Русская Финляндия

Карл Юхан Шернваль умер в 1815 году. Его преемник, губернатор, член Комиссии финляндских дел, статский советник Карл Юхан Валлен в следующем году стал супругом Евы Шернваль и хорошим отчимом для ее детей. Во втором браке родилось еще шестеро детей, из которых до взрослого возраста дожили три мальчика. После свадьбы тетя восьмилетней Авроры на несколько лет взяла девочку в свой дом в Петербург, где ее муж работал в Комиссии финляндских дел. Так Аврора смогла в раннем возрасте познакомиться с великолепной столицей государства и одновременно приобрести необходимые для молодой девушки из аристократического общества знания. Самым важным был французский, который стал для нее вторым родным языком наряду со шведским. Насколько известно, она говорила также на русском и немецком.

В 1820 году Карл Юхан Валлен стал членом Финляндского сената, а через год был назначен прокурором. Семья переехала в Хельсинки, и двенадцатилетняя Аврора Шернваль вернулась на родину. Для дочерей была нанята гувернантка – способный педагог, немка по происхождению, чья сестра была домашней учительницей в семье К.Э. Маннергейма, отца будущего маршала и президента независимой Финляндии. Настоящим домом для семьи Шернваль-Валлен стала усадьба Тресканда в Эспо, которую Валлен приобрел на деньги своей жены. Он вложил много средств в облагораживание и обустройство поместья, прежде всего в планировку и разбивку парка. Это стало его любимым, хотя и дорогим увлечением.

Тогда сестры Шернваль и начали выезжать в свет. А Аврора, говорят, была чудо как хороша – тонкие черты лица, бледная матовая кожа, огромные карие глаза, опушенные длинными ресницами, однако молчалива и нерасторопна. Как-то на одном из гарнизонных балов юная Аврора увидела двух русских офицеров – корнета Александра Муханова, адъютанта генерал-губернатора, и будущего замечательного поэта Евгения Баратынского. Баратынский пленился юной финкой, и эта встреча навсегда была запечатлена в стихах. Позднее их положил на музыку великий Глинка – так родился романс «Не искушай меня без нужды». Девушка же без памяти влюбилась в красавца-корнета.

Мать и сестра Авроры были резко против этого увлечения, но так как адъютант генерал-губернатора неожиданно исчез, то о нем как-то и позабыли, а слухи в обществе о возможной свадьбе падчерицы Валлена утихли.

Среди красивых дочерей Шернваль Аврору считали самой очаровательной и изысканной по своим манерам. У нее было много поклонников как среди молодых дворян на родине, так и среди русских офицеров. Семья пророчила ей блестящее будущее. Родители мечтали выдать ее замуж, но первой обрела семейное счастье ее сестра, Эмилия.

Традиционная жизнь в усадьбе Тресконда с ее походами за ягодами, кофе на природе, зимними катаниями на санях, импровизированными танцами и выступлениями домашнего театра, стала привычной для многочисленного молодого поколения семьи. Вполне обычными для того времени были также контакты с местным приходом и благотворительность, оказываемая семьям безземельных крестьян. Сестра Эмилия, в 1828 году вышедшая замуж за сосланного в Финляндию декабриста графа Владимира Мусина-Пушкина (1798—1854 гг.), сына знаменитого собирателя автографов, открывшего «Слово о полку Игореве», распространила эти традиции вплоть до далеких деревень, расположенных за Ярославлем.

В 1831 году графу разрешили вернуться домой, и в Петербург он приехал вместе с женой и Авророй. Аврора и Эмилия были украшением своей эпохи, эпохи «пушкинских женщин». Их образы остались не только в письмах, записках, воспоминаниях, но и в творчестве Баратынского, Вяземского, Жуковского, Лермонтова, Тютчева, Брюллова, Гау.

В 1832 году Аврору представили императрице Александре Федоровне, жене Николая I. Вскоре ее принимают ко двору фрейлиной, что давало красавице определенный материальный и социальный статус.

Будучи в гостях у Мусиных-Пушкиных, ей представилась возможность познакомиться с салонами Петербурга, где члены высшего света и культурные круги встречались и общались в более свободной, чем при дворе, манере.

В Петербурге случай снова сводит Аврору с Мухановым, которому его соперник Баратынский писал:

…Что скажет другу своему
Любовник пламенный Авроры?
Сияли ль счастием ему
Ее застенчивые взоры?

Обоюдная симпатия быстро привела к обручению. Невеста не скрывала своего счастья. На 22 августа 1834 года была назначена свадьба, в Тресканде готовили приданое, и весь Хельсинки ожидал прибытия жениха. День свадьбы уже прошел, когда была получена печальная весть. Муханов умер от старой болезни. Рассказывают, что однажды цыганка предсказала Муханову неизбежную смерть за три дня до свадьбы…

Возможно хоть каким-то утешением для невесты, во всяком случае, для честолюбия ее семьи на следующий год стало сообщение о том, что императрица приглашает Аврору Шернваль ко двору. Фрейлины имели в Зимнем дворце собственные апартаменты.

Между императрицей Александрой Федоровной и Авророй Шернваль, по всей видимости, завязались подлинные дружеские отношения. То же можно сказать и о дружбе со старшими детьми императорской пары, наследником престола Александром и великой княгиней Марией, позднее герцогиней Лейхтенбергской.

Аврора и Эмилия были украшением своей эпохи, эпохи «пушкинских женщин», они вращались в самых блестящих кругах Петербурга. Они скорее всего не раз общались и с Пушкиным.

Как известно, их брат Эмилий был хорошо знаком с поэтом. Дружбу с Александром Сергеевичем вел муж Эмилии граф Владимир Мусин-Пушкин: они часто виделись в Петербурге, и художник Г.Г. Гагарин запечатлел Пушкина и чету Мусиных-Пушкиных на одном из рисунков, хранящихся в собрании Государственного Русского музея. Об Эмилии писал Михаил Лермонтов:

Графиня Эмилия
Белее, чем лилия.

Аврора Шернваль-Демидова. Портрет работы Карла Брюллова

А портрет самой Авроры Шернваль в 1838 году создал знаменитый Карл Брюллов – уже в наши дни на аукционе «Сотби» его купила Галина Павловна Вишневская за 120 тысяч фунтов стерлингов, и ныне он находится в зарубежном собрании.

Но, казалось, в личной жизни Авроре не везло. Зато когда ее брак наконец состоялся, о нем говорили все. Ей шел уже двадцать седьмой год, когда в доме своей сестры она познакомилась с князем Павлом Николаевичем Демидовым, одним из самых завидных женихов России, уральским заводчиком-миллионером, промышленником, известным коллекционером, археологом, любителем антиквариата.

Павел Демидов славился в Петербурге страстью к коллекционированию. Его дом на Большой Морской больше напоминал восточный дворец, наполненный несметными сокровищами. Античные вазы, драгоценные полотна итальянских мастеров эпохи Возрождения, инкрустированная мебель красного дерева и столовое серебро, принадлежавшие когда-то Людовику XIV, – все эти редкости он выкупил у герцогини Беррийской, в том числе и знаменитый, седьмой по величине в мире алмаз «Санси». Практичная старушка, тайком продав Демидову уникальный бриллиант за пятьсот тысяч франков, втянула щедрого покупателя в многолетнюю судебную тяжбу с французским двором, считавшим камень достоянием короны.

Не исключено, что к этому союзу ее склонила сама императрица, пожелавшая устроить будущее своей камер-фрейлины. Заключение брака с Демидовым особы, приближенной к императорскому двору, затрагивало и прямые государственные интересы. Аврора должна была стать той нежной цепью, которая удерживала бы одного из богатейших людей России и его сокровища на родине, а не за границей.

Свадьбу сыграли по православному и лютеранскому обрядам. В честь невесты дали фейерверк, палили пушки… Павлу Николаевичу Демидову – тридцать восемь лет, но он уже был человеком пресытившимся жизнью, с ослабленным здоровьем и выглядел неважно – венчался, сидя в коляске.

Свое бракосочетание Павел Демидов отметил щедрыми пожертвованиями хельсинкским воспитательно-просветительским учреждениям. А молодой жене-красавице он преподнес шкатулку с драгоценностями – ожерельем из жемчуга величиной с грецкий орех и тем самым сказочным бриллиантом «Санси».

Госпожа Демидова с прохладцей относилась к дорогим безделушкам, но, вставив «Санси», свадебный подарок мужа, в золотую оправу, уже не расставалась с ним, считая своим талисманом.

Выкупив усадьбу Тресканда у своего отчима, который начал строительство виллы Хакасалми («Вилла Хагасунд»), известной также как «Вилла Валлен» и расположенной на берегу залива Тёёлёнлахти, Аврора Демидова превратила ее в свой настоящий дом. Демидовский дворец был официальной резиденцией, прекрасным местом проведения празднеств и приемов. Теперь она могла самостоятельно участвовать в той жизни, в которой прежде, несмотря на всеобщее восхищение и поклонение перед ней, была зависима от расположения других, будь то родственники, или монархи. У нее был собственный салон, и она сама могла выбирать как гостей, так и предлагаемую им программу, а также весь остальной антураж. В ее доме всегда был неиссякаемый поток родственников, знакомых. Парк подвергся полной перепланировке. Обширные цветники и теплицы она требовала содержать в порядке, даже когда сама отсутствовала. Находясь в имении, она до самой старости ухаживала за садом, хотя бы просто указывая своим помощникам палкой на оставленные между цветами сорняки. В Хельсинки российская элита и деятели культуры, привлекаемые курортной жизнью в городе, часто гостили у Авроры Демидовой.

Павел Демидов. Портрет неизвестного художника

В октябре 1839 года Аврора родила сына, которого назвали именем отца. Но семейное счастье было недолгим. Через полгода после рождения сына Павел Демидов скончался от болезни легких.

После смерти мужа Аврора Демидова живет то в Хельсинки, то в Петербурге. Шесть лет она не снимает траурного платья. Аврора посвящает себя воспитанию маленького сына и заботам о большом хозяйстве покойного мужа. А это почти миллион десятин земли, уральские рудники, шахты, медные и железные заводы, пятнадцать тысяч крепостных душ…

Надо было вступать во владение делами покойного мужа. Его младший брат – Анатолий, князь Сан-Донато (отец не пожалел средств, чтобы купить сыну звучный титул), проживал почти все время в Италии, помочь не мог. Так что совладельцем имущества и прибылей был он лишь формально, на бумаге. Вся тяжесть управления и забот упала на хрупкие плечи Авроры Карловны – она приняла довольно смелое для женщины ее круга решение, взяв на себя управление уральскими заводами.

Светская красавица, желанная гостья в литературных салонах двух столиц, едет на Урал и становится прекрасным руководителем. Первой из рода Демидовых она обратила внимание на нужды заводских рабочих: построила богадельню, родильный дом, несколько школ и детский приют, создала специальный фонд, деньги из которого шли на материальную помощь пострадавшим от несчастных случаев.

Она ложилась спать за полночь, почти все время просиживала в кабинете над бумагами, в обществе многочисленных управляющих и приказчиков. Те сперва с большим сомнением глядели на хрупкую, черноглазую красавицу с необычным именем – Аврора Карловна. Но, как записал со слов старожилов в 1885 году писатель Д. Мамин-Сибиряк, «как никто из владельцев до нее, она умела обращаться с людьми. Она крестила детей, рабочих, бывала посаженной матерью на свадьбах, дарила бедным невестам приданое, по ее инициативе построены богадельня, родильный дом, несколько школ и детский приют, стали выделять пособия при несчастных случаях».

Здание Авроринского приюта сохранилось и сегодня на территории одной из воинских частей Нижнего Тагила. Он был основан в 1849 году и располагался на Выйском заводе. Его цель состояла в том, чтобы матери, уходя на работу, могли оставлять здесь своих детей. Принимали в приют детей от одного года до восьми лет. Им выдавали одежду, было организовано питание, старшие обучались грамоте. Круглые сироты жили тут постоянно, на полном содержании…

Авроре Карловне было около сорока, когда ей руку и сердце предложил полковник, адъютант графа А.Ф. Орлова, Андрей Николаевич Карамзин (1814—1854 гг.), сын знаменитого историографа Государства Российского, и сам человек незаурядный. Всю жизнь он следовал устному завету своего отца, утверждавшего, что «служить Отечеству любезному – быть нежным сыном, супругом, отцом, хранить, приумножать стараниями и трудами наследие родительское есть священный долг моего сердца, есть слава моя и добродетель».