На горизонте – твоя любовь

– Такой маленький, – говорит он, безэмоционально смотря на дату рождения и смерти Диаза. – Моя дочь умерла в тот же день, что и этот мальчик. Какое ужасающее совпадение… А сегодня у нее должен был быть день рождения… Вы не против, если я присяду? – спрашивает он, указывая на землю рядом со мной.

– Как вам угодно, – стараюсь держать голос максимально ровным, а внутри чувствую, что запланированная мной, но «случайная» для него, встреча все-таки состоится.

– Спасибо, – говорит он и присаживается на землю. – Не желаете выпить? – интересуется он, кивая на бутылку алкоголя янтарного цвета.

– Нет, спасибо, я не пью.

– Вы сильная. А я не могу прожить и дня без алкоголя после случившегося с моей дочерью. – Он достает пробку из бутылки и, прислонив горлышко к своим губам, делает несколько глотков даже не скривившись. – Ваше лицо мне кажется очень знакомым, – говорит он, указывая на меня пальцем. – Возможно, я ошибаюсь, но вы напоминаете мне девушку, которая работала на подонка Каттанео. Галатея, кажется? Ваше имя настолько необычно, что его невозможно не запомнить. Меня зовут Эван Стоун, возможно, моя фамилия покажется вам знакомой.

«Конечно, она покажется мне знакомой, я ведь уже больше полугода штудирую все новости и о тебе, и о Каттанео, и о вашей общей компании.»

– С чего вы взяли, что я – это она? Или вы таким образом пытаетесь познакомиться со мной? Вам не кажется, что это совсем не подходящее место для этого? Какого черта вы вообще решили завязать со мной разговор? – на одном дыхании выпаливаю, притворяясь той самой сукой, которая ненавидит все и всех.

– Это точно вы, – мужчина усмехается, но его глаза остаются серьезными. – Когда мы еще общались с человеком, которого я считал своим другом, он говорил, что его переводчик – обладательница острого языка, всегда на готовности задавать неудобные вопросы, которые могут ввести в ступор.

– И вы решили, что только Галатея может быть такой?

– Я узнал вас. Только вот ваши волосы… сейчас они выглядят иначе. Вы перекрасились?

– Вы серьезно сейчас? Собираетесь обсуждать это здесь? – недоумевая спрашиваю, пытаясь намекнуть, что здесь вести подобные разговоры – не совсем правильно.

– Извините, я, наверное, совсем сошел с ума, – он закрывает лицо руками. – После смерти дочери, я перестал жить. Я понял насколько сильно ошибался, когда позволял ей делать все, что она хочет и совсем не занимался ее воспитанием. Она была прекрасной девочкой, но я, идиот, был зациклен на том, чтобы сделать все возможное, чтобы заработать все деньги мира. И только когда я ее потерял, понял, что жизнь – гораздо ценнее размера банковских счетов. Но, увы, уже слишком поздно…

– Вы думаете мне это интересно? – равнодушно спрашиваю, хотя на самом деле мне очень интересно выслушать его.

– Если вы все еще слушаете меня, то, думаю, интересно.

– Если вы хотите выговориться, то, может быть, пойдете в бар и расскажете все бармену, который привык слушать душераздирающие истории посетителей? – даю ему еще один жирный намек на место, где мы смогли бы поговорить обо всем.

– Составите мне компанию? – спустя пару минут спрашивает он.

– Вы шутите? – выпучив глаза, интересуюсь.

– Галатея, не думайте, я не маньяк или серийный убийца, который ищет на кладбище себе жертву…

– Вы считаете, маньяки и убийцы сразу признаются в том, кто они такие на самом деле?

– Вы правы… Простите, наверное, я действительно спятил, решив, что могу выговориться вам. Я не знаю как это объяснить, я никогда не делал этого раньше, но, увидев вас здесь, меня будто магнитом притянуло, – говорит он и поднимается с земли, направляясь в противоположную сторону от меня.

– Стойте, – прошу его, взглянув еще раз на надгробие и почувствовав себя не очень комфортно от того, что веду себя так рядом с Диазом. – Если вы в таком состоянии сделаете что-то необдуманное, я буду чувствовать свою вину за это, ведь я могла бы предотвратить это, – говорю, поднимаясь на ноги. – Понятия не имею почему, но я готова предоставить вам свои уши для душераздирающей истории, но только если вы будете пить со мной кофе или чай, а не что-то из того, что предпочитаете пить вы, – указываю на бутылку в его руках.

– Идет, – соглашается он.

– Дайте мне десять минут.

Попрощавшись с Диазом, мы пешком прогуливаемся до старого здания, и, подняв взгляд, я читаю до странности символичную вывеску – «Подземелье». Судя по всему, владельцы не сильно заморачивались, придумывая название этому бару.

Эван открывает для меня двери, позволяя первой войти в местечко для зависимых от алкоголя, и не только, людей. Он отодвигает стул, на который я присаживаюсь, а сам садится напротив.

– Американо без сахара, пожалуйста, – прошу подошедшего к столику официанта.

– Зеленый чай, – говорит Эван.

Парень удивленно смотрит на нас, словно не привык к подобным заказам в данном заведении, а затем кивает и отправляется в сторону барной стойки.

– Вам нравится находиться в таком состоянии? – спрашиваю его, склонившись вперед.

– Это единственное состояние, которое я заслуживаю.

– Вы так уверены? Ваш друг, Джеймс Каттанео, тоже так думает? – специально спрашиваю его, замечая резкую смену его настроения.

– Ненавижу эту фамилию! – гневно выпаливает он и неожиданно для меня стучит ладонью по столу.

– Тут я вас полностью поддерживаю, – откидываюсь на спинку стула и смотрю перед собой.

– Он тоже обманул вас? Или забрал что-то очень важное? – спрашивает он.

– Можно и так сказать. Но мы пришли сюда для того, чтобы я вас выслушала, ведь так? Рассказывайте все, что хотите.

«Это может быть полезным, Эван, очень полезным для дальнейших действий.»

– Как я сказал ранее: у меня была дочь – Беатрис Стоун, – начинает он, – вы, возможно, видели ее в компании самого страшного сына Каттанео – Хантера, – говорит он, а в моей голове яркими картинками вспыхивают моменты из прошлого: то, как Хантер доказывал, что между ним и Беатрис никогда и ничего не было; то, как он неосознанно заставлял меня ревновать, находясь рядом с ней; то, как я увидела их вместе на мероприятии, которое оказалось их помолвкой.

– Он должен был жениться на моей Беатрис, но в день свадьбы произошла та жуткая авария, в которой она и водитель погибли на месте, – говорит он, а я, услышав слово «водитель», невольно сжимаю руки в кулаки.

«То есть мой брат запомнился всем лишь фоновым объектом? Водителем? Телохранителем? Пешкой в чьей-то игре? Потрясающе…»

– Я до сих пор уверен, что авария была подстроенной! Уверен на все сто, но у меня нет никаких доказательств. Ничего: ни камер на месте ДТП, ни регистраторов у проезжающих в это время машин, ни очевидцев. Нет ни-че-го. Вы только подумайте, как могло произойти авария с участием машин жениха и невесты, которые ехали отдельно? Но по какой-то причине машина жениха ударилась о столб, позволив дальше жить Хантеру и Джеймсу, а машина моей дочери – взорвалась. Согласитесь, это даже звучит абсурдно?

– Возможно, вы правы.

– А знаете, что я получил вместо слов поддержки со стороны Каттанео в день похорон моей Би? – спрашивает, делая глоток горячего чая.

Я отрицательно качаю головой, желая узнать больше подробностей.

– Я до сих пор помню, как, похоронив свою дочь, приехал к нему в больницу с апельсинами и яблоками, думая, что смогу разделить с ним свое горе и поддержать его, ведь он тоже пострадал в той аварии. Кроме того, я был уверен, что он любил Беатрис как свою собственную дочь, – говорит он, а по его глазам я замечаю, что он уходит глубоко в воспоминания того дня. – Он сказал, что моя дочь закончила так, как ей было суждено. Он сказал, что очень хорошо, что моя дочь скончалась в день свадьбы, обеспечив компании возможность получить не просто слова поддержки со стороны клиентов, а крупные пожертвования, которые значительно повысили наш доход. Все, что для него было важным – не друг, потерявший самое ценное, не то, что он лишился способности ходить, а деньги… Ему всегда их было мало. Я был идиотом, что не замечал этого раньше, а сейчас понимаю, что такой человек, как Джеймс, готов продать даже своих сыновей, лишь бы заработать лишнюю сотню баксов.

– Это ужасно. Мне очень жаль, что это произошло с Беатрис, – я не лгу, я действительно испытываю глубочайшие сожаления его потери. Хоть я и не испытывала к этой девушке теплых чувств, но потерять своего единственного ребенка при подозрительных обстоятельствах – самое страшное, что может произойти с родителем.

Он несколько секунд молчит, а затем продолжает рассказывать, а я – выслушивать каждое слово, за которым прячется не просто обида, а сильнейшая боль, неспособная прийти к чему-то теплому и приятному.

– Может это паранойя, но я начал думать, что это он приложил все усилия, чтобы таким образом избавиться от лишних людей в своей жизни. Зная его, он мог сделать все, что ему заблагорассудится, лишь бы достигнуть своей цели. И у него получилось. Убрав Би, он избавился и от меня.

Удивленно смотрю на него, пытаясь понять, что он имеет в виду.

– Я тогда очень сглупил. До свадьбы Би и Хантера, мы заключили с ним соглашение об объединении наших компаний в одну более крупную. Тогда мне это казалось хорошей перспективой, но теперь… теперь, кажется, что я слепо верил своему «другу», который шел к своей цели, не взирая ни на что. Я ненавижу его. Если бы у меня были силы, я сделал бы все возможное, чтобы отплатить ему, забрать все, что у него есть, растоптать и смотреть на то, как он будет страдать.

– Он отнял ваш бизнес?