В дальний путь

– Юрий, я вас прекрасно понимаю и разделяю ваш взгляд, но Александр требовал того, чего я ему просто не могу дать, к тому же назвал меня ублюдком. – «Неужели это всё происходит в серьёз?»

– Алексей, Лёша, – опустим формальности, вы его подчинённый – вы обязаны ему отчитываться.

Большой палец часто бил по рулю, сердце громыхало.

– Хорошо, но я не потерплю, чтобы кто-то называл меня ублюдком.

– Вас это зацепило? – не смущаясь, он громко прыснул.

– Для вас это нормально? – от гнева потряхивало руки, в груди горело.

Писк, теперь ещё больше похожий на гудок, прозвучал вновь, только сильнее, настолько, что Лёша тут же повернулся в кресле назад, оторвав телефон от уха. Нет сзади никого. Лишь пустота, лишь чистая чёрная полоса с белым шрамом посередине. Господи, где хоть одна машина, это же объездная дорога – здесь должны быть машины! Он ожидал увидеть сзади, как минимум, огромный тягач.

Сердце бьёт так, будто пытается проглотить больше крови, чем способно, от пота даже рубаха прилипла к спине. Что это был за гудок? Может, где железнодорожный переезд?

– Алексей! Алексей!.. – орала трубка где-то под креслом.

«Что-то не так…»

Телефон медленно вернулся обратно к ушной раковине:

– Да, папа…

– Что ты сказал?!

– Прошу прощения, Юрий, показалось встречка…

– Мне плевать, ублюдок! Надеюсь, мы поняли друг друга.

Безумие. За пять минут его несколько раз назвали без причины ублюдком. Он положил телефон с темнеющим экраном на ноги, а обе охладевшие руки на руль. Что вообще это было? Он сказал “папа”? Он достал леденец, но тут же вернул обратно в упаковку.

В дали стал мерцать крест перекрёстка, очерченный по контуру первыми за все эти километры стройными рядами золотистых тополей. И он один здесь. Лишь робкий, сдавленный шум двигателя отделял его от всепоглощающего шума опустошённой степи, но чем ближе он был к перекрёстку, тем отчётливее становился трескучий рокот неограниченной аллеи тополей.

Он начал тормозить задолго до центра перекрёстка, потому остановился мягко, почти бесшумно. Нежно открыл дверь и аккуратно поставил сначала левую – с носка на пятку, потом также правую ногу, будто боялся, что под машиной ужасный монстр со склизкими усиками, с множеством ножек, так и норовящий пуститься своим хитиновым маршем вверх по ноге, а потом всё дальше и дальше, пока не окажется во рту, щекоча усиками нёбо. Вот он стоит на ногах, забыв о затёкшей спине. Он должен сделать выбор: взгляд вперёд уходит в безмерную даль, ограждённую непреступной деревянной грядой, взгляд налево умирает в одной точке, переливающейся золотом и тьмой, взор направо также не отзовётся эхом. Перекрёсток был ровен и одинаков, будто каждая падь выверена с линеечкой. И нигде глаза не находили признаков гигантского мегаполиса: ни шума, ни запахов; даже небо в любую сторону тоскливо-пепельное. Но вот, там какие-то знаки, на них что-то написано! Лёша бежит к переднему.

– Что? – губы его сухи и разомкнуты, а слово будто комок осенних листьев, гонимых ветром.

На знаке написано “Тропки”. Не может быть! То же самое написано было вначале. Тот же знак, будто такой же угол наклона – чуть назад. Сердце бьёт уже где-то в ушах. Он бежит к левому знаку, чуть не падает – ноги вдруг перестали слушаться, и левый знак упрямо гласил: “Тропки”. Он уже знал, что скажет ему правый знак, но он шёл – не бежал.

– Троп-ки… – шепчет он по слогам.

Лишь деревья вокруг не шептали – они кричали, стуча ветвями, переливаясь скрипом сухих листьев, словно нечто скребётся в шкафу, заглушая стук сердца и беготню мыслей. Ладони холодны и мокры.

«Где я? Куда я заехал?»

Он бьёт по карманам чёрных джинсов, но телефона нет. Лёша заберёт брата, он успеет. Телефон оказался на коврике для ног, а он и не заметил, как тот упал. Экран телефона: десять ноль пять, он опоздал. Но ничего! Брат поймёт его… Только бы выбраться из дыры, в которую занесла его нелёгкая! А если он выберется отсюда, жизнь положит, чтобы их помирить!

Ветер развевает его короткие чёрные волосы, путая в них желтушные кусочки листьев, пытается связать шнурки на ботинках.

Касание, чёрт, он попадает в контакты, ещё касание, он оказывается в галерее, вновь касание и снова он оказывается не там! И всё же он в навигаторе, подключает интернет, ждёт пока прогрузится карта под синим кружочком с белой стрелочкой, но ничего, лишь значок пробок хвастливо показывает единицу. Выходит из навигатора, отключает интернет и вновь пытается зайти – найти себя! Ничего, лишь гордая единица впивается в глаз.

– Ублюдок! Не тупи! Ну! – пальцы впиваются в стекло до радужных волн.

Перезагружает и вновь пытается найти. Ничего.

Взор упирается в затуманенное ничто правого поворота, лежащие на крыше машины ладони медленно мёрзнут, а в душе вдруг становится тихо и мирно. Вдруг ничто его не тревожит: ни безумные звонки с работы, ни брат, что уже должен быть в аэропорту Новониколаевска. Из уст вырывается облачко пара.

«Холодно.»

Он падает на кресло ниссана и гулко захлопывает за собой дверь, включает печку и вот уже руки, лицо и даже мысли оттаивают. Нужно вернуться. Обратно в эту чёртову дыру? К этой… девушке?

«Ы-ы-ы-у-у-у!» – ворвался в Нирвану автомобильного салона настоящий гудок поезда, да так, что даже старая кола в бутылке заходила кольцами на поверхности.

Он вцепился в руль, только вот – он не понял откуда этот гудок.

«Так, так. Я так и знал, где-то переезд! В навигаторе дорога явно шла к городу, но я чуть проехал. Если я поверну на право, то обязательно должен выйти к городу, а переезд – явный указатель на Новониколаевск! Он же вырос на железной дороге!»

Уже заглушённый двигатель вновь мерно загудел и без разогрева тут же рванул в правый поворот, лишь оставляя листьев шлейф из-под колёс.

«Я не вернусь в эту дыру, нет. Я должен приехать к брату, привести его. Чёртова дыра вокруг меня!»

Теперь его за окном сопровождала плотная стена тополей, уходящих рыжим пламенем к небу, словно свечи. Впереди стелился плотный туман по самые кромки деревьев, гуляющий даже меж их чёрных стволов, однако он не включал дальний свет, лишь лёгкий противотуманный – мгла постоянно отступала, держась на расстояние метров тридцати, будто боялась соприкоснуться с чуждым, извращённым человеческой мыслью металлом автомобиля.

Стрелка спидометра постоянно держалась на ста километрах.

Эти два звонка он не поймёт, однако после такого он, в принципе, ничего не скажет и не особенно расстроится, если его выпнут на улицу. Ему лишь двадцать три, он хороший программист, на момент выпуска из университета уже имел год практики, а работодатель сразу взял его уже в штат, спустя время он без кредита купил этот серый ниссан, который вот уже полчаса тянул его в молчащем тумане, и взял в ипотеку этот проклятый дом, смог даже делать накопления. Ему двадцать три, и он неплохо устроился, и неплохо устроится на новом месте.

– Где город?! Что за дыра? – глаза шарили по белой дымке, будто выделяющейся из самого дорожного покрытия, однако никто и ничто не появлялись оттуда, никаких знаков.

Телефон пиликнул – пришло СМС. Гнев сменился за презрительный интерес.

Сообщение пришло с незнакомого номера – лишь номер, без имени. И почему-то не отобразилась часть текста сообщения. Он дважды ударил по плашке сообщения, текст раскрылся:

«Она и тебе отправляет такие фото?»

С сообщением пришёл не только текст, но и фото.

Взгляд совсем убежал от дороги, а двигатель, будто случайно, взвыв, понёс полторы тонны металла со скоростью в сто сорок километров. Стало холодно, а гнев куда-то спрятался.

Её обнажённая нежная кожа, блестящая на солнце, выделяя каждую деталь драгоценного пазла, аккуратная, тоненькая фигура, словно ему предстала юная девственная девочка и он не видел столь знакомые собственным пальцам контуры и очертания.

Глаза бегали с текста на фотографию и обратно. Лёша. Алексей. Алёша. Алёша… Как шутили парни в университете: Алексей – это имя, а вот Алёша – приговор.

«Ы-ы-ы-ы-ы-ы-у!»

Взгляд взлетает к дороге, встречая в десяти метрах столб знака. На спидометре стрелка, летящая к ста пятидесяти километрам. Ноги его вместе ударяют по тормозу, а руки вместе резко выворачивают руль влево. Белый столб мелькает справа, а слух ошарашивает тупой звук удара, но он едет – его бросает из стороны в сторону, но он едет.

Он остановился. Обе ступни ещё на педали тормоза, но на руле, на самом деле, оказывается лишь правая рука, а левая плотно прижата к груди.