Самые остроумные цитаты

Чтобы преобразовать старый строй в свободное государство, нужно сохранить в нем хотя бы тень давних обычаев.

Не легко будет решить, кому необходимо поручить охрану свободы, не разобравшись сначала, какая из человеческих склонностей пагубнее для республики – та, что побуждает сохранять приобретенные почести, или же та, что толкает на их приобретение.

Большие возможности и средства для совершения пагубных перемен имеют богатые люди.

Развращенный народ, обретший свободу, недолго останется свободным.

Как только люди перестают бороться из необходимости, как они начинают бороться из честолюбия.

Если что-то внушило ужас народу, то мнение это будет жить во веки веков. Совсем не то мы наблюдаем у государей.

Народ мудрее и постояннее государя.

Мир всегда остается прежним, в мире этом столько же дурного, сколько и хорошего, но добро и зло кочуют из страны в страну.

Все то, что в юности кажется людям сносным или даже хорошим, в старости кажется дурным и невыносимым. Однако вместо того, чтобы сетовать на свой рассудок, люди обвиняют время.

Человеческие желания ненасытны и так как природа наделила человека способностью все осуществлять и ко всему стремиться, а фортуна позволяет ему достигать лишь небольшую часть, то следствием сего оказывается постоянная неудовлетворенность духа и пресыщенность людей тем, чем они владеют.

Обязанность порядочного человека в том, чтобы научить других людей, как сделать все то хорошее, что он сам не успел совершить из-за зловредности времени и фортуны.

Верные рабы навсегда остаются рабами, а добросердечные остаются бедными. От рабства освобождаются только неверные и дерзкие, а от нищеты только воры и обманщики.

Бог и природа одарили всех людей возможностью обретать счастье, но чаще оно выпадает на долю грабителя, чем на долю умелого труженика, и его чаще достигают бесчестным, нежели честным ремеслом.

Не следует бояться раскаяния или стыда, ибо победителей, какими бы способами они не побеждали, никогда не судят.

О совести нам нечего беспокоиться: там, где существует страх голода и тюрьмы, нет и не должно быть места страху перед муками ада.

Люди поступают хорошо лишь по необходимости. Когда у людей есть большая свобода выбора и появляется возможность вести себя так, как вздумается, то сразу же возникают величайшие смуты и беспорядки.

Если вы поразмыслите над поведением людей, то убедитесь, что все, кто обладает большими богатствами или большой властью, достигают этого лишь хитростью или силой, но все захваченное обманом или насилием затем начинают благородно называть даром судьбы, чтобы скрыть его подлое происхождение.

Когда к действию вынуждает необходимость, дерзость оборачивается благоразумием.

Нельзя приписывать милости судьбы или доблести то, что было достигнуто без того или другого.

Человеческая натура такова, что люди привязываются не только к тем, кто сделал им добро, но и к тем, кому они сделали добро сами.

Учредителю республики и создателю ее законов необходимо считать всех людей изначально злыми и предполагать, что они не упустят возможности проявить злобу своей души, едва лишь им представится удобный случай.

От голода и нужды людей становятся изобретательными, а законы делают их добрыми.

Вооруженный несопоставим с безоружным и вооруженный никогда не подчинится безоружному по доброй воле, а безоружный никогда не почувствует себя в безопасности среди вооруженных слуг.

Расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, настолько велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели на благо, так как, желая исповедовать добро при любых обстоятельствах, он неминуемо погибнет, сталкиваясь со множеством людей, чуждых добру. Из этого следует, что государь, чтобы сохранить власть, должен приобрести умение от добра отступать и пользоваться им смотря по мере надобности.

Ничто не истощает себя так, как щедрость: выказывая ее, одновременно и теряешь возможность ее выказывать, и либо впадаешь в бедность, вызывающую презрение, либо, желая бедности избежать, разоряешь других, и этим навлекаешь на себя ненависть. Между тем презрение и ненависть подданных – это то, чего государь должен опасаться больше всего, щедрость же ведет к тому и другому. Поэтому больше мудрости в том, чтобы, слывя скупым, стяжать худую славу без ненависти, чем в том, чтобы, желая прослыть щедрым и оттого невольно разоряя других, стяжать худую славу и ненависть разом.

Если государь желает удержать в повиновении подданных, он не должен считаться с обвинениями в жестокости. Учинив несколько расправ, он проявит больше милосердия, чем те, кто из избытка своего милосердия потворствует беспорядку. От беспорядка, который порождает грабежи и убийства, страдает все население, тогда как от наказаний, налагаемых государем, страдают только отдельные лица.

О людях в целом можно сказать, что они неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их влечет нажива и пугает опасность; пока ты делаешь для них добро, они твои всей душой, обещают ничего для тебя не щадить: ни крови, ни жизни, ни детей, ни имущества, но когда ты будешь в них нуждаться, они сейчас же от тебя отвернутся. Государю, который, полагаясь на их обещания, не примет никаких мер на случай опасности, придется худо. Ибо дружбу, которая дается за деньги, а не приобретается величием и благородством души, можно купить, но нельзя удержать для того, чтобы воспользоваться в трудное время.

Возвращаясь к спору о том, как лучше: чтобы государя любили или чтобы его боялись, скажу только, что государей любят по собственному усмотрению, а боятся – по усмотрению государей, поэтому мудрому государю нужно рассчитывать на то, что зависит от него, а не от кого-то другого.

Следует знать, что с врагом можно бороться двумя методами: во-первых – законами, во-вторых – силой. Первый метод свойственен человеку, второй – зверю; но первого метода зачастую недостаточно, поэтому приходится прибегать и ко второму. Отсюда следует, что государь должен познать природу и человека, и зверя.

Государю нет необходимости обладать всеми известными добродетелями, но есть сильная необходимость выглядеть ими обладающим. Нужно прибавить, что обладать добродетелями и неуклонно им следовать – вредно, тогда как выглядеть обладающим ими чрезвычайно полезно. Иначе говоря, надо быть в глазах людей сострадательным, милостивым, искренним, верным слову, благочестивым – и таковым быть на самом деле, но внутренне надо сохранить готовность проявить и прямо обратные качества, если это окажется необходимо.

Государи вызывают ненависть хищничеством и посягательством на добро и женщин своих подданных. Потому как большая часть людей довольна жизнью, пока не задеты их честь или имущество.

Государи вызывают презрение непостоянством, изнеженностью, легкомыслием, нерешительностью и малодушием. Качеств этих нужно остерегаться как огня, стараясь, напротив, в каждом действии проявлять великодушие, основательность, бесстрашие и твердость.

Об уме государя первым делом судят по тому, каких людей он приближает к себе; если это люди преданные и способные, то люди уверены в его мудрости, ибо он сумел распознать их способности и удержать их преданность. Если же они не такие, то о государе заключают, что первую оплошность он уже совершил, выбрав плохих помощников.

Умы бывают трех видов: первый постигает все сам; второй может понять то, что постиг другой ум; третий – сам ничего не постигает и постигнутого другим понять не может. Первый ум – выдающийся, второй значительный, третий – негодный.

Когда государь пытается искоренить лесть, он рискует навлечь на себя презрение. Нет другого способа оградить себя от лести, кроме как внушить людям, что если они будут правдивы к тебе, ты не будешь на них в обиде, но когда каждый сможет говорить тебе правду, тебе перестанут оказывать должное почтение.

Следует заметить, что людей следует либо ласкать, либо уничтожать, ибо человек может отомстить за малое зло, а за большое не может; следовательно, наносимую человеку обиду нужно рассчитать так, чтобы не было страха мести.

Самое главное для государя – вести себя со своими подданными так, чтобы никакое событие – ни дурное, ни хорошее – не заставляло государя изменить своего обращения с ними, ибо наступит тяжелое время, зло делать поздно, а добро бесполезно, так как его сочтут вынужденным и не ответят за него благодарностью.

Государь, чей город хорошо укреплен, а народ не озлоблен – не подвергнется нападению. Но если это все же случится, неприятель вынужден будет с позором ретироваться, ибо все в мире меняется с такой скоростью, что едва ли кто-нибудь сможет год содержать в праздности войско, осаждая город.

Еще одно полезное правило, а именно: дела, неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные – исполнять сами. В заключение же повторю, что государю надлежит выказывать к знати почтение, но не вызывать ненависти в народе.

Государь не должен иметь ни других помыслов, ни других забот, ни другого дела, кроме как войны, военных установлений и военной науки, ибо война есть единственная обязанность, которую правитель не может возложить на другого. Военное искусство наделено такой силой, что позволяет удержать власть не только тому, кто рожден государем, но и достичь высшей власти тому, кто родился простым смертным.

Когда государи во время правления больше помышляли об удовольствиях, чем о военных упражнениях, они теряли ту власть, что имели. Небрежение военным искусством является главной причиной утраты власти, как владение этим искусством является главной причиной обретения власти.

Величию государя способствуют необычные распоряжения внутри государства, подобные тем, которые приписываются мессеру Бернабо да Милано, иначе говоря, когда кто-либо совершает что-либо значительное в гражданской жизни, дурное или хорошее, то этого человека полезно награждать или карать таким образом, чтобы событие это помнилось как можно дольше. Но самое главное для государя – постараться всеми своими поступками создать себе славу великого человека, наделенного выдающимся умом.

Государь должен также представлять себя покровителем дарований, покровительствовать одаренным людей, оказывать почет тем, кто отличился в каком-либо ремесле или искусстве. Он должен побуждать граждан спокойно заниматься торговлей, земледелием и ремеслами, чтобы одни благоустраивали свои владения без страха, что эти владения у них отнимут, другие – открывали торговлю, не опасаясь, что их дело разорят налогами; более того, он должен располагать наградами для тех, кто заботится об украшении города или государства.

Правило, не знающее исключений: государю, который сам не обладает мудростью, бесполезно давать полезные, хорошие советы, если только такой государь случайно не доверит мнению мудрого советника, который будет принимать за своего государя все решения. И хотя подобное положение возможно, ему скоро пришел бы конец, ибо советник сам сделался бы государем.

Каждый советник думает лишь о собственном благе, а государь может этого не разглядеть и не принять мер. Других же советников не бывает, ибо люди всегда дурны, пока их не принудит к добру какая-либо необходимость. Отсюда следует, что добрые советы, кто бы их ни давал, рождаются из мудрости государей, а не мудрость государей рождается из добрых советов.

Люди, веря, что новый государь окажется лучше прежнего, охотно восстают против старого, но вскоре они убеждаются на опыте, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого.

Завоеванные и унаследованные владения могут принадлежать или к одной стране и иметь один язык, или к разным странам и иметь разные языки. В первом случае удержать власть нетрудно, особенно, если новые подданные и раньше не знали свободы. Дабы упрочить над ними власть нового государя достаточно искоренить род прежнего правителя, ибо при общности обычаев и сохранении старых порядков ни от чего другого не может произойти беспокойства.

Люди, как правило, идут путями, проложенными другими, и поступают, подражая какому-либо образцу, но так как невозможно неуклонно следовать этим путям, и нельзя сравняться в доблести с теми, кого мы избираем за образец, то разумному человеку надлежит выбирать те пути, которые проложили величайшие люди, и подражать самым достойнейшим, чтобы если и не сравниться с ними в доблести, то хотя бы исполниться ее духа.

Надо стать подобным опытному стрелку: если он видит, что мишень слишком далеко, то берет гораздо выше, но не для того, чтобы стрела выстрелила вверх, а для того, чтобы, зная силу своего лука, с помощью высокого прицела, попасть в отдаленную цель.

Кажется, что если частного человека приводит к власти или доблесть, или милость судьбы, то они же в впоследствии помогут ему преодолеть многие трудности. Однако в действительности кто меньше всего полагался на милость судьбы, тот удерживался у власти гораздо дольше.