Луна в Рыбах

– Да, я тоже думал об этом, но это не самое важное, ведь мой главный герой, он, как зомби!

– Да, возможно, но читатель порой теряется, ему нужна последовательность.

– Хорошо! Я, пожалуй, дополню и опишу сырой запах осени и звуки машин, огни города и шорох редких листьев, когда он выходил от неё в ночь.

– Да, именно так! Очень хорошее отступление, очень! Настроение осени… эйфории. – И знаете что, приходите немедля, срочно, сейчас же ко мне!

****

Буквально через пару часов Володя появился в её кабинете, и их разговор продолжился так же бурно и волнительно. Они с большим интересом обсуждали всплывшие, вдруг, случайно, иные детали его романа. Анна говорила много, при этом она эмоционально жестикулировала руками, глаза её горели и, казалось бы, нет ничего увлекательней данной темы, что объединила и вовлекла этих ещё вчера совсем незнакомых людей. Володя вступал в дискуссию так же активно и яро, и тут же делал правки, дополнял новыми деталями, ссылками и даже набрасывал текст. Затем он всё отложил в строну, встал из-за стола, подошёл к окну, раздвинул жалюзи и впустил сумрачный поток дневного света.

– Кстати, – задумчиво произнёс, он, – Вы заметили, что в последние дни у нас ветер с востока. Это впервые за лето, и это тот самый суховей, что обычно приносит запах моря. Сегодня пасмурно, а он свеж и пахнет ракушками.

– Оу! Запах моря, это прекрасно! И я впервые наблюдаю Вас таким трогательным и романтичным, – улыбнулась в ответ Анна.

– Наверное, Вы одна меня и видите таким.

– Вот даже как! – удивлённо произнесла Анна и тут же подошла к нему и обняла за плечи. – Море для меня – это всегда откровение! – продолжила она. Чувствую его по-особенному. Это как дежавю! Жаль, что мои предки, когда-то давно покинули Средиземноморье, где всегда мягкие волны, тёплое море, изобилие олив и разнообразие редких сортов винограда. Всё как-то забылось, ушло… даже язык умер.

– Любой язык превращается в мёртвый, если на нём не говорить несколько лет подряд, – добавил Володя.

– Мои родители сорвались с благодатных краёв и уехали на целину, а там всё безвозвратно и потерялось. Всё стало каким-то безликим и даже нация для всех стала единой – советские люди!

– Да… вот и моей бабушке пришлось помотаться по стране. Странное было время, все словно были искусственно привиты какой-то общей идеей. Причём такой силы, что свято верили в заоблачный результат. Получается, что и я ничего не перенял от своего деда. Помню лишь его особую влиятельность в определённых кругах нашего района. Даа… с ним считались, уважали, а потом пришло другое время – перестройка! И всё куда-то исчезло.

– Отвлеклись мы с Вами, Володя! – улыбнулась Анна, – давайте ближе к делу, то есть к Вашей работе. Вот, что я тут наблюдаю, – вглядываясь в текст, – продолжила она, – вот здесь, в этой главе, крайне сложно, причём слишком сложно!

– А я и говорил Вам, что там всё бредово.

– Ух, не ухватить мне этот «бред». Монологи объёмные и глубокие, и порой тяжелы в усвоении из-за наслоения одной глубины на другую. То есть по сути не успеваешь за ходом Ваших мыслей. Много размышлений на тему «хлеба и зрелищ». И какая-то сплошная философия смерти, приправленная озлобленностью на весь белый свет.

– Так и задумывалось. Контраст.

– И ещё не хватает воздуха, всё как будто в каком-то закрытом пространстве.

– Так и есть, в бетонном мешке. Это чёрный эпизод. Я сам не выношу его, но он таков. Я конечно же попробую, пройтись ещё раз по тексту, а потом займусь следующей главой. Представляете, у меня вот таких семь в голове!

– Много. И как Вы со всем этим справляетесь?

– Свихнуться можно, хочется поскорее выгрузить и очиститься, поэтому и нуждаюсь в Вашей помощи, а также поддержке и мнении.

Часть 2

Неделю спустя на рабочем столе у Анны томился готовый текст, продолжение Володиного романа. И наконец-то в один из вечеров она позволила себе целиком и полностью погрузиться в мир его строк. Она даже и не заметила, как стала проникаться слишком глубоко своим автором, его творчеством и даже его личной жизнью. Всё о чём он писал диссонировало с её внутренним миром и, потому оставаться в стороне было крайне сложно. Ей было понятно даже то, что было скрыто между строк.