0.1.2.2.2 «Идеальная интерпретация»
Существенное условие «идеальной интерпретации» – её целостность: предполагается, что такая интерпретация охватывает все элементы данного художественного целого как элементы, относящиеся к единой системе, «адекватная» интерпретация – это интерпретация полная и последовательная. К такой интерпретации способен в первую очередь «идеальный читатель». Существующие образцы интерпретации авангардистских текстов в подавляющем большинстве случаев ограничиваются неполным рядом элементов (полный ряд разрушает целостность таких интерпретаций, ср. Nenzel 1994: 343 или Grygar 1989: 341), а главное внимание направлено на «содержание» текста, на то, что в нём «содержится» (а не на его язык). Этот подход противоречит, как представляется, самопониманию авангарда – что, разумеется, отнюдь не лишает этот подход права на существование.
Моя сверхзадача при анализе отдельных текстов – приблизиться, насколько это возможно, к «идеальной интерпретации», предложить такую точку зрения на авангардистский текст, которая (в принципе) способна объяснить все его элементы. Такой анализ проводится в первой и во второй главах; в третьей главе, где исследуется группа текстов, внимание сосредоточивается лишь на отдельных аспектах.
Важно отметить, что речь идёт не только (и не столько) о полном анализе отдельного текста. Поскольку делается попытка выявить наиболее глубокие уровни авангардистской эстетики и поэтики, предполагается, что последовательный аналитический разбор любого отдельного авангардистского текста может дать представление об авангардистской эстетической/идеологической программе в целом – именно потому, что значение имеют в первую очередь наиболее глубокие уровни авангардистского «дискурса», «смыслопорождающие механизмы». Анализ отдельных текстов призван подтвердить, проиллюстрировать высказываемые теоретические положения и – что более важно – придать им историко-литературную конкретность. Таким образом, вопросрепрезентативности привлекаемых материалов должен быть решён не в зависимости от той роли, которую эти факты сыграли в истории авангарда (в этом плане достаточным критерием является принадлежность данного текста или факта к истории авангардизма), но в зависимости от того, насколько успешно решается в работе задача установления фундаментальных характеристик, общих для русского и немецкого авангарда, задача выявления основополагающих категорий авангардного семиозиса. Этим объясняется и то, что речь идёт о сравнительном небольшом круге имён. Если предлагаемая концепция верна, её распространение на другие имена, тексты и факта не должно составить труда.
0.2. Методологические основания
0.2.1 Семиотика: Ч. С. Пирс
На уровне исходных семиотических понятий принято различать две терминологические традиции в семиотике. Одна из них, как известно, берёт своё начало в «Курсе общей лингвистики» Ф. де Соссюра, другая восходит к трудам американского учёного Ч. С. С. Пирса.
Многие крупнейшие мыслители ХХ века испытали влияние семиологии Соссюра и в этом смысле представляют «линию Соссюра» (даже если сознательно они на него не опирались). Это в особенности верно в отношении отечественной семиотики, представленной в первую очередь работами Тартуско-Московской семиотической школы (о советской семиотике как продолжении «линии Соссюра» см., например, Fleischer 1989) или учёными, испытавшими её влияние. Исследования, создававшиеся независимо от тартуско-московского семиотического структурализма (например, труды Л. О. Резникова и др.), оказали значительно меньшее влияние на дальнейшую разработку семиотических проблем.
В качестве терминологической и методологической основы в настоящей работе избрано семиотическое учение Ч. С. Пирса. В последние годы на Западе говорят об отказе от «парадигмы Соссюра и Греймаса», о «повороте к Пирсу» («Peircean Turn») в семиотике. Я разделяю надежды учёных на то, что этот поворот позволит установить «связи совершенно нового рода» между «философией, семиотикой и отдельными науками» (Wirth 2000: 8).
Взгляд на эстетику с позиций Пирса, как представляется, особенно актуален и даже необходим сегодня в российской науке. Если на Западе Пирса давно знают, изучают, применяют и развивают его методологию[10 - См. избранную библиографию: Pape (1998: 2036—2040), Нёт (2001: 28—32). Высказывания Ч. С. Пирса по вопросам эстетики систематизированы в диссертации Т. А. Шульца (Schulz 1961).], то в отечественной научной и философской традиции значение семиотики Ч. С. Пирса до сих пор не признано и не оценено, хотя ещё в 1973 г. советский философ писал, что «Пирс поставил все основные проблемы семиотической теории искусства» (Басин 1973: 160). Труды Пирса практически неизвестны в русских переводах – за исключением нескольких статей и фрагментов[11 - В 1983 г. в сборнике «Семиотика» увидели свет фрагменты из подборки «Элементы логики. Grammatica speculativa» (Пирс 1983). В 1996 г. в журнале «Вопросы философии» (№12) были опубликованы две статьи Ч. С. Пирса – «Закрепление верования» и «Как сделать наши идеи ясными». Только в 2000 г. на русском языке вышли два тома его избранных работ; в 2001 г. в журнале «Критика и семиотика» была опубликована обзорная статья В. Нёта о Пирсе. Единственная монография, посвящённая философским, в том числе семиотическим взглядам Пирса, вышла в 1968 г. (Мельвиль 1968)].
В целом можно сказать, что семиотика эстетики, ориентированная на Пирса, развивалась значительно меньше, чем соссюрианская, и в ходе развития претерпевала значительные метаморфозы (показательный пример – бихевиористская семиотика Ч. Морриса). По-видимому, причина меньшего успеха семиотики Пирса в сравнении с семиологией Соссюра в том, что Пирс выстраивал своё семиотическое учение как целостную систему, в которой онтология, гносеология, эстетика не существуют отдельно друг от друга – его система «стремится […] к метафизической универсальности» (Нёт 2001: 6). Разрабатывать проблемы эстетики в русле семиотики Пирса значит принять его философию (ср. Keller 1995: 129; Corrington 1993: xii), а позднейшие исследователи не всегда к этому готовы.
Обращение к семиотической теории Ч. С. Пирса продиктовано и спецификой поставленной в работе задачи. Семиотическое учение американского мыслителя очень тесно (и эксплицитно) связано с его философской концепцией, с его онтологией и гносеологией (ср. Greenlee 1973: 33—42). Вопрос же об основаниях авангардистской картины мира – это, пусть опосредованно, вопрос о том, какие гносеологические (а возможно, и онтологические) взгляды лежат в основании авангардистского искусства.
0.2.2 Абдукция
Эвристическую стратегию, лежащую в основе этого исследования, можно обозначить как абудктивную[12 - Общие сведения об абдукции и библиографию см. в: N?th (2000: 67—69).]. Я не исхожу из общего закона, чтобы доказать действие этого закона в отдельном случае (дедукция); я не пытаюсь, последовательно анализируя ряд единичных явлений, установить проявляющийся в них общий закон (индукция); напротив: в начале работы выдвигается гипотеза, которая в дальнейшем должна быть проверена и, если возможно, подтверждена на ряде частных примеров. Значение абдукции как логической операции подчёркивалось не только Ч. С. Пирсом, который ввёл это понятие, но и – имплицитно – Ф. де Соссюром, который писал: «Чтобы избежать заблуждений, надо прежде всего проникнуться убеждением, что конкретные […] сущности не даны нам непосредственно в наблюдении. Надо стараться их уловить, понять и лишь тогда мы соприкоснёмся с реальностью; исходя из неё, можно будет разработать все классификации, необходимые […] для приведения в порядок […] фактов» (Соссюр 1916: 142. Курсив мой. – Н. С.).
0.3. Рабочие понятия и формулировка рабочей гипотезы
0.3.1 Понятие «авангард»
Из всего многообразия художественных группировок и (ли) направлений, которые могут быть причислены к авангарду, здесь будут рассматриваться только три. Это российский футуризм (группа «Гилея» – кубофутуристы – круг журнала «ЛЕФ»), немецкий экспрессионизм и дадаизм (главным образом берлинский, но также и цюрихский)[13 - Поэтому, когда речь идёт о «футуристах», «экспрессионистах» и «дадаистах», имеются в виду только указанные группировки (и, например, об итальянских футуристах или российских экспрессионистах речь не идёт).]. Предполагается, что возможно включение в этот ряд и таких художественных явлений, как сюрреализм или венгерский активизм, некоторых объединений в польской литературе конца 1910-х – 1920-х гг., возможно, с некоторыми ограничениями (ср. Szabolcsi 1981; B?rger 1974: 44), и других художественных группировок («исторический авангард» в терминологии западного литературоведения, нем. «historische Avantgarde»). На художественную практику российских футуристов, дадаистов и немецких экспрессионистов (а также сюрреалистов) опирался автор книги «Теория авангарда» Петер Бюргер. Границы понятий «авангард», «авангардизм» остаются спорными (см. Сироткин 2000: 6—9). Не решаясь ограничивать себя в этом вопросе жёсткими терминологическими рамками, сошлюсь на трактовку понятия «авангард» в книге П. Древса (Drews 1983: 14):
[…] историческое понятие для обозначения художественных группировок и движений примерно между 1905 и 30-ми гг. Для этих движений характерно определённое организационное единство и наличие общей программы, изложенной, как правило, в манифестах. При этом авангардистскими признаются такие программы, которые основываются на стремлении при помощи новых художественных форм создать новое искусство, а при помощи этого искусства – создать новое общество, состоящее из новых людей.
Эта трактовка термина в целом принимается и в настоящей работе, лишь с более узкими временными рамками: не 1905—1930-е, а конец 1910-х – первая половина 1920-х.
Впрочем, всё, что здесь будет сказано об авангарде, следует понимать не как качественные, а как количественные суждения: искусство авангарда характеризуется тем, что в нём определённые свойства проявляются чаще и (ли) последовательнее, чем в не-авангарде. Возможным и правомерным представляется поэтому вопрос о близости к авангарду того или иного художника, организационно с авангардом не связанного. Ряд исследуемых явлений отнюдь не претендует на полноту и может (вероятно, и должен) быть расширен.
0.3.2 Семиотические понятия
0.3.2.1 Семиотические категории
В основании семиотики Пирса лежат три фундаментальные философские категории. Вопрос о том, считать ли эти категории онтологическими, феноменологическими или, например, «категориями модальности», остаётся спорным. См. монографию, специально посвящённую Пирсовым категориям, – Baltzer (1994).
Категория первичности (Firstness) обозначает «способ бытия того, что есть, как оно есть, положительным образом и безотносительно (without reference) к чему-нибудь другому» (СР 8.328). «Типичные идеи первичности», по Пирсу, – это «качества ощущения». «Качество красного цвета не является мыслью […]. Это просто особая положительная возможность, безотносительно к чему-либо другому» (СР 8.329). Первичность – категория неосознаваемого ощущения, чистой возможности, непосредственности, спонтанности, свободы (CP 1.302—303, 1.328, 1.531).
Категория вторичности (Secondness) описывает «взаимодействие между двумя вещами, происходящее вне зависимости от любого рода […] посредника, в особенности от способного управлять действием закона» (Пирс 2001: 32 = СР 1.322). Вторичность «встречает нас в таких фактах, как Другое [meet us in such facts as Another], отношение, принуждение, действие, зависимость, независимость, отрицание, событие, реальность, результат» (Пирс 2001: 61 = СР 1.358).
Категория третичности (Thirdness) «складывается из того, что […] известно как „законы“» (Пирс 2001: 115 = СР 1.420). Это категория опосредования и знака; в качестве «наиболее известных идей» третичности Пирс называет, в частности, следующие: всеобщность, бесконечность, непрерывность, информация (Пирс 2001: 45 = СР 1.340).
Согласно ещё одной дефиниции (одной из множества), Первичность, Вторичность и Третичность могут быть обозначены соответственно как качество, взаимодействие и опосредование (Пирс 2001: 178 = СР 1.530), как качество, факт и закон (Пирс 2001: 122 = СР 1.429).
«Хотя не составляет труда отличить все три категории одну от другой, – пишет Пирс, – чрезвычайно трудно чётко и безошибочно выделить каждую из других понятий в её чистоте, так чтобы она при этом не утеряла всей полноты своего значения» (Пирс 2001: 57 = СР 1.353).
0.3.2.2 Дефиниция знака
Обращение к семиотическому инструментарию и семиотической методологии требует дефиниции понятия знака. В трудах Ч. С. Пирса можно найти множество различных определений знака. Классическая (наиболее часто цитируемая) дефиниция звучит так:
Знак, или репрезентамен, есть нечто, что для кого-нибудь в определённом отношении или в силу некоторой способности представляет нечто. Он обращён к кому-то, т. е. производит в сознании этого человека эквивалентный знак или, возможно, более развитой знак. Знак, который он производит, я называю интерпретантой первого знака. Знак представляет нечто, свой объект. Он представляет этот объект не во всех отношениях, но в отношении к некоторого рода идее (CP 2.308).
Таким образом, следует различать носитель знака – репрезентамен, объект знака – то, что знак представляет, и интерпретанту – «действие знака» (CP 5.474—75), «нечто, что производится в сознании интерпретатора» (CP 8.179). По Пирсу, главное свойство знака заключается в том, что он «ставит интерпретанту в такое же отношение к репрезентируемому объекту, в каком находятся репрезентамен и объект», знак является «опосредующим звеном в отношении между объектом и интерпретантой» (Greenlee 1973: 33).
0.3.2.3 Понятие «семиотическая система»
Понятие «семиотическая система», заимствованное из словаря структуралистской методологии, является в настоящей работе базовым, неопределяемым понятием и используется с опорой на «Курс общей лингвистики» Ф. де Соссюра, где определение этого термина также отсутствует, хотя он употребляется в «Курсе…» 138 раз. Впрочем, принимаемое мной широкое понимание знаковости (ср. понятие «пансемиотизма» в исследованиях о Ч. С. Пирсе, см. N?th 2000: 61—62) позволяет рассматривать в качестве семиотических любые системы социальной коммуникации[14 - «Коммуникация» также относится к числу неопределяемых исходных понятий.] (к которым, несомненно, относится и авангардистское искусство).
0.3.2.4 Два полюса знаковости
Отправным пунктом исследования является разграничение двух типов семиотических систем; точнее, следовало бы говорить о двух семиотических полюсах, крайних точках, между которыми располагается спектр семиотических систем. Каждая семиотическая система обнаруживает бо?льшую близость скорее к одному полюсу, нежели к другому. (Впрочем, возможны и «срединные» семиотические системы – это зависит от занимаемой точки зрения.) Критерием разграничения является отношение между носителем знака и его объектом; соблюдая терминологическую точность, этот критерий следует определить как отношение между репрезентаменом и непосредственным объектом знака.
0.3.2.4.1 «Тропичный» полюс
В системах, близких к одному полюсу, репрезентамен и непосредственный объект не могут быть разграничены, они сливаются друг с другом; в таких системах существование репрезентамена является условием существования системы. Форма репрезентамена задана и не может быть иной; её изменение привело бы к разрушению системы или к такому её изменению, в результате которого возникла бы новая, иная система. Пример – описанное в ботанике явление тропизма: поворот подсолнуха к солнцу – знак, по которому мы можем судить о положении солнца относительно подсолнуха или о свойствах подсолнуха. Как ни определять объект такого знака, если подсолнух перестанет производить этот знак, то ему грозит гибель. Назовём такие семиотические системы тропичными.
Концепция «тропичного» семиотического полюса обнаруживает сущностную близость к Пирсовой концепции динамического объекта. Характеризуя динамический объект знака, Ч. С. Пирс писал о нём как о «реальности, которая определённым образом может побудить знак к репрезентации», «the Reality which by some means contrive to determine the Sign to its Representation» (CP 4.536). В случае тропичных семиотических систем перед нами именно такое явление: речь идёт о самой реальности, которая предстаёт в качестве знаковой.
0.3.2.4.2 «Абстрактный» полюс
В системах, близких к другому семиотическому полюсу, конкретная форма, которую принимает репрезентамен, не влияет на существование и функционирование системы. Это, в частности, означает, что репрезентамен может принимать любую форму. Ср. пример Ф. де Соссюра (1916: 141):
[…] уничтожили улицу, снесли на ней все дома, а затем застроили её вновь; мы говорим, что это та же улица, хотя материально от старой, может быть, ничего не осталось. […] то, что её образует, не является чисто материальным: её существо определяется некоторыми условиями […].
Примеры знаковых систем, близких к этому полюсу, – логика или langue по Соссюру («В языке нет ничего, кроме различий»). Назовём такие семиотические системы абстрактными.
Концепция «абстрактного» семиотического полюса обнаруживает сущностную близость к Пирсовой концепции финальной интерпретанты. Речь идёт о знаке (или знаковой системе), который предстаёт в качестве самой реальности (и в определённом смысле замещает собой реальность).
0.3.2.4.3 Ч. С. Пирс о двух полюсах знаковости
Концепция двух полюсов знаковости не сформулирована, насколько мне известно, в трудах Ч. С. Пирса эксплицитно. Но следует обратить внимание на важный в этом отношении фрагмент. Разграничивая «информационную широту» и «информационную глубину» знака (в современной терминологии – соответственно интенсиональный и экстенсиональный аспекты), Пирс пишет о таком состоянии информации,
которое располагается где-то между двумя воображаемыми крайними точками. Первая из них – состояние, в котором не известен ни один факт, а известно лишь значение понятий (terms); вторая – состояние, в котором информация представляет собой абсолютную интуицию всего существующего, так что известные нам предметы – это непосредственно сами субстанции, а известные нам свойства – непосредственно сами формы. (СР 2.409. Ср. также в сноске к 5.448)
Здесь, очевидно, речь идёт о том же, что выше было обрисовано как «абстрактный» и «тропичный» полюс знаковости. Дальнейшая разработка этой концепции не входит в мои задачи (в следующем разделе будут отмечены аналогии между концепцией двух полюсов и семиотическими построениями других учёных). Отмечу, что выделение двух «полюсов знаковости» отнюдь не противоречит построенному на трихотомиях семиотическому учению Пирса. Речь идёт не о том, чтобы исключить из его учения категорию вторичности или категорию объекта (попытка показать противоречивость категории объекта у Пирса и элиминировать её была предпринята в Greenlee 1973), но о том, чтобы указать на аспект, позволяющий систематизировать рассматриваемые в данной работе специфические семиотические процессы (авангардистский семиозис).
Важно подчеркнуть, что «тропичный» и «абстрактный» полюса знаковости нельзя сводить к Пирсовым категориям первичности и третичности соответственно. Концепция семиотических полюсов описывает иной аспект знаковых процессов, который можно назвать логическим или метасемиотическим. В своей знаменитой работе «О новом списке категорий» Ч. С. Пирс выделял не три, а пять категорий и упорядочивал их следующим образом:
Бытие