Научи меня верить в любовь

Кулак летит в зеркало.

Глава 6. Ты едешь в интернат!

Мы не разговаривали и не виделись уже несколько дней. Я даже не знаю, ночует ли она дома. И не хочу знать. Я хочу держаться от нее подальше. Но как-то должен сказать, что ей пора собирать вещи. Не могу себя заставить. Я не могу себя заставить встретиться с ней после того, что произошло.

Я боюсь сам себя.

Блядь, какая-то девчонка выбила меня из равновесия! Маленькая дрянь!

Я устал от этого. Я устал от того, что она все время выводит меня из себя.

Пора положить этому конец!

Я открываю дверь квартиры и по моим ушам бьет музыка. Громкая, нет, орущая музыка, от которой, кажется, сотрясаются стены. Какого хрена здесь происходит?

Останавливаюсь на пороге гостиной и зависаю.

Девчонка танцует. Она не видит меня – ее глаза закрыты. И я не могу оторвать от нее свои, потому что танец занозы завораживает своей силой, энергией и эмоциями. Она как будто каждым движением выталкивает их себя, разбрасывая вокруг. Избавляется от них, как от одежды. Ее тело то замирает, то, вздрагивая, начинает кружиться, подпрыгивать, метаться, изгибаться.

Я не слышу музыку. Я вижу только девчонку. Я дышу в такт ее движениям.

Вот она припадает к полу, тут же расправляется, раскрывается, как росток, который тянется к солнцу. На мгновение замирает и, срываясь с места, закручивается, чтобы со всей силой врезаться в меня.

Ее глаза распахиваются так широко, что я вижу в них свое отражение. Я слишком остро ощущаю ее тело. Каждый изгиб. И меня поражает его хрупкость. Под широкими балахонами я никогда этого не замечал. А еще я чувствую сладкий аромат, исходящий от нее. Что это? Конфеты? Жвачка? Все длится какие-то секунды, но мне кажется, что вот так, прилипнув друг к другу, мы стоим вечность. Пока она не делает шаг назад. Я разжимаю ладони, отпуская ее. Девчонка пятится от меня, но продолжает смотреть. Да я и сам не могу оторвать от нее глаз. В них страх, удивление и что-то еще. Я не успеваю разглядеть, как она срывается и исчезает в комнате. Музыка больше не звучит. В квартире, наконец, наступила так любимая мной тишина. Но она все еще танцует в моей голове.

Мы снова избегаем друг друга.

Я возвращаюсь поздно, чтобы точно с ней не встречаться, и ухожу рано.

И я не знаю, может быть, она вообще уже съехала из моей квартиры.

Утром открываю холодильник. Появилось свежее молоко. Нет, она еще живет здесь.

А я прячусь от нее, как трусливый пацан. Именно так я себя и чувствую. Потому что мои пальцы продолжают помнить ее тело. Я сжимаю их в кулаки и снова разжимаю в надежде забыть, сбросить с себя наваждение. Но оно возвращается. Как и ее запах. Сегодня поймал себя на том, чтобы пытаюсь снова отыскать его в квартире. И не только. Я даже принюхивался к духам Регины, когда она склонилась надо мной, чтобы показать в документах место для подписи. Нет, все не то.

И я разозлился сам на себя.

Она – моя племянница. Она – совсем девчонка. Какого хрена я думаю о ней, как о…

Не уверен, что хочу ее. Но даже сама мысль об этом заставляет меня взрываться, беситься и ненавидеть самого себя.

Я снова возвращаюсь в бассейн. И бегаю, как сумасшедший, желая выбить занозу из своей головы. Настанет день, когда я побегу до Луны, потому что другие расстояния мне не помогают.

Она должна уехать!

Это единственный выход.

Я приезжаю домой ближе к десяти. Хочется принять душ и упасть в кровать. Устал, вымотан, выжат от постоянной борьбы с самим с собой и новых заказов. В гостиной горит свет.

Черт!

Прохожу. Девчонка сидит в кресле лицом к дверям. Не собираюсь останавливаться, но ее голос вынуждает:

– Я согласна уехать в интернат.

Медленно поворачиваюсь к ней. Смотрит ровно, но по тому, как вздымается ее грудь, понимаю, что это решение далось занозе не просто.

– Хорошо, – выдыхаю в ответ, чувствую облегчение.

– Я уже собрала вещи.

Оперативно.

Она как будто чего-то от меня ждет.

– Завтра я отвезу тебя.

– Я могу взять такси. Не утруждай себя.

Такое ощущение, что это не я избавляюсь от нее, а она – от меня.

– Я отвезу тебя.

Дергает плечом и поднимается. Провожаю ее взглядом, отмечая в ней какие-то неуловимые изменения. И не могу понять, что не так. Но усталость берет свое. Я не хочу ни о чем думать. Я просто хочу спать.

Утром мы молча садимся в машину, но перед этим девчонка заходит на пост охраны, чтобы оставить там свой цветок. После – дорога в полной тишине. Включаю радио, чего никогда не делал, потому что эта тишина раздражает и, кажется, что она совсем не молчит, а орет. Я не хочу ее слышать.

В интернате знакомлюсь с директором, которая сладкими речами нахваливает мне свое заведение. Какой в этом смысл, если деньги уже заплачены? Но я продолжаю слушать, хотя хочется послать ее на хер. Девчонка рядом не произносит ни звука и ни разу не взглянула на меня с того самого момента, как мы вышли из квартиры.

Ей пора идти. Ее ждет комендант, чтобы проводить до комнаты.

– Тебе здесь будет лучше, – зачем-то произношу я, словно оправдываюсь, но я ненавижу оправдываться и потому опять раздражаюсь.

– Мы оба знаем, почему я здесь, – впервые за все утро она поднимает на меня глаза. В них горечь обиды.

Заноза не дает мне больше произнести ни слова. Она уходит по коридору, а я продолжаю стоять, глядя ей вслед, пока ее шаги не стихают на лестнице. Мне хреново. Так хреново, что не хочется ехать на работу.

Сажусь в машину, но не завожу ее. Я откидываю голову на спинку сиденья и закрываю глаза.

Мне было столько же, сколько и ей, когда я уехал из дома, даже не сказав матери, куда. Я был один посреди огромного города. Мне некуда было идти. У меня не было знакомых. Меня никто не ждал.

Шумно втягиваю в себя воздух, возвращаясь в реальность.

Этот интернат не так уж и плох по сравнению с тем, что пришлось пережить мне. Поэтому решаю не жалеть девчонку. Уверен, она справится. Ночевать на вокзале ей уж точно не придется.

Я возвращаюсь вечером в квартиру и ни хрена не чувствую ни радости, ни удовлетворения, что занозы там нет. Тихо и темно. В холодильнике еще ее продукты. Надо выкинуть, но я закрываю дверцу, оставляя их внутри.

После душа бесцельно переключаю каналы, ни на чем не останавливаясь. Внутри меня неспокойно. Я не могу сидеть на месте, поэтому встаю и иду на кухню, чтобы сварить кофе. В шкафу ее бокал. Желтый. Смотрю на него. Кофе так и не сварен.