Отряд

– Моя бабушка умерла от рака, – внезапно произнес Эфраим. – От рака печени.

– Чего? – встрепенулся Макс.

Взгляд Эфраима, брошенный на него, говорил: «Просто слушай».

– Ее кожа пожелтела. Все, что она могла осилить, – заменители еды, которые пьют старики. Волосы у нее вылезли из-за радиационной камеры, в которую ее засовывали, чтобы убить рак. – Он тяжело выдохнул, сдувая со лба темные пряди. – Когда я сегодня утром увидел этого парня, то сразу подумал о бабушке.

Весь день они старались не вспоминать того человека, но он все равно мелькал где-то на краю сознания. Его болезненное лицо. Конечности-спички. Сладкий запах.

Изящное и необычайно красивое лицо Эфраима приняло на редкость задумчивый вид.

– Как считаете, что с ним такое?

Кент схватил камень и с размаху швырнул его в воду.

– Кто знает, Иф? Если рак, то рак, верно? Люди заболевают раком. – Кент посмотрел на остальных с диким торжеством. – Может, у него это, как оно называется… альпинизм или как-то так.

– Альцгеймер, – поправил Ньютон.

– Да, пусть бы и эта хрень, Ньют. У него вот она.

– Слишком молодой, – сказал Ньютон. – Это болезнь стариков.

– Вы, парни, ведете себя как дети, – Кент растянул последнее слово. – Мой отец говорит, что самый очевидный вывод обычно самый правильный. В девяноста девяти целых и девяти десятых процента случаев.

– Ну, и какой же вывод самый очевидный? – спросил Шелли, обратив бесцветное лицо к Кенту. – У него кожа как будто плавилась.

Ребята умолкли.

– Я думаю, что парень просто болен, вот и все, – сказал Макс через некоторое время. – Я много думал об этом.

– Я тоже, – произнес Эфраим.

– И я, – добавил Ньют.

Кент фыркнул:

– Тим ведь врач, так? А значит, это его работа. И лучше бы ему все уладить к тому времени, как мы вернемся.

Он пинком разворошил костер, разбросав пылающие коряги.

Прежде чем уйти, Ньютон собрал тлеющие палки и погасил их в воде. Закон скаута номер четыре: «Чти и защищай природу во всем ее изобилии».

* * *

ЖУРНАЛ ВЕЩЕСТВЕННЫХ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ, ДЕЛО 518С

РАЗДЕЛ Т-11 (личные вещи)

Журнал консультаций Ньютона Торнтона

Изъято из УЧАСТКА Т (Остров Принца Эдуарда, Норд-Пойнт, Скайларк-роуд, 34) офицером Брайаном Скелли, значок № 908

Дорогой доктор Харли!

Я составлю вам письмо, поскольку пишу много писем – у меня есть друзья по переписке из Австралии, Англии и Дубьюка, штат Айова. Кому же не нравится открывать почтовый ящик и находить письмо от друга, даже если никогда с ним не встречался?

Так… Исповедь, да? Вы думаете, я держу все в себе, а исповедь полезна для души. Так ведь? Я бы говорил больше, если бы людей – я имею в виду других ребят в школе – хоть чуть-чуть интересовало мое мнение. Чаще они просто смеются, называют меня ботаником, чудиком, называют меня жирным, называют меня жирнющим чудиком-ботаником (что уже перебор, верно? Ботаники и чудики – это почти одно и то же…). Поэтому я почти не разговариваю, только с учителями и мамой. А теперь и с вами.

Дело в том, что в письмах можно быть другим человеком. И в Интернете тоже. Потому что там я – это не Я. Ладно, да, тоже я, но не физически. То есть не жирный (это железы), не потный (это тоже железы), не странный (для Норд-Пойнта, во всяком случае. Я не люблю охоту с луком, подводную охоту и вообще убийства, я слишком неповоротливый для стикбола, и мне действительно НРАВИТСЯ «Анна из „Зеленых мезонинов“»[9 - Роман для детей канадской писательницы Люси Мод Монтгомери, действие которого происходит на острове Принца Эдуарда.]… так что да, здесь я странный!) и не неловкий, и не неуклюжий, и Эфраим Эллиот не прав, что иногда пахну гнилой кукурузой или черной ушной серой. (Кстати, я слышал, вы Ифа тоже консультируете. Отлично справляетесь – он уже месяц не делает мне ни «мокрого Вилли», ни «петушиного клюва», ни «крученых сосков».)

В Сети я другой человек. Там можно быть лучшей версией себя. По словам мамы, я очень чувствительный. Кроме того, эрудит, а значит, знаю чуть-чуть обо всем (что, КОНЕЧНО ЖЕ, признак ботаника). В Сети я могу быть со своими мозгами, но без своего тела.

Так… Исповедь. Простите меня, святой отец… Ха! В любом случае вы никому не расскажете. Конфиденциальность между пациентом и врачом. Я читал об этом.

Год назад умер мой двоюродный брат Шервуд, который жил в Манитобе. Он заснул в поле, и его переехал комбайн. Брат попытался убежать, но эти комбайны – сорок футов жужжащих лезвий. Хоронили его в закрытом гробу.

Я любил Шервуда. Мы почти не виделись – у нас не так уж много денег (я даже не знаю, как мама может вас позволить), а родители Шервуда – фермеры. Но каждое лето они приезжали в гости. Я брал Шера к океану. В Манитобе ведь нет океана, верно? Мы отлично ладили. Когда я делился с ним крохотными кусочками знаний, Шера это искренне интересовало.

Мы держались самых отдаленных мест, тех, о которых знал только я. Мне не хотелось встречаться с ребятами из школы – они назвали бы меня «жирдяй» или «мешок кишок». Я боялся, что, если Шер такое услышит, я перестану ему нравиться. Что было не совсем справедливо по отношению к нему. Шер помог бы мне, потому что кровь гуще воды, верно?

Шер был высоким, широкоплечим и мускулистым: «мускулы деревенского парня» – так он говорил, смеясь и рассказывая, что дома у всех такие, и вовсе он не особенный. Но Шер был ОСОБЕННЫМ. Красивым (я могу сказать так и про другого мальчика, это не странно), и люди просто… Они тянулись к нему, такое слово, думаю, подойдет. Так магнит притягивает железные опилки. Все хотели дружить с Шером.

А потом он умер из-за глупого несчастного случая, и все сильно расстроились. Мир утратил свет – так говорили. Интересно, что бы сказали, если бы умер я? На самом деле не хочется гадать.

После похорон я достал коробку с фотографиями. Мама купила мне на день рождения «Полароид», и тот очень пригодился. В основном на снимках был Шер – снимал ведь я, плюс мне не нравится, как я выгляжу на фотографиях.

Я собирался сделать мемориальную страничку. На Facebook, понимаете? Что-нибудь в память о Шере. Моя идея, честно. Но в какой-то момент все изменилось.

Я отсканировал фотографии и сохранил их на компьютере. Но вместо мемориальной странички я… Ну, я создал человека. Наверное, именно это я и сделал.

Алекс Марксон. Не знаю, откуда я взял это имя, но мне оно показалось стильным. И хорошо подходило к фотографиям. У Алекса Марксона было лицо и тело Шервуда. У Алекса Марксона были мои слова и мои интересы. Алекс – это и я, и Шервуд вместе.

Я составил профиль. Хотя знал, что это неправильно. Мое сердце стучало как барабан, когда лицо Шера – ХЛОП! – оказалось прямо на экране. Получилось… святотатство? Я чуть было не удалил все. Чуть было.

Я начал публиковать всякое. Сначала ничего особенного. Только то, что меня интересовало, – то, за что меня здесь дразнят. Мои слова приклеились к телу Шера.

И что суперстранно… Алекс начал получать предложения дружбы. Я имею в виду, ОЧЕНЬ МНОГО предложений. От людей, с которыми мы никогда не встречались. И не от чудиков. Нормальных, спокойных людей. Мальчиков (и девочек!) моего возраста.

Сначала я боялся принимать эти предложения – представлял, как Шер на небесах качает головой, – но через некоторое время принял. Люди писали на моей стене, а я – на их от имени Алекса. Лицо Шера расцветало на чужих страницах будто цветок.

Но дело в том, что интересы Алекса – это мои интересы. И люди считали его умным, забавным и, ну, КРУТЫМ. Разве это не странно? Когда я говорю те же самые вещи – это странности всякие, потому что люди считают меня чудиком. К примеру, о сбывающихся пророчествах.

И тогда – мне правда очень неловко – я отправил несколько запросов. Максу Кирквуду, Эфраиму Эллиоту и Кенту Дженксу. Я даже послал один Труди Деннисон, которая сидит передо мной в классе и является самой красивой, самой забавной и просто самой лучшей девочкой во всем мире. Не то чтобы я с ней когда-нибудь по-настоящему разговаривал, за исключением того случая, когда она одолжила карандаш на обществоведении… Если подумать, она так его и не вернула. Может быть, она, как и Кент, думает, что «одолжить» означает «оставить себе»… Наверное, она просто забыла.

В любом случае, угадайте что? Они приняли запрос, хотя никогда не встречались с Алексом. И не смогли бы, правда? Они просто решили, что Алекс красив, раскован и крут.

Я подумал: вот как МОГЛО быть. Если бы я не был СОБОЙ. Если бы я существовал в другом, подходящем теле, в теле, которое все любят. Если бы не жил в Норд-Пойнте, где я как поезд на рельсах – знаю, куда еду, ненавижу свой маршрут, но не могу его изменить. Вот кем я мог бы стать, если бы мяч отскочил немного по-другому, понимаете?