Государь

Примеров этому можно привести бесчисленное множество, но я хочу довольствоваться одним, имевшим место на памяти наших отцов. Когда мессер Аннибале Бентивольо, дед теперешнего мессера Аннибале, бывший государем в Болонье, был убит партией Каннески, устроившей против него заговор, то после него остался только мессер Джованни еще в младенческом возрасте; но тотчас же после этого преступления народ поднялся и перебил всех Каннески. Это объясняется тем расположением народа, которым в то время пользовался в Болонье дом Бентивольо. Расположение это было настолько велико, что когда, по смерти Аннибале, не осталось никого, кто бы мог управлять государством, граждане Болоньи, узнав, что во Флоренции живет отпрыск дома Бентивольо, слывший до того времени за сына кузнеца, явились к нему во Флоренцию и предложили ему встать во главе управления их городом; он и управлял ими до тех пор, пока мессер Джованни не достиг возраста, способного к управлению. В заключение я скажу, что государь может не бояться заговора, если народ к нему расположен; если же народ враждебно относится к нему и его ненавидит, то он должен бояться всего и каждого. И все хорошо устроенные государства, равно как и мудрые государи, со всякой заботливостью стремились к тому, чтобы не довести знать до отчаяния, народ же удовлетворить и сделать довольным, ибо это является одной из важнейших задач государя. Франция – одно из хорошо устроенных и управляемых королевств нашего времени, и в ней имеется великое множество хороших учреждений, от которых зависит свобода и безопасность короля. Первым из них является парламент и его авторитет. Дело в том, что устроитель этого королевства, с одной стороны зная честолюбие знати и ее необузданность и считая необходимым надеть на нее узду, чтобы исправить ее, с другой – зная основанную на страхе ненависть масс к знати и желая оградить ее от посягательств, не желал однако, чтобы это было личной заботой короля; таким образом он думал избавить короля от хлопот со знатью, которые были бы неизбежны для него, если бы он покровительствовал народу, и от таковых же с народом, если бы он покровительствовал знати. Поэтому он установил третьего судьей между ними, чтобы этот последний без обременения короля сдерживал бы знать и покровительствовал слабым. Невозможно ни лучшее устройство, чем это, ни более благоразумное, ни более способствующее безопасности короля и королевства. Из всего этого можно вывести то достойное внимания правило, что государь должен неблагодарные задачи возлагать на других, благодарные же брать на себя. И снова повторю, что государь должен уважать знать, но не делать себя ненавистным народу.

Многим могло бы показаться, что рассмотрение жизни и смерти многих римских императоров доставит примеры, противоречащие этим моим утверждениям; ведь некоторые из них, всю жизнь проведшие превосходно и выказавшие великую доблесть духа, все же лишились власти и даже были убиты своими подданными, составившими против них заговор. Имея в виду ответ на эти возражения, я разберу свойства некоторых из этих императоров, указывая также на причину их гибели, не расходящуюся с тем, что было сказано мной; мимоходом же я выскажу несколько соображений относительно вещей, на которые должен обратить внимание изучающий события этого времени. Я хочу ограничиться примерами тех императоров, которые сменяли друг друга в промежуток между Марком Философом и Максимином; это были Марк, его сын Коммод, Пертинакс, Юлиан, Север, его сын Антонин Каракалла, Макрин, Гелиогабал, Александр и Максимин. Раньше всего следует заметить, что, в то время как в других государствах приходится бороться только с честолюбием знати и необузданностью народа, римские императоры имели перед собой третью трудность, так как им приходилось переносить жестокости и алчность солдат. Последнее было настолько затруднительно, что послужило причиною гибели для многих, ибо удовлетворить одновременно и солдат, и народ трудно: народ любит спокойствие и потому любит кротких государей, солдаты же любят государя воинственного, безудержного и склонного к жестокости и грабежу. Солдаты желают, чтобы он проявил эти свойства на народе, чтобы иметь возможность получать удвоенное жалованье и дать волю своей алчности и жестокости. Таким образом и произошло, что те императоры, которым ни природа, ни искусство не помогли приобрести уважения, достаточного для того, чтобы обуздывать и войско, и народ, всегда погибали; и большинство их, в особенности же те, которые достигали власти своими личными силами, понимая трудность совмещения этих двух противоположных стремлений, решались потакать войску, не останавливаясь даже перед притеснением народа. Такое решение было необходимо, ибо государи, не имея возможности избежать ненависти со стороны кого-нибудь, должны раньше всего постараться избежать ненависти всех в совокупности, и если это для них недостижимо, то они должны приложить все старания к тому, чтобы избежать ненависти наиболее могущественных групп. И потому те императоры, которые, вследствие новизны для них их положения, нуждались в особом расположении, более охотно становились на сторону солдат, нежели народа – что обращалось к их выгоде или невыгоде, смотря по тому, насколько данный государь умел поставить себя с солдатами. Вышеуказанными причинами объясняется то, что Марк, Пертинакс и Александр – все люди скромной жизни, друзья справедливости, враги жестокости, человечные и мягкие, – все, кроме Марка, кончили плохо. Один лишь Марк и жил, и умер в почете, ибо он принял власть по наследованию и не был обязан ею ни солдатам, ни народу; затем, обладая многими доблестями, внушившими к нему высокое уважение, он всегда держал и солдат, и народ в должных границах и никогда не был предметом ни ненависти, ни презрения. Пертинакс же был избран императором против воли солдат, которые, привыкнув при Коммоде к распущенной жизни, не могли примириться с той скромной жизнью, к которой хотел приучить их Пертинакс. Таким образом он возбудил против себя ненависть, к которой затем присоединилось презрение к его дряхлости, и он погиб уже в самом начале своего правления. Здесь следует отметить, что ненависть возбуждается так же хорошими делами, как и дурными, и потому, как я уже сказал выше, государь, если он хочет удержать государство, часто вынужден не быть хорошим, ибо когда те группы – будь то солдаты, народ или знать, – в поддержке которых он, по его мнению, нуждается, развращены, то ему приходится следовать их склонностям и исполнять их желания; при таком условии хорошие дела являются для него гибельными. Но перейдем к Александру. Он был настолько добр, что (как упоминают об этом среди расточаемых ему похвал) в течение четырнадцати лет своего властвования никого не казнил без суда. Однако же войско составило заговор против него и убило его, так как он слыл человеком изнеженным и позволявшим своей матери управлять собой и потому подвергся презрению.

Если мы рассмотрим теперь, для противоположения, свойства Коммода, Севера, Антонина Каракаллы и Максимина, то найдем, что они были людьми чрезвычайно жестокими и склонными к хищничеству; чтобы угодить солдатам, они не останавливались ни перед какой несправедливостью, которую только можно было учинить над народом. Все они, кроме Севера, кончили плохо. Доблесть же Севера была настолько велика, что, поддерживая дружеские отношения с солдатами, он, несмотря на то, что угнетал народ, мог всегда править счастливо; эта его доблесть внушала солдатам и народу такое удивление, что последний, пораженный им, оставался как бы в оцепенении, первые же чтили его и были им довольны. И так как он, как новый государь, был велик в своих действиях, то я хочу вкратце показать, насколько он обладал искусством перевоплощения в льва и лису, т. е. те типы животных, которым, как я заметил выше, должен подражать государь. Север, зная беспечность императора Юлиана, убедил свое войско, которым он начальствовал в Славонии, в том, что следует пойти на Рим и отомстить за смерть Пертинакса, который только что был убит гвардией; под этим предлогом он, не выдавая своих планов на захват власти, двинул войска на Рим и в Италии был раньше, нежели туда дошел слух о его походе. Когда он подошел к Риму, перепуганный сенат избрал его императором, Юлиан же был убит. После такого начала для Севера, если он желал овладеть всем государством, необходимо было разрешить две трудные задачи: первую в Азии, где Песценний Нигер, предводительствовавший азиатскими войсками, заставил объявить себя императором, вторую на западе, где находился Альбин, также стремившиеся к власти. Считая опасным вступить в открытую борьбу с тем и другим, он решил напасть на Нигера и обмануть Альбина, которому он написал, что, так как сенат избрал его императором, то он хочет разделить с ним эту честь и, даруя ему титул Цезаря, делает его, согласно решению сената, своим коллегой. Альбин принял все это за чистую монету. Но когда Север победил и убил Нигера и уладил дело на востоке, он вернулся в Рим и принес в сенат жалобу на Альбина, который, якобы, вместо признательности за оказанное ему благодеяние замышляет изменнически убить его; поэтому он вынужден пойти на него и наказать его за неблагодарность. Затем он отыскал его во Франции и лишил его власти и жизни.

Кто рассмотрит внимательно действия Севера, тот убедится в том, что он был отважнее льва и хитрее лисы, и что все его боялись и уважали, войско же не питало к нему ненависти, и потому не станет удивляться тому, что он, личными усилиями достигший трона, мог удержать за собою такую власть: его необычайная слава всегда защищала его против той ненависти, которую мог бы из-за его поборов питать к нему народ. Антонин же, его сын, еще превзошел его, обладая качествами, которые обеспечивали удивление народа и привязанность солдат: он был человеком воинственным, шутя переносил все трудности, пренебрегал изысканной пищей и всякими удобствами – и это обеспечивало для него любовь войска. Однако его дикость и жестокость были столь велики и неслыханны (после многих отдельных казней он умертвил большую часть населения Рима и все население Александрии), что он стал ненавистен всему свету и начал внушать страх своим приближенным, так что в конце концов он был убит одним центурионом на глазах войска. Здесь следует заметить, что от подобных убийств, замышленных и приводимых в исполнение человеком решительным и непреклонным, государи не могут считать себя в безопасности, так как их может совершить каждый не боящийся смерти человек, но государи не должны их бояться, ибо таковые очень редки. Они должны только стараться не причинять тяжкой обиды кому-либо из своих приближенных и тех, кто состоит на их службе, как это сделал Антонин, который подверг позорнейшей казни брата этого центуриона, ему самому угрожал каждый день – и тем не менее держал его в своей охране; этот образ действий был необдуман и должен был его погубить, как оно и вышло на самом деле.

Но перейдем к Коммоду, которому, как сыну Марка, было очень легко удержать власть, переходящую к нему по наследству, и ему следовало только идти по стопам отца, чтобы удовлетворить народ и солдат. Но так как он по характеру был зверски жесток, то, чтобы иметь возможность удовлетворить на народе свои хищнические склонности, он начал потворствовать войскам и приучать их к распущенности; с другой стороны, он часто, не считаясь со своим достоинством, появлялся на арене для битвы с гладиаторами и совершал много других низостей, мало отвечавших величию его сана, чем стал возбуждать презрение у солдат. И вот, когда он с одной стороны являлся предметом ненависти, а с другой – презрения, против него составился заговор, и он был убит.

Остается рассмотреть свойства Максимина. Это был человек очень воинственный, и так как войска тяготились слабостью Александра, о которой я упоминал, то после его смерти они избрали императором Максимина. Но он недолго продержался у власти, ибо два обстоятельства делали его ненавистным и презренным. Во-первых, он был самого низкого происхождения, так как раньше пас свиней во Фракии (а это было всем доподлинно известно и очень унижало его в глазах всех), во-вторых, отложив в начале своего правления поход на Рим и фактическое завладение императорским престолом, он прослыл очень жестоким, так как через своих ставленников в Риме и других местах империи совершил много жестокостей. И таким образом, когда весь свет с одной стороны был охвачен презрением к низости его происхождения, с другой ненавистью, внушаемой страхом перед его дикостью, против него восстали сначала Африка, затем сенат со всем населением Рима и всей Италии. К ним присоединилось его собственное войско, занятое в то время осадой Аквилеи. Войско, встретившее трудности в завоевании этого города, тяготившееся жестокостью Максимина и менее боявшееся его при виде столь могущественных врагов, убило его.

Я не хочу распространяться ни о Гелиогабале, ни о Макрине, ни о Юлиане, которые, не внушая ничего, кроме презрения, быстро освобождали трон. Но в заключение этой главы я скажу, что государям нашего времени в их правлении менее ощутительна эта трудность чрезмерного угождения солдатам, ибо хотя им и приходится считаться с ними, однако эту задачу они разрешают довольно легко, так как ни один из них не имеет войск, которые сроднились бы с управлением и администрацией отдельных провинций, как это имело место в Римской империи; и потому тогда было необходимо более угождать солдатам, чем народу, так как солдаты были сильнее народа, теперь же для всех государей, за исключением султана и властителя Египта, более необходимо угождать народу, так как народ могущественнее солдат. Я делаю исключение для султана, имея в виду, что он всегда имеет около себя около двенадцати тысяч пехотинцев и пятнадцати тысяч кавалерии, от которых зависит безопасность и крепость его царства; ему необходимо поэтому поддерживать дружеские отношения с ними, отодвинув на задний план все заботы о народе. В подобном же положении и властитель Египта. Находясь всецело в руках солдат, он также должен поддерживать дружеские отношения с ними, забыв и думать о народе. Следует отметить, что египетское государство не похоже на все другие, но подобно папству, и не может быть названо ни новым, ни наследственным, ибо не сыновья умершего государя остаются наследниками и властителями, а те, которые избираются для этого сана лицами, имеющими соответственные полномочия. И так как этот порядок освящен временем, то оно не может быть названо новым государством, ибо в нем не имеется тех трудностей, которые имеются в новом; хотя государь и является новым, однако учреждения этого государства древни и приноровлены к тому, чтобы обеспечить ему положение наследственного властителя.

Возвращаясь к нашему предмету, я скажу, что всякий, вникнувший в это рассуждение, убедится в том, что причиной гибели вышеназванных императоров являлись или презрение, или ненависть, и поймет, почему некоторые из них действовали известным образом, другие – прямо противоположным, и, как при первом, так и при втором, одни были счастливы, другие же кончали плохо. Дело в том, что для Пертинакса и Александра, как новых государей, было совершенно бесполезно и опасно желать подражать Марку, который был наследственным государем; и, равным образом, для Каракаллы, Коммода и Максимина было пагубно подражать Северу, ибо они не обладали доблестями, необходимыми для того, чтобы идти по его стопам. Итак, новый государь не может подражать действиям Марка, и ему не следует подражать действиям Севера. Но у Севера он должен позаимствовать то, что необходимо для установления его власти, а у Марка то, что способно со славой сохранить власть, уже установленную и крепкую.