войско; горожан как овец забрали; он ходил противу Ахмата и прогнал Золотую Орду так далеко, что теперь про нее и не слышно; он же побил и железных орденских немцев; а сегодня, ты знаешь ли, отчего в Москве так звонили в колокола? Князь взял Казань и татарского царя в Москву пленником прислал. Московский царь без него ни в какой поход не ходит. Мало того. Жена князя царю сродница. Он ей поручил воспитание детей… Так видишь ли, Зоя, сын таких родителей Ивановой дочери – чета… Да не все же князья на княжнах женились… Велико, Зоя, твое богатство, но красота твоя больше; скажу правду, между русскими боярышнями и тени твоей не увидишь…

Зоя молчала; глаза ее сквозь зелень дерев впились в юношу, который, простясь с Никитиным, соскочил с лошади, отдал ее Алмазу, а сам, взяв от него большую кожаную суму, шел мимо к уединенному садовому домику, который вмещал одну довольно обширнул палату, или академическую залу… Зоя трепетала и горела; схватилась было уже за ручку дверей, но голоса в малом саду удержали ее.

– Говорю тебе, старик, здесь нет никакого Палеолога…

– Так будет, – отвечал Никитин по-гречески. – Доложи своей госпоже, а об остальном не беспокойся…

Смущенная, испуганная, Зоя взглянула в малый сад и тотчас узнала в Никитине княжьего собеседника у академических ворот. Обольстительные догадки заблистали в воспаленном воображении: «Уж не от него ли? Может быть, судьба посылает случай!..» И тому подобные мысли толпились в горящей голове. Зоя с немым вопросом стояла на лесенке, поразив старого Никитина зрелищем истинно ослепительной красоты. Но старик скоро опомнился.

– Ты вдова Меотаки? – сказал он тихо. – Извини, государыня моя, если обеспокоил моим приходом. Друг твой, Андрей Палеолог, приказал мне быть сюда…

– Мне не друг этот старый развратник! Нет тут никакого Андрея! Ступай, откуда пришел…

– За что же ты серчаешь, красавица! Не знаю, чем он досадил тебе, а я человек приезжий; привез ему от брата Мануила грамотку и подарки; встретил его на улице, и он велел мне быть сюда… Вот мы и приехали…

– Кто «мы»? – спросила Зоя торопливо.

– Князь Вася да я… Князь мне и дорогу к тебе указал…

– Князь! Много чести! Я никогда не имела счастия его у себя видеть…

– Недоросль еще, зелен, хоть и умен не по летам; ему учиться надо, а не в гости ездить…