Дневник для внучки

На бабушкиной усадьбе, стояло два дома. Расстояние между ними было примерно пятьдесят метров. В самом старом поселилась семья бабушки, когда они переехали в эту местность. Затем сыновья бабушки построили более просторный дом, который все стали называть «новый дом», а наша семья по переезду поселилась в «старом доме».

Мы раздевались до трусиков и ждали молнии. Стоило ей блеснуть, как ошпаренные неслись девчушки под дождём на крыльцо старого дома. После следующего всполоха наш маршрут прокладывался обратно, на крыльцо нового дома.

Суть игры была в том, чтобы успеть добежать на крыльцо до того, как грянет гром. То есть успеть в промежуток между блеском молнии и началом громового грохота!

Иногда не успевали и скакали вприсядку, потому, как ноги подгибались от страха, ведь грохотало так, что казалось, небо валится на голову.

Добавь к этому еще и сильный ливень, под которым мокнешь в секунду. Потому и раздевались. Представляешь, как весело?

Игра и впрямь была весёлая, только не могу понять, почему взрослые не запрещали нам носиться под грозой? Наверно они считали, что таких проказниц и молния не возьмет.

Ещё одной запоминающейся забавой была дразнилка бабушки. Баба у нас была строгая по отношению к взрослым и очень сурово воспитывала своих дочерей, наших тёток. Мы, видимо, не особо её боялись, раз позволяли себе такое.

Говорю Лене.

– Пойдём бабу дразнить. И мы идём за бабушкой, напевая в два голоса:

– Баба Яга, дай пирога. (Ну, не дурочки ли?)

Бабушка, нахмурив брови, говорит:

–А вот я сейчас крапивы-то возьму, да и по жопе. И она срывает пучок ГОЛЫМИ РУКАМИ. Бр-р-р, до сих пор мурашки по коже!

Меня это всегда так впечатляло, что она не боится крапивы! Бабушка делала шаг в нашу сторону держа крапиву в руке, и мы с визгом неслись вокруг дома, а она за нами.

Сделав несколько кругов, мы понимали, что скоро выдохнемся, и крапива доберётся таки до наших задниц.

И тут я поступала как самый настоящий предатель. Издалека, близко подходить было опасно, начинала предлагать бабушке мирное урегулирование нашего конфликта. Причём выкупом в данном случае была Лена.

Я говорила бабушке:

– Баба, а давай лучше Ленку вместе ловить? Бабушка соглашалась, и я хватала стоявшую рядом и не ожидавшую такого коварства сестрёнку. Баба шлёпала Лену крапивой пониже спины, как я понимаю чисто символически, и мы расходились в разные стороны.

Потом приходилось подлизываться к Ленке, чтобы она меня простила, но детское горе забывчиво и через полчаса мы опять играли вместе.

Вот такое коварство во избежание наказания. Честно говоря, на бабушкином месте я поступила бы иначе. Согласившись ловить Лену вместе, я всыпала бы предательнице двойную дозу и потом объяснила за что.

Но это уже мысли взрослого человека, а тогда единственной возможностью выйти сухой из воды мне казалось именно такое решение.

Глава 3. Братик Федя

Рождение брата я уже помню. Естественно, отрывками и может быть больше по рассказам взрослых, но выкуп запомнила сама и весьма отчетливо.

Не знаю, что будут рассказывать тебе родители про то, откуда берутся малыши, но в мой консервативный век нам малышам говорили, что детей покупают в специальных магазинах, которые называются больницами.

Папа взял меня с собой проведать маму.

Помню огромное крыльцо, которое подходило к окну второго этажа.

За окном стояла мама вся в белом и держала на руках что-то завёрнутое в белую же, тряпку.

Это «что-то» немножко шевелилось и кряхтело.

Я немедленно подошла ближе к окну и собралась лезть к маме в форточку. Но папа удержал меня за плечи и сказал, что туда нельзя.

В кулачке у меня были зажаты монетки (как-никак, брата покупать пришла) и я стала совать их в форточку, чтобы отдать тётеньке, что стояла рядом с мамой.

Каково же было моё разочарование, когда монетки взяли, а маму с братом мне так и не отдали. Ох, и ревела же я!

Следующее, запечатлённое детским мозгом событие, связанное с маленьким братом, происходило уже дома.

Жили мы в ту пору в маленькой деревеньке стоящей на берегу великой реки Енисей.

Деревня называлась Фомка. Дурацкое название. Раньше она была Серебрянниково, но во времена эпохальной смены названий переименовали и её.

Так вот. Фомка, лето, огород, посадки.

Видимо, то же самое лето, когда брат родился.

Мама уложила малыша спать и наказала мне, как он проснётся, заплачет или станет кряхтеть, срочно бежать в огород и позвать её.

Девицей я оказалась самостоятельной, и когда мама, удивлённая тем, что ребенок долго спит, пришла взглянуть, как обстоят дела, она увидела, что я скоренько бросила брата, завернутого в пелёнки, на кровать и сама прижалась спиной к краю.

Наверно я боялась, что меня начнут ругать, но мама сама была так напугана моими действиями, что даже не наказала меня, а просто сказала, что братика нельзя таскать на руках.

Знала бы она, как я водилась с бедным Лёшиком.

Да, да. Он Алексей.

Федей его звала только я когда была маленькая и потом, во взрослой жизни, когда хотела подразнить.

Когда маленький Лёша заплакал, я не стала звать маму, а решила все сделать сама, точно так же, как и она.

Я взяла его на руки, но он оказался неожиданно тяжелый и все время норовил вырваться у меня из рук и упасть на пол.

С трудом я дотащила его до другой кровати, стоявшей в противоположном углу комнаты, он уже опять начинал реветь, и шмякнула его об матрац!

Удивленный таким непочтительным обращением с его драгоценной персоной, брат замолчал и вытаращил на меня свои синие глазёнки.

Видя, что он опять морщит личико и сейчас заревёт, я снова схватила его и поплелась, хотела сказать понеслась, но вряд ли, к первой кровати, откуда его и взяла.

Вот тут-то и вошла мама. В общем, повезло братику, да и мне наверно тоже. Ведь, не хватись мама вовремя, падения на пол брату, а следом и мне ремня, было бы не избежать.

Глава 4. Бабушкины дочки

Бабуля по папиной линии всегда казалась мне непоколебимой скалой в бушующем житейском море, которая своим притяжением плавно распределяла по орбите расположенных рядом людей – моих теток и родителей, задавая всем единственно правильный ритм жизни сибирской глубинки.

Иначе и быть не могло. Без традиционного крестьянского жизненного уклада, разделяемого на периоды календарём старославянских книг, в нашей глуши было бы не выжить.