Сын помещика 2
Но я тут же себя одернул – ведь сама модернизация лесопилки тоже в копеечку встанет. Да только на одни ленточные пилы не меньше двух тысяч уйдет! А еще – работа инженера, который будет нам их устанавливать, да настраивать функционирование всей пилорамы в новом режиме. Тут еще рублей пятьсот накинем, для верности.
«Но Миллер обязался в течение года всю доску скупать, – вспомнил я, – тогда, если раскидать по месяцам, то уже через полгода усовершенствованная лесопилка окупится!»
Я аккуратно тронул отца за рукав, привлекая внимание. Тот с недоумением посмотрел на меня, словно только вспомнив, что не один ведет переговоры с купцом.
– Предложение выгодное, – тихо сказал я ему. – Но детали можно обсудить чуть позже, а пока составить «протокол о намерениях».
– Чего составить? – удивленно переспросил он.
– Предварительный договор, – поправился я. – В котором оговорить, что обе стороны готовы к сделке по тем условиям, что вы сейчас обсудили. А конкретные сроки мы обозначим чуть позже.
Игнат Пархомович смотрел на нас с интересом. Особенно на меня. И явно был удивлен, что я влез, пусть не в сам разговор, но с советом к отцу. И что тот меня не одергивает, а прислушивается. В его глазах моя репутация повысилась на пару пунктов.
– Хорошо, – спустя минуту, кивнул он. – Если вы не против, – обратился он уже к купцу, – то мы составим предварительный договор. Без обозначения конкретного срока начала поставок, только обозначим объемы и цену. Срок же… его мы скажем вам позже, но не далее следующего месяца.
– Хорошо, меня устраивает такой вариант, – кивнул купец.
– Тогда… – протянул отец и завертел головой. А вскоре и увидел того, кого искал – Дмитрия Борисовича. – Видите мужчину? – аккуратно, чтобы это не бросалось в глаза, показал на Кряжина отец. – Это наш стряпчий. Через него почти все в Дубовке оформляют договора такого рода. Предлагаю обратиться к нему за помощью.
Отказываться Михайлюк не стал, и мы сделали перерыв. Отцу хотелось курить, купец тоже грешил этой привычкой, вот они и двинулись к окнам. Курить в буфете тетя категорически запрещала – все та же ее нелюбовь к запаху курева. Проходя мимо Кряжина, отец приостановился, перекинулся с ним парой слов, и продолжил свой путь. Впрочем, вскоре и Дмитрий Борисович извинился перед своим собеседником, и тоже пошел к окнам. Ну а мне оставалось лишь подозвать официанта, да заказать чего-то посущественнее морса.
Через десять минут отец с купцом вернулись, вполне довольные друг другом. С Кряжиным они договорились встретиться завтра утром. Все равно тот к нам придет со своим знакомым – оформлять нашу сделку на представительство Дмитрием Борисовичем меня в патентных ведомствах. Вот и купец подойдет для подписания договора. Вечер оказался на удивление плодотворным. Плотно поев, я решил не оставаться на спектакль, все равно уже его видел и, попрощавшись с купцом и предупредив отца, отправился домой.
***
Василий Емельянович Губин, капитан-исправник Дубовского уезда, неторопливо ехал на лошади к владениям помещика Винокурова. Он уже объехал владения князя Белова, традиционно получив порцию ненавидящих взглядов от крестьян, сдавленные шепотом проклятия в спину и свернутые в трубку ассигнации от князя за молчание. Будь иначе, и на имя губернатора ушла бы депеша, после которой князь потерял бы все. И оба это прекрасно понимали. А про «прошлые случаи» оба бы молчали. Капитан – это понятно, а князь – чтобы не усугубить собственное положение.
Из полученных денег требовалось еще и «отстегнуть» часть десятским, что размещались и жили на территории князя. Но это и на обратном пути можно сделать.
Сейчас же капитан просто рутинно добирался до поместья Винокуровых. Он уже знал, что самого Сергея Александровича дома нет – в отъезде, но это и неважно. У этих чистюль Винокуровых никогда ничего не происходит по его, капитана, части. Жалобы крестьяне пишут, но больше друг на друга. Да и причин на барина обиду держать у них нет. Поэтому ничего нового от визита Василий не ждал.
К поместью он прибыл ближе к обеду. Навестив первым делом хозяйку – приличия все же соблюдать нужно, и с аппетитом подкрепившись за барским столом, Василий Емельянович отправился в деревню. Нужно было посетить местного десятского – Мирона Оглобова. Ну и жалобы крестьянские собрать, да отметки о смерти кого из крестьян взять, если таковые были.
В том, что умершие были, капитан убедился буквально через минуту, как подъехал к подворью десятского. Рядом с домом старосты, из сарая раздавался горестный плач. Надрывный, но такой знакомый – не раз капитан слышал этот ритуальный вой, который устраивали крестьянки по усопшим. Идти к дому старосты капитан не стал, решив сразу найти своего подчиненного и узнать все из первых рук.
Мирон нашелся в своей избе, где проживал с самого детства. Крепкий мужик, около тридцати лет, был уже третий год подряд выбран деревней в десятские, да и утвержден на этой должности самим капитаном. Какая ему разница, кто здесь будет занимать эту должность? Другое дело – у князя Белова. Вот там за кандидатурой десятских капитан тщательно следил, и не утверждал тех, кто посмел бы сказать хоть слово против князя, порушив такую удобную и прибыльную схему офицера.
– Здравствуйте, Василий Емельянович, – вытянулся перед Губиным Мирон.
– И тебе не хворать, – отмахнулся капитан, присаживаясь на табурет к столу. – Кого там отпевают?
– Акима, конюха Винокуровых.
– И когда он преставился? Да от чего? – удивился капитан.
И в то же время навострил уши. Смерть дворового слуги помещика показалась ему странной. В последний раз, как он его видел, тот ничем не болел. Да и сейчас не время для хвори – это для осени, да весны привычно. За лошадью не уследил, да та его лягнула? Али перепился и неудачно упал? На чей-нибудь кулак несколько раз. Такое капитан вполне допускал, так как о характере слуг всех помещиков собирал самую тщательную информацию. Вот от таких как Мирон и узнавал все подробности. Мало ли когда пригодится.
– Перепил, да до новой служанки Винокуровых домогался. Вот его Сергей Александрович и отходил плетью. Да так, что Аким четыре дня после этого провалялся, не вставая, да так и отдал богу душу.
– Так-так-так, – глаза капитана лихорадочно заблестели.
Чистоплюи Винокуровы подставились! Теперь-то можно будет и потрясти их мошну. Иначе – он, как образцовый страж закона, зафиксирует смерть дворового слуги от рук помещика. А за такое положена тюрьма. Даже если смерть непреднамеренная.
– И когда это было?
– Наказал в начале недели, а преставился Аким вчера.
– А Винокуров когда уехал?
– Дык, во вторник, – пожал широкими плечами Мирон.
«Получается, Сергей Александрович своего слугу в понедельник почти до смерти запорол. Понял, что наделал, да в Дубовку кинулся! И служанку свою увез. Как Григорий Александрович от этого переживал-то, – усмехнулся про себя капитан. – И для чего это все? Чтобы от себя подозрения отвести? Мол, при мне тот жив был, а когда помер, так меня и не было здесь. Но нет, шалишь… Так оно не работает. И стоит Ольге Алексеевне это объяснить».
Перед тем, как вернуться к помещице, капитан уточнил – кто был свидетелем наказания Акима, как он выглядел после того, были ли у него шансы выздороветь после наказания, али нет. Покинув все послушно рассказавшего Мирона, Василий Емельянович сходил до сарая, где отпевали конюха. В гробу и правда лежал знакомый по прошлым приездам мужик. Тощий и бледный. Капитан не поленился и, несмотря на возмущение воплениц, перевернул тело, осмотрев спину Акима. Удовлетворенно кивнув, офицер вновь пошел к поместью Винокуровых.
На порог дома капитан пришел в самом наипрекраснейшем настроении. Открыла ему служанка Евдокия и сразу позвала барыню.
Ольга Алексеевна все поняла по взгляду капитана. Тот увидел это в ее глазах, но держалась она достойно. Пригласила попить чай в зал, где и спросила, чем еще может быть полезна.
– Ольга Алексеевна, – начал самым ласковым голосом, на который способен, Василий Емельянович. – А что же вы не сказали, что у вас конюх богу душу отдал?
– Все мы смертны, – пожала та плечами. – Что же теперь, слезы лить о нем? Для этого вопленицы есть.
– Но не все умираем своей смертью, – улыбнулся капитан. На лице барыни не дрогнул ни один мускул, но окаменевший взгляд был для офицера лучшим доказательством ее вины. – Не успели вы тело закопать, а я ведь его осмотрел. И на спине полосы видел. Много полос. Некоторые аж до кости простираются. И десятский мой, Мирон, много интересного рассказал. Вы ведь понимаете, что это значит?
Помещица молчала и, не дождавшись реакции, капитан продолжил.
– А значит это, что по вашему мужу тюрьма плачет. Ведь были видоки того, как он слугу наказывал. Да и не один – а с сыном! Кто из них больший урон нанес? Али может оба постарались? Вы думаете, ваши слуги молчать будут? При вас – может быть, а в зале суда?
– Что вы хотите? – прервала Губина помещица.
– Ольга Алексеевна, вы же мудрая и умная женщина. Ну как я на такое могу глаза закрыть? Я все же представитель закона…
Поджав губы, Винокурова встала и на минуту покинула офицера. А вернулась с пачкой ассигнаций.
– Вот, двадцатка, больше он не стоит, – бросила на стол перед капитаном женщина деньги.
– А свобода вашего мужа? – попытался надавить на нее Василий.
– А ваша собственная? – яростно спросила в ответ помещица. – Если Сергея посадят, то я до губернатора дойду. И тогда все узнают, что у нашего соседа творится, которого вы покрываете.
Недовольно покачав головой, капитан собрал деньги и встал.
– Что же, думаю, ваш слуга, Аким, и правда много выпил. Вот сердечко и не выдержало. Чай, не молодец какой. Всего наилучшего, – откланялся он и, довольно насвистывая веселый мотивчик, покинул поместье.
Глава 3
25 – 26 июня 1859 года
Вернувшись домой, внезапно ощутил себя безмерно одиноко. До этого всегда была компания – либо отец рядом, или с тетей вот недавно в карты играл, дома мама с братьями и сестрой, можно в любой момент было подойти да поговорить. Правда у меня дел было полно – память восстанавливал, да к Уваровым с отцом катался. Но все же. А сейчас – все в театре, в усадьбе только слуги остались. Которых я и не знаю толком. Лишь Пелагея где-то ходит. Может, в выделенной ей комнате сидит, или еще чем занимается. И ни телефона нет, ни даже радио – послушать.
Короче, я не выдержал и позвал девушку. Та явилась в своем старом сарафане, который я даже и не знаю, как часто стирает. Один он у нее или есть другие, просто точно такие же? Отбросив ненужные мысли в сторону, я спросил ее, чем она занималась.
– Пока вас не было – в комнате вашей убралась, да сейчас вещи стираю, – пожала та плечами.
– Где тебя устроили-то? – спросил я ее.
Хотя и поздно, уже завтра нам обратно ехать, но только сейчас пришло в голову поинтересоваться размещением девки. Плохой из меня господин получается. Не забочусь о личной служанке.
– Да с остальными слугами в комнате, в женской половине, – снова пожала она плечами.
– Не обижают?
– Не извольте беспокоиться, барин, ко мне хорошо относятся.
– Ну ладно тогда. Я чего тебя позвал – ты говорила, что в деревнях все шить умеют? А из чего шьют-то?
– Так мы коноплю растим, – ответила девка. – Почитай у каждого подворья есть своя делянка. Еще шерсть собачью собираем. Если нарядное платье надобно, то тогда уже на базар идем – сукно покупать. Но это дорого, копить на один отрез приходится всей семьей. Потому и платьев у нас нарядных мало. А к чему вы это спрашиваете, барин?
– Да вот какая мне в голову мысль пришла, – решил я ответить на ее вопрос. – Мы с отцом тут инвентаря хорошего накупили. Чтобы работать душам было проще, и больше времени свободного оставалось, – глаза девушки от моих слов удивленно расширились. – И вот что в это свободное время делать-то крепостным? Просто на печи лежать? Так от такого, как отец говорит, дурные мысли в голову лезут. Вот и думаю – а не открыть ли нам ткацкую фабрику? Где души могли бы в свободное от работы в поле время дополнительную копеечку зарабатывать? И себя одеждой обеспечим, и на продажу пойдет. И сукно на нарядные платья купить можно будет. Как думаешь, ухватятся в деревне за эту идею?
– Как есть ухватятся! – горячо заверила меня Пелагея. – Токмо – а скока вы им положите за работу-то?
– Тут считать надо, – покачал я головой. – Сколько станок ткацкий стоит, сколько конопли у нас растет, да сколько ткани из нее выйдет. По времени – долго ли ее в нити переводить, что для этого потребно. Сколько ткань на рынке такая будет стоить. А главное – одежа из нее почем уйдет. Много думать и считать придется, прежде чем возьмемся за дело. И ты мне в этом поможешь.
– Дык, а как я… – растерялась девица. – Я же счет не уразумею. Токмо на пальцах.
– Да все тем же, – усмехнулся я, – расскажешь, как вы коноплю в нити переводите, да сколько времени на то уходит и сил. Как ткете из нее, и опять же – долго ли по времени это. Много ли баб таким занимается. Давай, присаживайся, да все мне и расскажи, что знаешь.
Вообще мысль о собственной ткацкой мастерской пришла ко мне спонтанно. Сказалось сразу несколько факторов: тут и реакция на новое платье девки, и ее откровение, что трусов крестьяне не носят, хотя запрещающего закона вроде и нет, и однообразие в одежде. Ну и последние слова Пелагеи о том, что денег на одежду у крестьян тупо нет. И если уж у них освободится время с изменением подхода к обработке полей, то грех не использовать это в том числе им во благо. Одежда – как и еда, пользуется спросом во все времена. Кстати о еде – про закупку зерна для будущей мельницы и сбыт муки мы с отцом ничего и не обсудили. Но может и к лучшему. Слона надо кушать по кусочку. Вот разберёмся с лесопилкой, и в будущем году уже появятся деньги на закупку паровой машины и для мельницы.
И вновь при мысли о лесопилке мне пришла еще одна идея – я вот отмахнулся от дисковых пил, потому что их наше водяное колесо не потянет. Но ведь и маленький диск очень нужная вещь? О таком явлении, как «евродоска» тут и не знают. При этом возможность украсить стены досками, которые будут ставиться встык, без зазоров, как мне кажется, будет иметь спрос. А пропилы как раз удобнее всего маленьким диском делать. Но его на водяное колесо не навесишь – итак на нем вся пилорама держится. Не потянет. Но можно же придумать что-то вроде велосипедного привода? Через ременную передачу из кожи, чтобы один работник крутил педали, разгоняя диск, а другой подавал доски для пропила. Или не получится? Опять к инженеру идти надо. Хотя – тот работник, что педали будет крутить, выдохнется очень быстро. Уж лучше просто небольшой паровик взять, где-то на десять лошадей. Две тысячи – сумма серьезная. Но и «евродоска» – уникальный товар, какого в этом времени еще не существует. При правильной рекламе будут отрывать с руками. А рекламой я занимался, смогу подать товар так, чтобы им заинтересовались. Другой вопрос – а дадут ли нам кредит такого размера? Ведь и на модернизацию лесопилки придется брать ссуду, и не маленькую. В банке могут и отказать. Все же нам придется около двух тысяч на ленточные пилы взять кредит. Но тут хотя бы можно будет обосновать – в какие сроки мы его вернем. Уже и поставщик леса есть и покупатель на готовый продукт. А с паровой машиной для дисковой пилы – это все «вилами по воде». Мой прогноз, что «евродоска» понравится людям, может и не сбыться. Время другое, нравы тоже. Могу чего-то не учесть из-за этого.
Пока я думал о досках, Пелагея добросовестно описывала весь процесс получения из конопли сначала пряжи, а затем и нитей. И времени это с ее слов занимало не мало.
– Когда же вы успеваете-то ее делать? – прошептал я потрясенно.
– Так барин, – растерялась девка, – сушится она сама, токмо разложить надобно. А мнем уже всей деревней по вечерам. Бабы в первую голову, но и мужики подсобляют. А уж прядем и ткем после осени, когда все работы на полях закончены. Зимой-то дома токмо и сидишь. Накормить скотину, да двор вымести – много времени не надо. Чем еще заняться? Да и не сделаешь ничего из конопли, пока она сохнет. Токмо зазря испортишь ее.
Я тут думаю, чем их в освободившееся время занять, а оказывается, что ткать они раньше зимы и не могут. И не из-за нехватки времени, а потому что конопля еще сохнет. Но все равно – сделать такую мастерскую выгодно. Только тогда надо будет больше конопли высадить по следующему году. Или она несколько раз в году может вырасти?
– Скажи, а если сейчас новое поле конопли засеять, оно успеет вырасти до осени? – перебил я Пелагею.
– Так где ж его засеешь? – удивилась она. – Все поля заняты. Какие – рожью, какие – картофелем да репой, а иные – под пастбища для скота.
– И все же. Успеет или нет?
– Так-то мы коноплю весной сажаем, сразу после Пасхи. А вот в эту неделю, али на следующей уже и собирать должны, – вскинулась она. – Но не всё, а токмо для сушки на будущую пряжу. Часть оставят – на семена чтобы дозревала. А по второму разу – то я не слышала, чтобы садили. Хотя, вроде Миколка и пробовал. Но второй урожай у него худше первого вышел.
И все же я сделал себе пометку – поговорить с отцом насчет ткацкой мастерской.
Со спектакля Владимир Михайлович с отцом прибыли поздно. Тетушка еще задерживалась – надо было проследить, чтобы сцену убрали, да в буфете порядок навели. Ну и по мелочи что-то. Обещалась прибыть через час. Тут я уже времени терять не стал и пошел к отцу.
– Папа, поговорить надо.
Тот только покурил и хотел чай пить в зале, но моей просьбе откликнулся. Мы поднялись в нашу комнату, где я ему выдал все свои мысли, что накопились за вечер.
– Хорошо, что ты так крепко за переустройство нашего хозяйства радеешь, – вздохнул он. – Но шибко гнать не стоит. Так и надорваться недолго. Вон, мы же по мельнице так ничего и не решили до конца. Только с лесопилкой с мертвой точки дело сдвинулось. А ты уже мануфактуру мне чуть ли не предлагаешь открыть.
– Тут вложения – копеечные, – настаивал я. – Высадить коноплю по второму разу. Потом помещения для сушки поставить, да чаны для ее вымачивания сделать. Первое – из горбыля можно, он все равно для дров нами используется. А чаны… так глину на берегу поискать! Из того же горбыля широкие бадьи сколотить, и стенки глиной обмазать. Можно и смолы добавить в нее, чтобы надежней все было. Для начала – хватит, а там посмотрим, насколько это выгодно будет.
– Ну коли так, – с сомнением почесал бороду отец. – То можно попробовать.
– А как тебе идея с досками, которые друг в друга могут вставляться, чтобы зазоров не было? – уточнил я.
– Сам сказал – для того надобно паровик покупать, да диск малый. Не по карману нам пока сие.
– Но в целом – такие доски покупать будут? – настаивал я.
– От чего ж не покупать? – пожал плечами отец. – Хоть и чудно, надо самому поглядеть, как оно на деле смотреться будет.
Больше я его задерживать не стал. Было видно, что устал он за день и хочет просто посидеть, да может с Зубовым языками почесать. Я тоже за день набегался, потому после ухода отца лег спать.
Проснулся я рано, чуть ли не с первыми петухами. Отец похрапывал на кровати, в доме в целом было тихо. Выглянув в коридор, я тихо двинулся на задний двор. По пути увидел служанку Зубовых и уточнил, где находится Пелагея. Мне быстро объяснили расположение комнат для слуг, после чего я пошел туда. Кричать на весь дом, пока хозяева спят, не хотелось. Как и смысла посылать за девушкой чужих слуг. Что я сам не дойду? А девка мне нужна была для ставшего уже обычным ритуала утреннего обливания. Так и проснуться проще, да и для здоровья полезно.
Девка нашлась довольно быстро. Она сидела на выделенном для нее топчане и расчесывала волосы. Увидев меня, тут же подскочила удивленно:
– Барин, вы уже проснулись? Извините, я сейчас вам для умывания все подготовлю. Или чего еще желаете?
Тут ее взгляд машинально прошелся по моему телу, и девушка увидела вполне привычное для молодого мужского организма состояние. А конкретно – утренний стояк. Что поделать, подростковые гормоны никуда не делись, как бы я ни старался взять их под контроль. А тут еще и сарафан так натянулся на Пелагее, когда она вскакивала, что подчеркнул ее грудь и крупные соски… Короче, мы оба испытали чувство неловкости.
– Воды принеси для обливания, – приказал я ей и быстрым шагом пошел на улицу.
Блин, с этим надо что-то делать. Может, все-таки последовать совету отца и уже завалить девушку на койку? Она и сама говорила, что не против.
Выкинуть пошлые мысли из головы удалось лишь, когда прохладная вода окатила мою спину и голову. По утренней прохладе она показалась особо холодной, поэтому я тут же принялся растираться полотенцем. Но хоть возбуждение прошло. Дальше началась моя обычная тренировка, под конец которой на задний двор вышел для водных процедур Владимир Михайлович.
– Смотрю, синяк твой сошел почти, – заметил он. – Уже и не видать, если не приглядываться.
– Да, вот только забавно получается – приехал в город, в свет вышел, а тут такая оказия. А стоило ему сходить начать, уже и домой пора. Будто я ради того, чтобы им покрасоваться, приехал, – посмеялся я.
Мужчина тоже сдержанно усмехнулся, оценив юмор ситуации.
Через час и остальные домочадцы встали, а там и завтрак поспел. К десяти утра приехал Дмитрий Борисович. Как и обещал – не один, а со своим знакомым. Андреем Угольниковым – ходатаем по делам в Дубовке. Андрей Иннокентьевич занимался в основном делами купца Котельникова, был в каком-то смысле его представителем в Дубовке, тогда как сам купец преимущественно работал и жил в Царицыне. Но своему другу в малой просьбе отказывать не стал.
Доверенность представлять меня при регистрации патента опытные стряпчие составили быстро, и мы тут же ее подписали. Задаток в виде ста пятидесяти рублей, от которых Кряжин и не думал отказываться, тоже передали мужчине. Еще и пятнадцать рублей пришлось Угольникову отдать за его подпись. А там и попросили Дмитрия Борисовича задержаться.
– Надо предварительный договор составить, – объяснял ему отец. – Скоро купец один подъедет, Игнат Пархомович Михайлюк, слышали о таком?
– Лично не знаком, – покачал головой стряпчий, – не местный? И даже не из Царицына? Там-то я всех знаю.
– Из Усть-Медведицкой станицы, – ответил я.
– Тогда понятно. Не ближний свет.
– Что поделать, – развел руками отец, – леса в наших краях мало, зато на севере его полно.
Ждать купца пришлось недолго. Уже к одиннадцати он прибыл к усадьбе. Выглядел Игнат Пархомович довольно свежо, настроение у него было приподнятым, а энергия так и била через край. Казалось, он еле сдерживает себя, чтобы не пуститься бежать легкой трусцой.
– Рад, что вы не передумали, – энергично жал он нам руки с отцом. – Надеюсь, что уже в следующем месяце вы меня обрадуете вестью об отгрузке вам первого барка.
– Мы тоже на это надеемся, – улыбнулся отец.
Пройдя в зал, Игнат Пархомович огляделся, заметил написанный мной портрет, и тут же поинтересовался – чья это работа.
– Моя, – скромно кивнул я головой, а на лице купца отразилось неподдельное удивление. – Если желаете, я и вам готов нарисовать портрет.
– Благодарю, я подумаю об этом, – кивнул он, после чего мы все же перешли к составлению предварительного договора.
Так как ничего со вчерашнего вечера в планах не поменялось, много времени это не заняло. И уже через полчаса мы прощались с купцом, которому требовалось еще куда-то заскочить по делам. Дмитрий Борисович тоже откланялся, а там и Корней сообщил, что тарантас готов. Пора было отправляться домой.
– Когда теперь в следующий раз навестите? – спросила тетя, провожая нас.
– Не переживай, еще надоесть успеем, – усмехнулся отец. – На следующей неделе вернемся.
Брови тетушки удивленно взлетели вверх.
– А зачем же тогда вам уезжать, если так скоро возвращаться думаете?
– Ну как же? Моя Ольга Алексеевна небось уже извелась вся, что нас все нет. Обещались же к пятнице быть. Поместье опять ж проведать надо, да с Леонидом Валерьевичем встретиться, обсказать все, что мы узнали.
– Все же будете мельницу ставить? – уточнила тетя.
– Кирпич мне все одно придется покупать. Уже же обещание дал. Может, если откажемся от затеи, то Леониду его и перепродам, – пожал плечами отец.
– Ну тогда с богом, – перекрестила нас на дорогу тетя.
– До свидания, Софья Александровна, – попрощался я с ней.
Хорошая женщина. Мне здесь понравилось. И кстати, купленный нами сельхоз инвентарь у нее пока полежит. А в следующий свой приезд мы коней с возницами приведем. Чтобы обратно они уже впряженные ехали, да ту же картофелекопалку своим ходом до нашего поместья доставили.
Разместившись в тарантасе, не забыв и про Пелагею, мы двинулись домой.