Тысяча лет Хрофта. Молодой маг Хедин

Сейчас впереди тоже виделось селение, не слишком большое и обширное, может, две дюжины дворов. Хрофт сощурился, поправил широкополую шляпу, одёрнул старый тёмно-синий плащ. Восьминогий Слейпнир остался в лесном убежище, былой владыка Асгарда шёл пешком, как обычно, если желал остаться неузнанным.

Запах страха смешивался с запахом дыма. Здесь что-то горело, и совсем недавно. Отец Богов сощурился – дым поднимался с околицы, но поднимался лениво, пламя уже отбушевало, сейчас уныло подъедая остатки.

Возле огнивища никого не было, никого не осталось и на улице, словно весь народ попрятался кто куда.

Из почерневший земли торчат обглоданные огнём основания деревянных столбов, меж ними навалены остатки прогоревшей и обвалившейся кровли. Здесь было что-то вроде капища или святилища – Молодые Боги и служившие им строили подобное в каждой деревеньке, чуть ли не на каждом хуторе, куда только могли добраться. Выстроившиеся кругом сваи подтверждали догадку.

Но даже если б их и не было, Старый Хрофт ни за что бы не ошибся. Ему казалось, он наяву ощущает чуть сладковатый запах, запах, неотступно преследовавший его с того самого мига, как он вернулся в Хьёрвард; его не было раньше, этого запаха, он пришёл вместе с Молодыми Богами, и особенно сильным он становился подле их храмов и святилищ.

Но кто же сжёг капище, кто дерзнул, кто поднял руку?

Нет, нельзя сказать, что Отец Дружин «ничего не знал» и «ничего не слышал». Как раз напротив. Он с болезненной остротой ловил все недовольные речи, всё раздражение против новых хозяев мира – хотя в Хьёварде утекло немало воды, пока Старый Хрофт странствовал во тьме внешней, и Молодые Боги мало-помалу становились уже хозяевами старыми.

Нет, о Владыке Асгарда по-прежнему помнили. Хотя нельзя сказать, что Молодые Боги как-то особенно яро старались «стереть саму память о нём». Правда, храмы и святилища оказались разрушены, но чего-то подобного Хрофт и ожидал. Победители всегда старались выбить основу, знамя, вокруг чего смогли бы собраться побеждённые. Уничтожения этого Отец Дружин не застал, но, думал он, оно, пожалуй, и к лучшему.

Частенько новые храмы Молодых Богов возводились на старых фундаментах, там, где высились скромные и суровые святилища владык Асгарда.

Так и здесь. Под слоем углей и золы, под землёй прятались дикие камни, на которых некогда высился посвящённый ему, Одину, столп. Отец Дружин тяжело усмехнулся. Что ж, эту чашу ему предстоит испить до дна, но тем слаще будет месть.

Он оглянулся. Село казалось зажиточным – вернее, когда-то оно и впрямь было зажиточным. Высокие бревенчатые срубы, есть в два этажа; но сейчас всё покосившееся, просевшие крыши, повалившиеся овины, многие дома угрюмо пялятся пустыми глазницами чёрных окон, ничем не закрытых. И едва ли над половиной труб поднимается дым.

Последние бедствия, разруха и голод, не миновали и этих мест.

И, наверное, у селян лопнуло терпение.

Последнее время гнев и отчаяние прорывались всё чаще и чаще. Всё чаще попадались Старому Хрофту истерзанные тела в жёлтых одеждах – жрецов Ямерта не защитило ничто.

И бог О?дин с мрачной тоской думал, отчего же владыка солнечного света медлит, отчего не спешит на помощь своим адептам, почему не пошлёт хотя бы те полки, что имелись у него в изобилии на Боргильдовом поле?

Неизвестность тяготила сильнее всего, высасывала силы. Иногда становилось совершенно нестерпимо, когда больше всего хочется вцепиться врагу в глотку, забыв о собственной жизни. Чего ждали Молодые Боги? Их слуги не вмешивались, ну или почти не вмешивались. Где-то раздавали зерно и солонину из храмовых запасов, но и там голодные, получив долю, отходили, мрачно и дико глядя на сытых, лоснящихся жрецов. Слов благодарности почти не звучало.

Но нигде, нигде ещё никто не дерзнул покуситься на сам храм, на само святилище. Жрецов, случалось, убивали и прежде, но по причинам обычным, вполне понятным – разбойников занимали кошели, а не месть.

Старый Хрофт стоял у края пепелища, ветер слабо шевелил тонкие лепестки золы.

Началось, стучало в висках, хотя он сам ещё не мог поверить, что и впрямь – началось то, чего он разом и ждал, и страшился.

Не зная, на что решиться, медленно прошёл по селению, остановился у первых попавшихся ворот, громко постучал.

Ответили не сразу. Заливались злым лаем псы, отрабатывая хозяйский хлеб; Отец Дружин чувствовал на себе злые, недоверчивые взгляды, но стоял спокойно, как всегда.

– Добрые люди! – громко воззвал он. – Я просто странник и хотел лишь спросить, что здесь случилось? Я не обременю вас просьбами ни о пропитании, ни о ночлеге.

Скрипнула дверь. К воротам медленно, бочком, выбрался крепкий и широкоплечий – гному впору – бородатый мужичок, с доброй секирой в руках.

– Чаво те? Чаво шумишь, колготишься?

– И тебе привет, радушный хозяин, – сверкнул единственный глаз Старого Хрофта. – Надеялся проведать, что тут приключилось, ничего больше.

– И хлеба клянчить не станешь? – недоверчиво воззрился мужичок. О Старом Хрофте он, скорее всего, никогда ничего не слышал, приняв за обычного странника, пусть и не слишком обычного вида. – Нету у нас хлеба! Сами с голоду пухнем, на лебеде сидим…

– Ничего клянчить не стану, напротив, своим поделюсь, – Отец Дружин полез в суму, извлёк внушительного вида ковригу. – Твоя. За правдивый рассказ.

Мужичок аж икнул, увидев хлеб.

– Ну, слухай, коль так… Замятня у нас вышла со жрецами, чаво уж там таить. Прошёл слух, што зерно они прячут, не делятся, мол, плохо мы Ямерта ихнего славили.

– А вы плохо славили?

Мужичок пожал плечами, но глаза его как-то хитровато потупились.

– А хто ж яво знае… Шоб словес не тратить много, так скажу: подступили мы, значить, ко храму со слезами да покорствованиями, мол, поможите, чем можете, детишки мрут, сами еле ноги таскаем, скоро некому в этот храм ваш ходить станет…

– И что же жрецы? Отказали?

Бородатая физиономия сконфуженно поморщилась.

– Да не так, шоб сразу… Мол, мало у нас зерна, в другие храмы отправляли, хде оно ещё хужее… Ага, так мы им и поверили! Сами всё и сожрали, точно грю! Ыщщо рекли, дескать, послано ужо за помощью, ждите, придёт обоз с хлебом, за морем якобы куплено… Мы к ним, когда ж придёт-то? Не перемрём-то все к тому сроку? А они – того не ведаем, мы люди маленькие, давайте вот все вместе пресветлого Ямерта молить, шоб пособил, значить… Ну, тут у нас ретивое-то и взыграло… Поучили мы их малёха, поучили да переборщили слегонца. Хлипкие они оказались, жрецы-то, с полусотни дрынов по спинам-то и померли, болезные. Тут-то у народа и того, всё и помутилось. Чаво уж теперь терять-то, самое жуткое уж сделано… так хоть погуляем напоследок. Перетрясли мы храмину-то ихнюю, сверху донизу перетряхнули, малёха хлеба нашли, поделили, всё честь честью, по едокам. Потом подпалили. Гулять так гулять!

– Славно погуляли, – Старый Хрофт оглянулся на пепелище, слабо точившее тонкие струйки дыма.

– Угу, славно, – подтвердил мужичок. – Веселуха была, чаво уж там… Вот теперь сидим, гадаем, шо дальше-то будет…

– Что будет, – мрачно сказал Отец Дружин, глядя прямо в глаза мужичку, – то будет, что надо вам отсюда убираться всем, пока не поздно.

– Кудысь это убираться? – не понял хозяин. – Мы отсюда – никуда! Земля тут наша, дома, скотина вся, обзаведение… Не-ет, дурней нема. Пересидим, авось пронесёт, как всегда проносило. Голодухи-то и так случались, да проходили, бесконечных не бывает, это всякому знамо.

Старый Хрофт промолчал. Не убедить, не поверит. Да и как ему поверить-то? Где тот Ямерт, где те боги? Там, далеко, за небом, а может, и ещё дальше.

Но… Страх служил ему верно. Словно старый преданный пёс, он поднимал тревогу, когда, казалось бы, ничто ничему не угрожает.

– Сотворят тут землю пусту, – проговорил Старый Хрофт.

– Ась? Чавось?

– Ничавось, – отвернулся Отец Дружин. – Беги отсюда, говорю тебе, дурачина. Детей в охапку и беги. Куда глаза глядят. Проклято это место.

– А ты не каркай! – взъерошился мужичок. – Место ему тут проклятое, вишь, чаво удумал!..

Старый Хрофт, не отвечая, повернулся спиной к нахохленному и что-то гневно бурчащему хозяину. Пошёл прочь, обратно к руинам святилища.

Голыми руками размёл легкий пепел. Хорошо жгли местные мужички, спалили всё, даже головней не осталось, только зола.

Вот и почерневшие старые камни, покрытые копотью, но под нею – высеченные навечно руны. Древние руны, времён Асгарда.

Не обращая внимания на вздымающиеся облачка пепла, Старый Хрофт переходил от камня к камню, касаясь каждой из рун, проводя пальцами по её извивам: знаки спят, но вложенная когда-то в них сила не ушла до конца.

Но что дальше? Буря собирается, она уже совсем рядом, хотя небо чисто по-прежнему, и нет никаких признаков, что…