Олимп и пустота

– «O-RLY[12 - Название отсылает к мему «O RLY?», эрратив от oh, really? (с англ.?–?«да неужели?»)]»!

Клич короткий и звонкий, насмешливый, он же название команды. На форме красовалась сова и знак вопроса, символ российского комитета. Ребята вскочили с мест и на выход. Перед отправлением в холл, Фёдор остановил капитана.

– Кирилл.

– Да, тренер?

– В прошлый раз мы всё выяснили?. Ставки не делал?

– Нет, тренер. Я играть хочу, заработать успею!

Кирилл усмехнулся, но глаза спрятал, смотрел в пол, щеки покраснели от стыда.

– Молодцом, правильный настрой… никакие деньги не стоят отстранения! Влезешь по ставкам, проиграешься в пух и прах, вынудят сдать игру, чтобы откупиться, а там уже дорога только вниз… Да даже за сам факт тебя исключат, а обратно могут не пустить. И кем тогда будешь – тренером? Как я?

До арены шли молча, перед входом собралась толпа. Участники подходили группками, ждали разрешение на вход. Тренеры перекидывались любезностями и улыбками, формальная вежливость. Люди мялись и метались перед дверьми, словно сотня взведённых пружин, воздух такой тяжёлый, что резать можно. Казалось, дай искру и холл взорвётся от напряжения, это ничего, скоро ударит кресало.

Двери приоткрылись, тощая женщина высунула голову и скомандовала.

– Господа-участники выстройтесь согласно буклету, заходите по одному…

Толпа разразилась недовольными криками, началось.

Отборочные проводили в стадионном зале, команды расселись по трибунам, игроки настраивались. Тренеров собрала администрация, организационный комитет Олимпийских игр. Председателем выбрали Люсьен Эйфель – пухленькая женщина низкого роста, лицо круглое, щеки подушечками, седые волосы, но кожа гладкая, морщин нет, олимпийский чемпион в прошлом, три золотые медали и пять серебряных в составе французского комитета, отличный игрок, капитан «Nigma Galaxy» в прошлом.

Организационные процессы отняли много времени. Планёрка растянулась на целый час – очерёдность командных боёв, правила проведения соревнований, поведение игроков, олимпийская хартия. В конце концов у некоторых сдали нервы, тренерская пустела на глазах, люди покидали планёрку под разными предлогами и присоединялись к командам, донося сведения до игроков в ужатом виде, иного не требовалось. Фёдор улизнул в числе первых, вернулся к трибунам, осмотрелся.

Стадион представлял из себя просторное прямоугольное помещение сто метров в длину, пятьдесят в ширину и около десяти в высоту. Вдоль стен подвижные трибуны в десять ярусов, перекрывают половину зала. Участникам отвели едва ли четверть, остальное пространство присвоила пресса. В центре овальная сцена, с одной стороны кафедра и тканевые флаги стран участников игр, над которыми реет флаг федерации, с другой стороны десять нейрокапсул для полного погружения. Проекторы транслируют видеовставки с прошлых олимпиад, перечисляют спортсменов, мир уже наблюдает за церемонией. Над ареной сияют олимпийские кольца, поднимешь глаза и тот же образ вспыхивает в голове.

Мысленное усилие, графика исчезает, Фёдор прибыл сюда не за ней. Обыватель ликует перед чувственными узорами, восхищается ими, заслуженно, художники постарались на славу. Но для спортсмена это лишние впечатления, отвлекающий фактор. Скоро соревнования, дело всей жизни, испытание воли и тела, разума, всего тебя. В играх лежит цель, равно как и сам путь, они неразрывны – прочее можно отринуть. Фёдор в своё время так и сделал.

Атлеты отдали себя взамен на право участия, теперь его надлежит отстоять. Одиннадцать часов по Токио, играет музыка, зал затихает, начинается представление. Олимпийские кольца переливаются над трибунами, миллиарды смотрят, таят дыхание, ревут в азарте, восхищаются, вздыхают, но кольца лишь символ, да и тот уже вышел.

Люсьен произнесла короткую речь в духе олимпиады и предоставила слово Такеши Ватанабэ, третий раз он принимает участие в соревнованиях на таком уровне. Японский атлет тушевался поначалу, но клятву произнёс без запинки, интерфейс переводил слова на лету, но и без перевода всё было понятно, звучала олимпийская клятва.

– От имени всех спортсменов я обещаю, что мы будем участвовать в этих Олимпийских играх, уважая и соблюдая правила, по которым они проводятся, в истинно спортивном духе, во славу спорта и во имя чести своих команд…

Такеши запнулся, сказано верно, но последнюю часть он вымолвить не сумел. Свежа память человеческая, Япония примкнула к Федерации не так давно, и были станции, не признавшие поражение в войне. На границе Солнечной системы кипели бои. Не прошло и года, как Японский флот оттеснили за пределы системы.

Люсьен мягко отстранила юношу и заняла место у кафедры, склонилась к микрофону. Её лицо ни капли не изменилось, словно заминка была естественной частью церемонии.

– Во благо Федерации!

Простой девиз, новый, самый важный, он даёт начало звуку, движению – аплодисменты, люди вскакивают, повторяют за ней… В миллионах километров рвутся снаряды, цветут кислородные взрывы, вакуум разрывают реактивные двигатели ракет, вспыхивают атомные лазеры, что плавят корпусы эсминцев и обшивку станций, горячая плазма сминает ткани реальности, обращая материю в протомолекулярный бульон[13 - субстанция из смеси ионов и электронов температурой в десять-одиннадцать тысяч градусов Цельсия.], пока в рубках хрипят пилоты и адмиралы, пока реют мечи над глухой чернотой, барахтаются в солнечны ветрах.

Трижды гремит окончание клятвы, затем звучит гимн, фанфары, горны, барабаны, синтезаторы, могучие голоса славят новый мир, новый порядок. Олимпийцы тянут слова, кулаки жмутся к груди, под рёбрами колотятся сердца, над ареной сияют звёзды федерации. Председатель обводит торжественный зал глазами и объявляет.

– Да начнётся командный этап киберспортивной части семьдесят пятых Олимпийских игр!

Славный возглас, но внутри Фёдора пустота и тишина. Его совсем не гложут восторженные звуки, не будоражат гимны и речи. Ладони смыкаются без хлопка, плечи опускаются, вокруг него радуются люди, но сам он не испытывает общего ликования. Фёдор думает о семье, которой нет уж четверть века…

***

Утром в тренажёрный зал, полтора километра пешком в спокойном темпе, гимнастика и за работу. За день проводили от девяти до двадцати матчей подряд. Смотреть на них порядком надоедало. Команды увлечённо следили друг за другом, Ян переживал так, словно каждый матч его собственный, ребята анализировали противника, Кирилл продумывал тактику, шли дни.

Людей на Ди-Ди-семь-пять действительно мало, даже постоянных обитателей едва тысяча человек, а по размеру станции не уступала Союзу-Семь, четырнадцать квадратных километров жилого объёма – ходить было где, но незачем.

Треть станции жилая, ещё треть отведена под теплицы, чуть цехов, чуть портов – обычное орбитальное поселение. От станции к Церере сновали минеральные баржи, там добывали лёд и металлы. Иногда на станцию заходили торговцы и транспортные суда, останавливались лайнеры, но и всё. Единственная причина проводить игры тут, а не на Марсе заключалась в гигантском ретрансляторе вблизи станции – вещание расходилось по уголкам солнечной системы в считанные часы.

Первый этап прошёл как по маслу, отсеялись любительские команды и вторые составы. До позднего вечера шли бои, команды играли до трёх побед, комментаторы рвали голоса. Пресса зверела день ото дня, бросалась на сборные с остервенением, всё выпрашивали эксклюзивные права на интервью или биографические материалы. Блогеры кружили стаями, большинство снимало себя, а игры писали фоном, но были среди них вполне достойные экземпляры.

Однако, в толпе, среди представителей медиа, рыскали упыри самого разного рода и облика. Мужчины и женщины, худые и полные, поджарые и хилые – их выдавали глаза, цепкие огоньки на лице, энергичное поведение. Упыри представляют самые разные организации, рекрутёры корпораций и крупных компаний, государственные вербовщики, изворотливые букмекеры, маклеры – те, кому путешествие на орбиту Цереры было по карману, кто заработает с этого.

Вербовщики бродили по рядам и раздавали брошюры, рассылали сообщения по станционной сети, транслировали мысли. Букмекеры держались надменно, продавали образ, дорогие костюмы, аксессуары, импланты[14 - подразумеваются имплантаты – электронные приборы, вживлённые в тело биологического существа.], но стоит подойти, они лебезят или командуют. Маклеры продавали товары, иногда воздух. Наглость, пошлость, жадность – инструменты в руках манипулятора. Фёдор их на дух не переносил, от одного их вида у него крутило кишки.

Что-то странное было в упырях, в чём-то они были как обычные люди, но иногда напоминали ему воспитателей из академии. Ходят, говорят, словно дроиды какие-то, только скелет из костной ткани и мясо поверх, а не пласталь и резина, как у железяк. Фёдор старался их избегать: руки не жать, разговоры не вести, даже не слушать.

Всё вместе это бурление отвращало и привлекало в равной степени. Дни проходят на ногах, кругом шум и гам, вопли победителей и проигравших – ни минуты на себя, ни минуты покоя, словно угодил в муравейник. Олимпийская деревня гудела сутки на пролёт, по холлу носились обалдевшие волонтёры, дурдом. Фёдор высидел десять матчей и отправился восвояси, сейчас бы лечь в гибер-капсулу – минута гибернации равна пяти минутам обычного сна, за двухчасовой сеанс высыпался на двое, а то и все трое суток…

Однако от неё начинались мигрени, чаще ходишь, сильнее болит. Промучившись до позднего вечера, Фёдор дополз до кровати и отключился.

Кейт позвонила рано утром, Фёдор крепок спал, когда пришёл входящий вызов. Звонок, защищённый сквозным шифрованием, вместе с голосом транслировался образ. Кейт нарядилась в какой-то допотопный свитер, закрывавший её от горла и до щиколоток, из умных волокон, можно сменить цвет и фасон в любой момент, он перекрашивался градиентом. Синяки под глазами уменьшились, кажется ей удалось отдохнуть, вместо приветствия она моментально перешла к делу.

– Вик, девушек, которые могут быть Амелией, слишком много. Я потянула за ниточки, запустила проверку пансионов и интернатов по всей системе – повезло, её планировали ещё в прошлом десятилетии. Поиск может занять годы, а то и десятилетия… Проблема в записях, многие из них уничтожены или засекречены в связи с военными действиями.

– Мятежники?

Кейт помотала головой, закусила губу, сильнее обычного.

– Они в том числе, подчищали хвосты. Часть заведений использовали как прикрытие для диверсионных групп. Оперативный штаб накрыл несколько станций, сотни предприятий – верхушка айсберга, годами кто-то готовился к восстанию… ты когда-нибудь слышал про «мёртвые души»?. Счёт идёт на десятки тысяч детей. Их нигде нет, формально они покинули стены заведений, но следы тут же теряются. Безымянные шаттлы, пустые договоры найма, регистрационные документы с истёкшим сроком… Откуда эти штрафы, как думаешь?! Вот тебе и ответ.

– Столько людей пропало, а полиция спохватилась только сейчас?! Кого подозревают? Японцы? Но не могли же они…

– Именно, не только они. Куча корпораций в списке подозреваемых, малые государства позднего слияния, Азиатский союз, мятежники, если бы ты только видел списки!

– А ты не думаешь, что не стоит такое говорить по связи?. Тем более мне! Вдруг я один из них…

– Нет, ты слишком подозрительный, было бы очевидно. Да и чего уж там таить, не с кем мне разговаривать! Всё равно скоро объявят по общим каналам… будет расследование, может даже военное положение введут.

Война всегда была чем-то туманным, далёким. Фёдор мало что знал про неё, не следил за событиями с фронта, не было потребности. Даже военную повинность по большому счёту нёс Марс. Популяция в десять миллиардов человек порождала достаточное число способных пилотов, техников, операторов и штурмовиков, как не назови, специалистов была масса и те лишь обслуживали вялотекущие военные действия, на полях сражений бились дроны.

Молчание затянулось, Кейт первая решилась его нарушить.

– Видела тебя на трибуне.

– Ты смотришь матчи?

– Нет, только церемонию открытия. В форме у тебя совсем другой вид, серьёзный что ли… не носи скафандр, тебе не идёт…