Сафари для покойника

* * *

– Нет, но ты хоть можешь объяснить, зачем тебе все это?

– Я же сказал.

– Ничего ты толком не сказал!

– Не злись…

– Ладно. Выключи кофеварку, а то пробки повышибает. – Профессор что-то еще неразборчиво просопел под нос и вернулся к экрану компьютера.

– Тебе наливать? – Владимир Александрович поискал под столом и на ощупь извлек банку «Плантейшена», сахар кусочками и засохшую в чем-то коричневом ложку.

– Покрепче, как всегда.

– А чашки? – задумался было Виноградов, но, не дождавшись ответа, обнаружил на подоконнике разнокалиберные остатки нескольких сервизов. – Готово!

С тех пор как Профессор окончательно и бесповоротно бросил пить, у приходящих к нему обязательно возникала проблема: что нести с собой? Раньше все просто было – коньяк, винишко красное… А теперь? Денег за консультации со своих Профессор не брал, что создавало дополнительные трудности.

В этот раз Виноградов принес шикарный, немыслимой свежести торт – говорят, сладкое, а в особенности шоколад и суфле, стимулирует мозговую активность. Правда, жена, увидевшая, с чем собирается из дому Владимир Александрович, выразила некоторые сомнения по поводу того, куда направляется супруг, – но ограничилась только просьбой «передать ей привет» и по возможности предохраняться.

Профессор был умный, высокий и толстый. Точнее, даже не то чтобы толстый, а так, рыхловатый, подобно большинству кабинетных работников. Он носил дорогие очки, много курил и представлял собой интеллектуальное крыло виноградовских друзей и приятелей – в отличие от Мишки Мануса, представлявшего крыло силовое. Прозвище свое и репутацию Профессор оберегал и жестоко обиделся, прочитав у известного московского писателя-детективщика о своем «тезке», мозговом центре преступного мира столицы.

Настоящий Профессор преступников не консультировал. Принципиально! И не потому, что служил в милиции, – сам по себе этот факт никогда и никого от предательства не останавливал. Тем более что звание он имел невысокое, и соответствующий оклад составлял далеко не самую главную статью доходной части его бюджета.

Нет, просто Профессор не любил жуликов. А также воров. И бандитов! Не любил, и мог себе это позволить.

Блестящий аналитик с двумя высшими образованиями – юридическим и техническим, – он вызывал вполне естественную неприязнь коллег и начальства. Но терпели… Потому что хотя бы изредка требовалось отчитываться перед Москвой и главком о чем-то более значимом, чем пьяный «бытовик», зарубивший жену, или кладовщица, списавшая «налево» казенный телевизор.

Тогда, подымив пару дней над компьютером, сделав пару звонков и ударив по сердцу очередной цистерной кофеина, Профессор выдавал на-гора полновесную раскладку по очередной группе – в зависимости от социального заказа и личных пристрастий руководителя это могла быть повязанная с мэрией компания контрабандистов-«медников» или вооруженная банда, разграбившая перед Днем милиции базу снабжения Ювелирторга.

Распечатывал он и рекомендации, как лучше эту информацию реализовать, – но отклика обычно не находил, и все заканчивалось громко и топорно: кого-то хватали, кто-то что-то успевал отправить неизвестно куда, адвокаты оказывались расторопнее оперов, выпущенный из поля зрения свидетель всплывал неожиданно где-нибудь в Финском заливе.

Профессор вздыхал, забивал свежими данными еще пару файлов и до следующего аврала целиком предавался любимому делу: созданию общей концепции безопасного бизнеса. И если теория была понятна только самому автору, то практическое применение некоторых ее аспектов неплохо кормило. Консультирование западных и восточных бизнесменов, правовая поддержка крупнейших сыскных и охранных структур, аналитические справки о надежности предполагаемых партнеров… Сейчас в одной из типографий готовилась к выходу в свет четырехсотстраничная в глянцевом переплете книга «Что не стоит делать в России» – совместный труд Профессора и, в качестве популяризатора, самого Владимира Александровича.

Наибольший доход Профессору приносили рекомендации по использованию недостатков существующего законодательства. Кстати, его неоднократно пытались сманить в департамент на 2-ю Советскую, но Профессор отказывался – вежливо и категорично. Он знал в той системе очень многих, и мнения о них был не самого высокого.

– Вот! – Повинуясь нажатию клавиш, принтер зажурчал и выдал на четверть за полненный шрифтом листок. – Имеются три фигуранта по кличке Полковник. Но все, как я понимаю, не те…

– Дай-ка…

Пока Виноградов изучал распечатку, его собеседник извлек из коробки солидных размеров ломоть даже, а не кусок торта, скептически оглядел его и почти целиком сунул в рот. Запив термоядерно крепким кофе, поинтересовался:

– Коньяком не пропитан?

– Нет, я же знаю, – оторвался от текста Владимир Александрович. – Тебе же нельзя!

– Всякие недоразумения случаются, – с некоторой примесью сожаления вздохнул Профессор. – Ну что?

– Да, конечно. Все не то! Или возраст, или…

– Вспомни еще раз, что Следков о нем сказал.

Владимир Александрович наморщил лоб и притих, вспоминая. Папе он позвонил сам на следующий день – хотелось избавиться от «непонятки» или во всяком случае получить дополнительную информацию. В сущности, Виноградов нутром, инстинктивно почувствовав опасность, предпочитал любое, пусть даже опрометчивое действие пассивному ожиданию. Иногда это здорово выручало, иногда – наоборот.

Саша предложение встретиться воспринял без удивления, выкроил для приятеля получасовое «окошко», и вскоре после обеда майор уже садился на углу Свечного и Лиговки в Папину машину. На особые прелюдии Виноградов времени не тратил, справедливо полагая, что если захочет хозяин «Заслона» чего-нибудь не сказать, то хоть ты Кашпировского приглашай – не поможет. Оставалось полагаться на Папину порядочность и собственное умение чувствовать, когда собеседник врет.

Следкову, однако, скрывать оказалось нечего – вопросам о Полковнике он не удивился, сразу же подтвердив опасения Владимира Александровича: да, по пути с презентации тот дважды сводил разговор к персоне Виноградова – кто такой, чем живет… Это не то чтобы не понравилось, но как-то не пришлось по душе и вообще в принципе не склонному обсуждать своих приятелей Папе. Поэтому он и ограничился тем, что сообщил: мент, мол, правильный, с понятиями, пару раз помогал. Халтурит, мол, по мелочи – но без криминала.

– А насчет милиции-то зачем сказал?

– Ну это я обязан… Сам понимаешь, если знал, что с ментом идет базар, и не предупредил – могут и предъявить!

– Логично. А он что – имеет право? Тебе?

Выяснилось, что Следков этого самого Полковника знает не близко. Якобы появился тот в Питере около полугода назад, с полномочиями то ли от мятежного кавказского президента, то ли, наоборот, от российски ориентированной оппозиции. Последнее, кстати, вероятнее, потому что жил он легально, ни от кого не скрываясь, крутил какие-то денежные «темы» с оружием и нефтепроводами, скупил пару фирм с репутацией и теперь контролировал долю в туристическом бизнесе города. Безопасность Полковника обеспечивали на контрактной основе бойцы из «Заслона», которым, в сущности, было все равно, чье тело охранять, – лишь бы клиент вовремя оплачивал услуги и не забывал про надбавку за риск. Собственно, этим и ограничивалось знакомство Полковника и Папы – подписанием договора за «заслонные» услуги, ежемесячной передачей «черной верхушки», выходящей за рамки указанной по бумагам суммы, а также случайными встречами на мероприятиях, подобных вчерашнему.

– А фамилия? И прочее?

Следков без проблем сообщил и это, а также по памяти и оставшемуся со времен службы в органах профессиональному навыку – год и место рождения. Присовокупив, что «чурка – он и есть чурка, хоть душманская, хоть наша…».

– Как же ты с ним работаешь? Ты же, я помню, рассказывал, что еще с Афгана их только через прицел воспринимаешь?

– А при чем тут это? Бизнес есть бизнес!

– Почему он Полковником называется?

Следков презрительно, на правах человека, заслужившего офицерские звезды под пулями, ответил:

– Говорит, ему звание присвоено. Вроде от госбезопасности… Или, может, Паша Мерседес по пьянке? Хотя, скорее всего, они там, у себя в горах, друг дружке погоны навешивают: за трех баранов – сержанта, за мешок валюты – генерала.

Это было не смешно. И очень походило на правду, как и все, что узнал от Папы Владимир Александрович…

Теперь, излагая содержание разговора Профессору, Виноградов еще раз анализировал мимику, жесты, интонации Саши Следкова:

– Нет, все… Кажется, ничего не забыл.

– Ладно, исходим из того, что приятель твой не врет. Или думает искренне, что не врет… Я попробую навести справки, но не сегодня. Скажем, к среде. Подъезжай к концу дня, я на месте буду. Устроит?

– Наверное, – пожал плечами Владимир Александрович. – Ты особо-то не заморачивайся!

Честно говоря, он по-прежнему не знал, что ответить на вполне закономерно повторенный вопрос – а зачем, собственно? На кой, простите, ляд? Может, Виноградов просто понравился новому знакомому и тот хочет предложить майору необременительный приработок? Вообще, какую такую ужасную пакость может учинить измотанному борьбой за существование менту господин, вращающийся в высших сферах! Даже в качестве объекта вербовки Владимир Александрович давным-давно интереса не представлял.

Но Профессор больше ни о чем не спрашивал. Как добротная ЭВМ, он уже занялся анализом вариантов, просчетом простейших и многоходовых комбинаций – и даже сам Виноградов был для него не персонифицирован, а лишь представлял собой важный, но не решающий фактор в игровом пространстве.

Глянув в подернувшиеся влажноватой пленкой глаза Профессора, Владимир Александрович понял, что его дальнейшее присутствие в кабинете по меньшей мере бессмысленно. В тишине опустевшего милицейского этажа Виноградову послышалось, что под шевелюрой хозяина раздается отчетливое электрическое потрескивание.