Лед в твоем сердце

Боже, пусть все закончится! Пусть этот ад кончится. И почему-то именно сейчас вспоминаю момент в туалете, когда Гева пытался дотронуться до моей груди. Тогда ему позвонили. Кто-то спас меня. Неосознанно, но спас.

– Эй, – мужской голос с легкой хрипотцой где-то близко, безумно близко. Он как свет в конце туннеля.

– Эй, – снова зовет. А потом горячие руки ложатся поверх моих ладоней, за которыми я старательно прячусь от мерзкой реальности. – Ты в порядке?

Свет от фонаря, видимо, телефона, неожиданно попадает на меня. Секунда, другая, и я наконец убираю ладошки. Замираю просто. Засматриваюсь на парня передо мной. Реальный. Этот человек реальный. Кто-то не прошел мимо. Кто-то решил мне помочь.

Ничего не замечаю, кроме его бирюзовых глаз. А в них… Будто тысячи эмоций переплелись воедино: растерянность, удивление, может, и испуг. Так смотрят только на тех людей, кого знают. Но мы не знакомы.

Глава 5 – Тимур

– Тим, по-братски, во как надо, – Андрюха едва на коленях не стоял с этой своей просьбой. Вообще, мы с ним не друзья, даже не товарищи. Хотя я ему должен, было как-то дело. А долги надо возвращать.

– Твоя баба трахалась с Олегом, встречаясь с тобой. Нахрен ты вообще в это вписываешься?

– Любовь – это такая дрянь, – взывал этот недоромео. В ответ я лишь качнул головой. Мы стояли на улице, за школой. Андрей курил, а я пил редбулл.

– В любом случае стенка на стенку за какую-то ш… прости, конечно, но другим словом не назвать. И ты хочешь, чтобы я в это впрягся? Не, честно, не буду. Давай я тебе телохранителя найму или еще чего, а? Бред же.

– Тим, пожалуйста! Я… никто не пойдет за меня. А если ты пойдешь, то и другие подтянутся.

Сперва я отказался. Потому что нафиг оно мне надо, и без этого проблем хватает. Но позже, когда столкнулся с новеньким Олегом Рудковским, а он у нас всего полгода, поменял решение. Чувак захотел взять меня на понт, мол, либо ты не идешь, либо у тебя будут проблемы.

И проблемы случились. То ли Рудковский слил нашу драку за школой вечером, то ли кто-то сторонний стукнул директору. Потому как на следующий день меня на ковер вызвал самый важный человек в школе.

Разговор сложился не особо приятный, скажем так.

– Вам, молодой человек, не надоело еще? – склонил голову новый кадр в нашей элитной гимназии. Директор с большой буквы в кавычках.

– Слушать ваш треп? Есть немного, – устало вздыхаю, потому что проторчал в этом огромном белом кабинете уже минут двадцать. Предыдущие директора обходились пятиминутными нотациями, но этот постоянно заставляет выслушивать часовые лекции. Достал капец как.

– Авдеев, – протер переносицу наш новобранец. Сколько ему, лет сорок? Совсем зеленый, места своего еще не знает. – Я здесь с сентября, а вы уже столько всего учудили, что у меня и пальцев на руках не хватит. Выложили фото вашего классного руководителя на сайте знакомств, сорвали нам два открытых мероприятия. На Новогодний концерт для родителей явились вообще со своими друзьями пьяными. Дальше и вспоминать не хочу. В общем, мы либо сейчас договариваемся по-хорошему, либо придется принимать более жесткие меры.

– Что-что? – вытягиваю шею, даже плечи расправляю. Вот это уже интересно. За все одиннадцать лет ни один учитель не борзил мне так открыто.

– Вы не ослышались, – серьезным тоном заявляет этот умник.

– Анатолий Викторович, это угроза? Я не ослышался?

– Всего лишь возможность вас усмирить.

– Усмирять собачку свою будете или жену, кто у вас там. – Усмехаюсь, нагло рассматривая тощее тело. Галстук у него, пиджачок, очки вон даже поправляет. При параде, весь такой важный из себя гусь. Да только, видать, с серым веществом плохо. Не понимает, что легковушке на танк лучше не переть. Раздавит же.

– Не договоримся, значит?

– Не-а.

– Тогда посмотрите вот это, – протягивает мне дешевенький смартфон. Нажимаю плей и наблюдаю с интересом. Та самая драка, которая произошла вчера. Рудковский сука. Убью гада. Точно по его наводке, наши бы не посмели. Я вообще всем ясно дал понять, что мне засвечиваться нельзя. Увижу гаджет, разнесу вдребезги.

– И? – перевожу взгляд на директора.

– Ваш отец сейчас ведет активную кампанию, если не ошибаюсь. Выборы в сентябре? Представляете, как такой ролик отразится на его репутации?

– Серьезно? Хотите выложить это в сеть? – глухо произношу, ушам своим не веря. Нет, мы с отцом любовью друг к другу не брызжем. Наоборот, он все мечтает сослать меня подальше, потому что проблем выше крыши от сынка. После того как застал его в койке с очередной секретаршей, хотелось уколоть сильней, сломать. Мать он сломал, а сам ходит с проклятой улыбающейся рожей. Тошно. И, наверное, я бы согласился на этот видос. Пусть бы выложил дирек, пусть бы вся карьера отца полетела в тартарары. Но мать не простит. Она типа любит еще, типа надеется. Совсем гордости нет. Склонила голову, как страус, и ждет своего чуда.

– Именно! Но могу и не выкладывать.

– В опасные игры играете, Анатолий Викторович.

– Не опасней ваших, Тимур. Так что? Может, все же договоримся?

– Не боитесь? – наклоняю голову, подперев ладошкой подбородок. Неужели этот мудак не понимает, что мне дорогу переходить не стоит? Совсем отбитый, что ли? Или еще не понял, какой я человек?

– А должен? – спокойно спрашивает. И глазом не повел, вот это стойкость. Другие на его месте потом изливались, заикаться начинали.

– И что вы хотите взамен?

– Никаких драк до конца года, фокусов и срыва уроков, вам тут учиться осталось два месяца. Давайте разойдемся мирно, Тимур? И, конечно, прекратите травить учителей. Во-первых, они старше, а во-вторых, им и самим не особо хочется вас, молодой человек, учить. Но иногда выбора нет. Понимаете?

– Хотите повесить мне на глотку ошейник?

– Всего лишь хочу, чтобы мы спокойно дожили два месяца. И все.

– Ладно, – соглашаюсь вслух, но не сердцем. Чтобы я перед кем-то голову склонил, не бывать этому. – Будет вам счастье в виде двух месяцев Рая. Все? Могу идти?

– Можете идти, Авдеев. Надеюсь, слово вы держать умеете.

– И вы тоже не забудьте сдержать.

Этот разговор меня задел. Вообще, надо что-то делать со своим буйным характером, потому что каждый раз, когда кто-то пытается припугнуть, включается ответная реакция. Рудковскому я отомстил в тот же вечер. Поймал его и объяснил, с кем можно вести задушевные беседы, а с кем – нет. Однако видео уже было у дирека, и вернуть его никак не получится. Тут и дурак поймет. Выход оставался один – нагнуть мужика.

Помощь пришла откуда не ждали. Учителя в столовке обсуждали Анатольевича, ну и проболтались про его дочку. Оставалось дело за малым: выяснить, как зовут, где учится, сколько лет. Все это было несложно, по крайней мере, когда у тебя есть деньги. А у меня они были. Вернее, они были у отца.

Мне хотелось принести директору видео с его дочкой и усмехнуться в лицо. Посмотреть, как он будет умолять остановиться. Но в итоге все пошло не так.

Когда придурок Гева мне прислал первый отчет, я просмотрел файл раза четыре. Взгляд Маши Уваровой застыл где-то на затворках моего разума. Он так и кричал: «Мне страшно, но вы меня не сломаете». Девчонка безумно напоминала своего папика, такая же уверенная и глупая.

Меня распирало увидеть ее слезы. Пусть просит пощады, пусть дирек узрит, с кем не стоит связываться. Однако Уварова не плакала. И это цепляло еще больше. Сперва даже злило.

В день, когда мне пришло второе видео, я поругался с отцом. Мы часто ругаемся, нам как-то сложно существовать на одной территории. Но в то утро меня накрыло. Мать пила на кухне коньяк, лепетала какие-то нелепые вещи себе под нос. Мне стало ее жаль. Я всегда жалел маму. Она же женщина: хрупкая, ранимая, слабая. А старик, кажется, иногда забывает об этом.

Помню, влетел в их спальню, начал кидаться острыми словами в его адрес. А он развернулся и замахнулся на меня. Впервые я попятился. Нет, обычно я стойко принимаю все его загоны, но тут… Не ожидал, что ли. Однако быстро взял себя в руки, сделал морду кирпичом, даже стойку принял. Дать в ответ не могу. Воспитание, твою мать, не позволяет.

– Как ты меня достал, придурок малолетний, – выругался старик. В последнее время он и имени моего не называл. Видимо, брезговал.

Ну и по традиции в комнату влетела мама. Схватила меня, начала умолять успокоиться. Говорить, чтобы я не лез, куда не просят. Пришлось молча ретироваться.

А тут это проклятое видео, которое прислал Гева. Там Уваровой на голову выливали белую жидкость. И опять этот ее взгляд. Будто вызов мне, вернее, моей мертвой совести. Стало вдруг противно. Я ведь не это просил, не чтобы ее били. Можно же и морально подавить человека, а эти клоны устроили черт знает что.