Слепая совесть

Гуляем какое-то время по парку – здесь всегда прохладно, умиротворяющий запах деревьев и трав. Страшно хочется увидеть, где же она, моя охрана, сколько ее, все ли Стражи, или кто еще… Однако пусто, может, Дарсаль обманул? Идет чуть сзади, ступает бесшумно, уже и ограда виднеется. Ощущаю себя заключенной в клетку, не сбежать. Стараюсь не расстраиваться.

– Там женщина, моя госпожа, – вдруг сообщает. – По-моему, вас ждет.

– Какая женщина? – оборачиваюсь, Тересия, что ли? Обещала ведь зайти. – Где?

– Не знаю, незнакомая. У ограды, – отвечает. Какая это незнакомая может меня ждать? Кошусь на него, добавляет: – Не опасна.

– Так что же она не зайдет? – бормочу, вроде пансион мадам Джанс никогда не был закрыт для посетителей, изредка девочек даже в семьи забирали.

Хотя, у богатых обычно свои дети, им чужие не нужны, а бедным содержать не на что, не всякому и отдадут. Наша мадам, насколько я понимаю, какие-то дотации от государства получает.

– Боится, моя госпожа.

Действительно, впереди, у ворот стоит женщина – не молодая уже, в темном длинном платье и небольшой, завязанной под подбородком шляпе. Поднимает взгляд на меня, на стража, на мгновение такая надежда в глазах, руки мнет перед собой и, кажется, что-то держит в них.

– Госпожа Ноэлия? – зовет, киваю, приближаюсь с любопытством, никогда ее не видела.

Выцветшие темно-серые глаза, худая чуть сгорбленная фигура.

– Да, – отвечаю, – вы что-то хотели?

Женщина кидает опасливый взгляд на Дарсаля, делает робкий шаг в ворота, тоже кошусь на Стража, но он как обычно – молчалив и непроницаем.

– Да, – шепчет женщина, протягивает руки, быстрее, чем успеваю сообразить, беру их в свои.

В ладонь тычется какой-то листок бумаги, женщина снова бросает взгляд на Дарсаля и выдыхает едва слышно:

– Помогите!

Забирает руки, оставляя послание в моих, уходит поспешно. Смотрю какое-то время ей вслед, как нервно оглядывается, размышляю о том, что делать с листком, где его прочитать. Наверняка ведь ненужное внимание привлекла! Уж лучше бы поговорила о чем-нибудь.

Идем, молчим, пытаюсь сообразить – он просто предположил, что она боится, или может это видеть? И насколько далеко слышат Стражи? Незаметно прячу бумагу в карман. Спешу к себе.

– Подождите тут, – прошу возле комнаты, однако охранник не слушается, заходит следом. Закрывает дверь.

– Что она вам дала, моя госпожа? – спрашивает вдруг.

– Ничего, – бурчу. Это же кошмар, неужели я теперь постоянно на виду буду?! Каждый шаг под контролем!

– Обман вам не идет, моя госпожа, – кажется, Дарсаль хмурится слегка, почти незаметно.

– Я просила подождать за дверью!

– Пожалуйста, отдайте письмо, госпожа.

– Зачем? – возмущаюсь.

– Император должен его увидеть.

– А если не отдам? Будешь отбирать силой?

– Мне придется доложить повелителю. Простите.

– И что, он раздумает на мне жениться? – злюсь.

– Надеюсь, нет, – отвечает Дарсаль таким тоном, мурашки по спине. Я еще даже не знаю, что там! Почему вдруг завелась? Да потому что задыхаюсь, хочется хоть какой-то свободы! Не могу я, когда за мной по пятам ходят, следят!

– Это не письмо! – сообщаю мстительно, на мгновение кажется, будто в глазах Стража что-то мелькает – не могу разобрать. Растерянность, сожаление. Страшно, наверное, не видеть – или видеть совсем не так.

Раскрываю записку, читаю.

«Моя дочь, Малария Эдвайс, пропала после приезда прошлого императора. Ее похитили Слепые. Пожалуйста, помогите!»

Вот же… Смотрю с ужасом на Стража. И что мне за это будет? Может, нужно было отдать не читая? Стоит, ждет, осознаю: одно слово императора – и я даже пикнуть не успею. Охранник-тюремщик.

– На, читай, – вручаю ему записку, кусаю губы, чтобы не расплакаться от страха и снова прихлынувшего отчаянья.

Дарсаль

Слова режут по живому, убеждаю себя, она же не знает. Хотя кого я обманываю, специально она это говорит.

– Я не могу читать, моя госпожа, – отвечаю как можно ровнее.

Не заметила бы этой неутихающей тоски. Беру в руки бумагу, провожу пальцами, слегка приотпускаю омаа, пытаюсь понять хоть общий смысл. Просьба найти какую-то пропавшую девушку, имя выделить не могу – незнакомо. Но как-то связано со Стражами. Убираю в карман, Иллариандру все равно придется передать.

Ноэлия сердится, колючие серебристые льдинки, надеюсь, мы не поторопились с выбором. Для меня это был бы конец.

Нет, аура быстро восстанавливается, такая же ровная, синяя. Успокаивающая. Свою тоже пытаюсь стабилизировать. Удается. Выхожу за дверь, как просила.

Ноэлия нервничает, ходит по комнате, собирает остатки вещей. Появляется вчерашняя гостья – Тересия, приходится снова зайти. Ноэлия молчит, холодная отчужденность. Тоже молчу.

Гостья курит, едкий запах дыма, фиолетовые жгуты нервного расстройства, переживает. Разговаривают ни о чем, боятся.

– Я Алму пригласила… – сообщает Ноэлия. – Если император не будет возражать.

– Да что б ему возражать, женщины в Айо никогда не лишние, – шорох одежды от пожатия плечами. – Тебе-то родное лицо рядом, я понимаю. Но помощи от нее не жди, себе на уме твоя Алма. Я люблю тебя, ты же знаешь, но никому не пожелала бы ехать в Айо, – опасливая волна в мою сторону. Чем их так Айо пугает? Не понимаю.

Ноэлия все хочет что-то спросить – о записке, наверное, – да не решается. Тересия тоже полна сомнений, снова острый взгляд на меня, глубокий вздох.

– Мне нужно уехать, девочка моя, – наконец, сообщает.

– Куда?! – сиреневая печаль, фиолетовая тоска. – Надолго?

– Постараюсь к твоей церемонии успеть, моя хорошая, – по ауре ползет, передвигается серое пятно: обманывает, умалчивает, интересно, император установил за ней слежку? Впрочем, для Ноэлии непосредственной опасности нет, остальное – заботы Лийта и прочих ответственных за службу охраны.

– Ну не расстраивайся, – в словах мягкость, почти нежность.

– Все в порядке, – голос Ноэлии дрожит, невыплаканные слезы. Быстро берет себя в руки, молодец девочка. Все-таки хорошей императрицей будет. – Когда уезжаешь?