Уже не я

– На твою красоту хочется смотреть, как на картину, вглядываться в каждую морщинку на лице и пытаться найти ту, о которой никто не знает.

– А ваш муж ревновать не будет?

– Глупый мальчишка, – она грозно посмотрела на него, выглядывая из-за холста. – Ты хоть понимаешь, что такое истинная страсть художника к красоте и что такое животная похоть? Чувствуешь разницу между двумя этими понятиями?

Он ничего не ответил, заёрзав на стуле.

– Не двигайся! – скомандовала она.

– Извините.

– Совершенно невероятные глаза, – она снова подошла к нему, чтобы рассмотреть вблизи. – Как у такого тупицы могут быть такие проникновенные глаза. Если смотреть на тебя, кажется, что ты странствующий музыкант или поэт, или сошедший со страниц герой старинной безымянной поэмы, о которой никто уже не помнит. Ради тебя хочется слагать стихи, писать музыку, ты вдохновляешь…

– Великое множество… – прошептал он ей почти в самое лицо.

– Пустота, – закончила она.

Он виновато опустил глаза.

Через некоторое время она снова нахмурила брови и спросила:

– У тебя уже есть кто-то особенный?

– Аха-ха-ха, ещё немного и начну думать, что я на сеансе у экстрасенса!

Она не стала ничего отвечать и продолжила рисовать, ещё раз предупредив, чтобы он не двигался.

– Я никогда не думал об этом… – неуверенно сказал он, чуть погодя.

– О чём? – рассеянно спросила она, что-то усердно штрихуя на полотне.

– О том, что может быть кто-то особенный.

– А ты думал, что будешь отдавать себя всем подряд? – удивилась она, отрывая глаза от холста.

Юкия снова ничего не ответил.

– Тогда, боюсь, тебя ждёт одно сплошное разочарование, каждый раз пустота внутри будет становиться только больше. В конце концов, ты не выдержишь собственной нечистоплотности.

– Откуда вы знаете?

– У меня была чёрная полоса в жизни, – тихо проговорила она. – Тогда я поняла, что сведу счёты с жизнью после очередного разрыва или случайной связи. Знаешь, творческие круги Нью-Йорка такие бесцеремонные. Опустошают тебя, высасывая все соки. Настоящий вампиризм.

– И вы решили выйти замуж? – удивился он.

– Брайан открыл мне глаза. До него я об этом даже не задумывалась. До встречи с ним я не знала, что такое настоящее одиночество.

– Я сразу понял, что он старше вас.

– Да, почти на пятнадцать лет.

– Теперь жалеете, что попались на короткий поводок?

Она внимательно посмотрела на него из-под своих золотистых ресниц.

– Раньше я тоже носила чёрные волосы, у меня были выбриты виски, всё моё лицо было истыкано пирсингом, а от многих татуировок на своём теле я потом годами избавлялась. С первым попавшимся парнем шла в тату салон и набивала его имя, – посмеиваясь, рассказывала она. – Когда увидела тебя сегодня, сразу вспомнила себя лет десять назад, правда, такой сногсшибательной внешности у меня не было и парней таких тоже, – неуверенно добавила она.

– А если бы мы познакомились с вами тогда?

– Я бы влюбилась и рисовала тебя сутками. Ты бы от меня сбежал! – выпалила она на одном дыхании. – Пока я училась в художественной школе, мечтала найти кого-нибудь, кто бы хоть близко был похож на тебя. Я многих рисовала. Иногда просто сидела в метро и рисовала случайных прохожих: стариков, детей, молодых женщин, парней, которые мне нравились. Часто прямо так и знакомилась. Но никто их них надолго не цеплял меня. Пару раз нарисую, и хотелось чего-то нового. Более совершенного. Как античные скульптуры Колосса или Спящего сатира. Никогда не надоедает ими любоваться, воображение всегда что-то дорисовывает. Каждый раз, смотря на одни и те же скульптуры, видишь их по-разному.

– Меня всегда мучил вопрос, что же было важнее для истории: античные монументы или римские акведуки? – потирая шею, пробубнил он.

– А ты начитанный для тупицы, – засмеялась Мегги. – Я уверена, ты бы нашёл общий язык с моим мужем.

– Вы так легко рассказываете мне про свою жизнь.

– С незнакомыми людьми всегда проще делиться своими сокровенными тайнами…

– А как же Брайан? – перебил он её. – Вы рисовали его портреты?

– Его я даже и не пыталась нарисовать, – подняв глаза кверху, словно в укор самой себе, тяжело вздохнула она.

– Значит, вам неприятно смотреть на него? – небрежно спросил он. – Неужели вы с ним из-за денег?

– В Нью-Йорке он помог мне открыть картинную галерею.

То, что у неё была собственная картинная галерея, напомнило ему о матери, у той было своё модельное агентство в том же городе, но об этом он говорить не стал бы ни при каких обстоятельствах. Тема матери – это табу.

Она заметила, что он слегка озадачился этой новостью.

– Знаешь, людям надо иногда открываться, нельзя всё без конца копить в себе. Не все на этом свете желают тебе зла.

Юноша внимательно посмотрел на неё своими бархатно-чёрными глазами и лишь слегка улыбнулся. Больше они не разговаривали. На протяжении двух часов она рисовала его. По окончании, когда он уже хотел подойти и посмотреть на свой портрет, она резко накинула на холст покрывало и сказала, что картину надо привести в божеский вид, прежде чем показывать. Потом протянула ему визитку со словами:

– Если хочешь увидеть своё смазливое личико ещё раз, – загадочно протянула она, – то приходи в мою галерею.

– Придётся зайти, чтобы вернуть себе лицо обратно, – смеясь во весь голос, проговорил он.

– Вот, возьми, – она подошла к нему и всунула в руку несколько сотен долларов.

Это была довольно-таки большая сумма денег, он уже хотел было вернуть ей деньги:

– Нет, возьми их, они тебе нужнее, – словно зная обо всех тех невзгодах, которые выпали на его долю, проговорила она.

– Спасибо…

– Вернёшь мне с процентами, когда увидимся в следующий раз, – не дав договорить, прогремела она на всю комнату. – Я буду ждать тебя в своей картинной галерее.