Отражение в стекле

– Таки приветствую тебя, дорогуша, и тебе, Изя, здравствуйте.

– Привет, Химик, послабее чего-нибудь.

– Таки Изя тоже будет? – Химик несколько оживился и поставил один стакан на стол.

– Меня, вообще-то, Артёмом звать, – сказал писатель, за что был брезгливо осмотрен.

– Или «Изя» и пьёт только вещи, названные своими именами?

– Будет, давай уже.

На столе начали сменяться одна за другой бутылки и баллоны, но в один момент Алиса схватила Химика за руку и прошипела:

– Не хитри, жидобаржа, послабее, а не «Шведского дракона».

– Но ведь…

– Послабее!

Химик ещё немного поколебался, после чего вылил содержимое в большую (до этого пустую) пластиковую бутыль с приклеенной бумажкой «отходы».

– Ну… впрочем и послабее – кошерная вещь.

Когда коктейль был готов, Химик достал тонкий шланг, выходящий их самого большого баллона, повернул вентиль, и на напитки тут же опустилось нечто, похожее на густой туман.

– Приятного вечера тебе, дорогуша, и тебе, Изя, не хворать. – Алиса ничего не сказала, лишь схватила два полупустых стакана с жидкостью неописуемого цвета и заняла единственный пустой диван.

– Не знаю как ты, Артём, а мне очень нужно забыться.

– Как ни странно, но поддерживаю. Кстати, с каких пор евреи стало ходить на такие мероприятия?

– Лично я думаю, что он, товарищ Изя, прикалывается над вами, – она засмеялась.

– Не знаю, прикалывается это он или нет, но следующий его «Изя» станет последним.

– Ну… жалко его, конечно. Но я обещаю, продолжить его дело. Держи. – Она передала Артёму один из стаканов. – Он называет его «Пустота».

– Потому что дым?

– Нет, просто по сравнению с остальными шедеврами больного ума Химика, в этом ничтожно малая доля спирта. Хотя на фоне магазинного алкоголя он всё равно самый крепкий, – она сделала маленький глоток и слегка закашлялась, Артём же решил не церемониться и выпил залпом, о чём мгновенно пожалел.

– Что это такое?!

Алиса громко засмеялась.

– Это? Вкус твоей самоуверенности! Не самый приятный, да? – девушка пыталась сдержать смех, но каждый раз лишь снова взрывалась хохотом.

– Самой-то слабо, да?! – Артём неожиданно для себя осмелел.

– Да чёрта с два! – вторая «пустота» последовала примеру первой. Уже тогда Артём начал чувствовать, что звуки начинают смешиваться в один, ком играющей музыки, кричащих студентов и его смеха…

В ушах стоял тревожный гул. Он исходил отовсюду одновременно и чувствовался странно: будто его можно было потрогать, а на ощупь он точно был бы тяжёлым и холодным.

Артём открыл глаза и закашлялся. Перед взором стояла красная пелена, обволакивающая серые бетонные стены и потолок. К слову о бетоне – разве он был и до этого? Он сделал усилие и приподнялся. Он лежал на таком же безжизненном бетонном полу. Стены были испещрены мелкими трещинами, из которых сочился красный туман.

– Это наглость, Артём, самая настоящая наглость во всём её наглом великолепии, – прокатился эхом мертвый и одновременно с тем мягкий голос.

Спиной к Артёму стоял человек, держащий одетые в черные кожаные перчатки руки за спиной. Перед его лицом во всю стену было окно, в котором не было ничего, кроме такого же красного цвета толщи воды, сквозь которую тускло пробивался свет, заливая комнату мягким розовым светом.

– Я просто не нахожу слов, чтобы описать своё негодование, ты разочаровал меня, – продолжал человек. Он разомкнул руки и осмотрел ту, в которой появился большой боевой нож, блестящий лезвием на фоне окна.

Артём только сейчас понял, что его костюм был очень похож на тот, в котором сам юноша обычно ходил в университет: серый пиджак, синие, несколько зауженные брюки и чёрные лакированные туфли.

– А ещё у тебя нет чувства эстетики… – словно прочитав его мысли, сказал человек.

– Вот как? – только и смог выдавить из себя Артём.

Человек обернулся, и юноша увидел своё же лицо.

– Абсолютно, мой друг, абсолютно – на лице незнакомца сияла надменная улыбка. – Присядь, мне нужно с тобой кое-что обсудить… – Артём увидел позади себя деревянный стул, когда обернулся обратно, перед ним уже стоял круглый стол и прямо напротив сидел его двойник, продолжавший осматривать нож, не выражая при этом особой заинтересованности.

– Скажи мне, Артём, – на окне позади появились эпизоды, которых Артём никогда не видел или, во всяком случае, не помнил, – что это такое?

На картинах был сам Артём, но лишь по заднему фону стало понятно, что это происходило в доме Кати.

– Я не помню.

– Ах, не помнишь!

Артём не успел ничего сделать, как в нос прилетел удар, послышался хруст хрящей.

– И этого не помнишь? – картины начали сменяться с бешеной скоростью. – И этого? Может быть и этого?!

Он молчал.

– Так… ладно, знаешь, начнём с самого начала, хорошо? Это ты ведь помнишь? – на окне появился хорошо запомнившийся фрагмент из сна Артёма.

– Это помню, очень отчетливо, между прочим.

– Я знаю, Артём, я знаю! Ведь это моя работа! Кстати, дай слегка… а то у тебя нос, кажется… да, так то лучше, – юноша почувствовал, как нос встал на место.

– Спасибо.

– Да ладно, чего уж тут! – человек вдруг задумался. – И ведь заметь, какая сначала атмосфера, да? И какой…

– Кровавый финал, да?

– Именно! Это ведь было весело, не так ли? Просто всё так романтично начинается, что я ещё ни разу не смог удержаться, чтобы не внести каплю своей фантазии, – он улыбнулся.