Пятая печать

Гарик обогнул заслонявшую обзор бетонную коробку выхода на  крышу и  в нерешительности остановился. Подходить ближе к телу он не стал, побоялся оставить свои следы на снегу рядом с трупом – не хватало еще, чтобы его потом по  какой-нибудь ошибке обвинили в  этом убийстве. Гарик внимательно вглядывался то  в изображение на  мониторе, то на фигуру на плоскости крыши. Лицо девушки было мертвенно-бледным, тело в значительной мере уже остыло, в связи с чем снег не таял на ее ресницах и волосах.

Надо было, конечно же, срочно звонить в полицию, но от волнения Гарик даже позабыл, в  каком кармане у  него мобильник. Снег летел, время шло, а Гарик так и стоял, не решаясь тронуться с места и вглядываясь в изображение на мониторе, будто бы сверяя его с телом на плоскости в реале.

Странно, но  в какой-то момент, вглядываясь в  мертвенно-бледное лицо девушки, Гарик обратил внимание на  ее губы, будто застывшие в желании сказать что-то очень важное. И даже вздрогнул от этого.

– Почему ничего не отвечаешь-то? Я кричу, кричу… Что это? – неожиданно возникшая рядом с ним Кристина тут же в непонимании выпучила на труп глаза, после чего сразу же набросилась на Гарика с кулаками: – Ты это специально, да?! Специально так все подстроил, да?! Дебил!

– Э-э-э, полегче, – слегка оттолкнул ее от себя он. – Я не имею к этому никакого отношения! Сам только что, как и ты, это все увидел.

Кристина ему, конечно же ни капли не поверила, в нервной злости топнула ногой и с всхлипами кинулась прочь.

– Да подожди ты! – не отводя глаз от увиденного, попытался остановить ее словами Гарик. – Говорю же тебе, я тут вообще ни при чем.

Всхлипы Кристины прозвучали еще пару секунд и тут же растворились где-то внизу на лестнице.

– Знаешь, кто это? – так, будто Кристина все еще была рядом, обратился к ней Гарик. – Это же Мара Закирова! Певичка! Я ее знаю. Вернее, знал раньше… Мы с ней пересекались как-то пару раз в клубе…

***

Все еще ощущая на  себе чей-то внимательный взгляд, Жанна лежала и притворялась спящей, но продолжаться так бесконечно долго, конечно же, не могло. Пора было уже чтото менять, тем более что никакой новой информации, способной что-то объяснить или дать какую-то новую пищу для размышлений по  поводу исчезнувших из  памяти кирпичиков воспоминания о вчерашнем позднем вечере и ночи, в мозг не поступало, в связи с чем Жанна наконец-то решила «проснуться».

Не желая выказать своего плохого настроения или поселившегося в ее душе горького разочарования, а также не желая предстать в нехорошем свете (зачем кому-то вообще знать о  том, что творится в  ее душе), Жанна собралась с  силами, как спортсмен мысленно досчитала до десяти, потом блаженно потянулась, медленно выползая из-под одеяла, и  сладко зевнула, хотя зевок тоже получился на редкость фальшивым и каким-то, мягко говоря, недоделанным. Жанна села в кровати, блаженно сощурилась и растянула на губах счастливую, якобы радостную новому дню улыбку.

– Привет! Проснулась?! – услышала она почти что мальчишеский хрипловатый голос. – Доброе утро!

Это явно был не Виктор!

– Доброе!  – все еще сладко улыбаясь, но  от удивления съехав голосом чуть ли не до баса, протянула Жанна.

– Ты так забавно вздрагиваешь, когда спишь. И еще что-то бормочешь во сне. Я, правда, ничего не разобрала. Тебе что-то снилось?

– Не помню, – все тем же непонятно откуда взявшимся басом ответила Жанна и прокашлялась, а сама внутренне похолодела: неужели она во сне все еще думала про Мару?

– Бывает! Иногда до холодного пота что-то снится такое страшное, а потом наутро даже и не вспомнишь, что именно это было.

Жанна уставилась на  говорившего, и  поняла, что это совсем не парень, как ей показалось сначала по голосу, а девушка лет восемнадцати в черных плавках и белой облегающей майке-алкоголичке, безо всяких там намеков на  девчачью привлекательность, с  короткой стрижкой на  крашенных в  иссиня-черный цвет волосах. Смотрела девушка на  Жанну карими, безо всякого даже намека на косметику глазами вполне доброжелательно, но взгляд этот Жанне категорически не понравился.

Девушка сидела, скрестив ноги, прямо на полу, на небольшом спортивном коврике, так, как это делают люди, занимающиеся йогой.

Жанна окинула взглядом комнату и нашла интерьер убогим и унылым. Скорее всего, жилье это было съемным, без какого-либо даже намека на  уют: небольшая комната с  запыленным допотопным советским плафоном на  потолке. Большую часть комнаты занимала двуспальная кровать и допотопный лакированный шкаф «мейд ин совдепия». Также в комнате были пара гитар, комбик и пошарпанная колонка на высокой ноге у окна.

– Я хотела тебя разбудить, но не решилась это сделать, – сказала девушка. – Ты такая забавная, когда спишь.

«Этого мне еще не хватало!» – гневно подумала Жанна и кивнула в сторону окна:

– Твои гитары?

Девушка молча кивнула и как-то странно улыбнулась.

Говорить вроде больше было не  о чем, и  обе, глупо улыбаясь, смотрели друг на  друга и  молчали. Жанна при  этом улыбалась как-то глупо вымученно, а  девушка  – глупо доброжелательно.

Наконец, прикрываясь одеялом, Жанна неуверенно встала.

– Ты, наверное, одежду свою ищешь? – спросила девушка. – Блузка в ванной. Я ее застирала и погладила.

– А юбка? – предательски дрогнувшим голосом спросила Жанна.

– Юбка на спинке стула, – ответила та и, вставая с пола, спросила: – Сделать тебе кофе?

– Было бы неплохо! Где мой айфон?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – При тебе вроде бы ничего не было. Я вызывала такси по своему мобильнику.

– Он был в  сумке,  – с  упавшим сердцем произнесла Жанна.

– Сумки тоже не было. Там было что-то ценное? Деньги? – поинтересовалась девушка.

– Не особо много! Сумка, конечно, дорогая…  – Жанна вымученно растянула на  губах глупую улыбку.  – Видимо, оставила вчера вечером в офисе. Так наклюкалась вчера, что вообще ничего не помню.

Девушка понимающе улыбнулась в ответ.

Жанна втиснулась в юбку, застегнула молнию и поспешила в ванную, где сорвала с плечиков блузку и тут же напялила ее на себя, после чего только лишь взглянув в зеркало на свое отражение, принялась полоскать опухшее лицо холодной водой.

«В общем, больше никогда никакого алкоголя!» – решила она.

– Тебе с сахаром? – крикнула с кухни девушка.

– Лучше без, – отозвалась Жанна, промокнула лицо полотенцем, кое-как попыталась пригладить растрепанные волосы, после чего выскочила в коридор, втиснулась в туфли, накинула пальто и, царапая железо замка ногтями, стала судорожно и  неумело вертеть пипку. Замок был допотопный и  все никак не  хотел открываться. Жанна пыталась и  так, и этак открыть дверь, пока не почувствовала за спиной присутствие хозяйки квартиры.

– Извини, я спешу, – не оборачиваясь сообщила ей Жанна. – Кофе попьем как-нибудь в другой раз.

Даже не желая думать, вежливо это или невежливо – вот так вот второпях покидать чужое помещение, Жанна еще раз нервно дернула дверную ручку.

Не говоря ни слова, девушка с кружкой дымящегося кофе в руке подошла ближе, свободной рукой уверенным жестом повернула пипку замка в  нужную сторону, открыла дверь и таким образом выпустила Жанну на лестничную площадку.

Будто вырвавшись на  свободу, Жанна выскочила из квартиры.

Спускаясь по  лестнице, Жанна в  самый последний момент поймала взгляд девушки, которая безо всяких эмоций и  с кружкой дымящегося кофе в  руке смотрела вслед. Она понимала, что надо было бы сказать что-то на прощание или как-то по-другому себя повести, чуточку вежливее, что ли, но просто не догадалась, как это сделать и что вообще нужно сказать в такой ситуации. Самым правильным в этот момент ей показалось как можно скорее покинуть эту неприятную квартиру. Выбегая в  запорошенный снегом двор, она даже из простого человеческого любопытства не оглянулась назад, чтобы запомнить дверь, подъезд или дом, и, не оборачиваясь, пошагала к дороге.

Впрочем, даже покинув эту чужую квартиру, Жанна поняла, что нехорошее свербение в голове не прошло, а наоборот, только усилилось, а  память о  вчерашнем вечере, напротив, так ни капли и не восстановилась.

***

В какой-то момент Гарик уже даже пожалел, что вообще решил вызвать на  место происшествия полицию. Нет, сделать это, конечно же, было необходимо, и не он, так кто-нибудь другой всенепременно сообщил бы в  полицию. Или просто надо было уйти и отзвониться откуда-нибудь с другого места, к примеру, с парковки около дома, а уж никак не отсюда, да еще и не ждать потом приезда опергруппы. Пока сотрудники полиции ехали, пока потом искали по всем этажам понятых, пока фиксировали все и осматривали, он стоял недалеко от трупа и всерьез уже жалел, что не собрал манатки и не смылся с крыши вслед за Кристиной. Сотрудники полиции все делали не в пример долго и нудно, может, оттого, что очень кропотливо и тщательно. Но все равно долго. И даже не  спеша натягивавший на  пальцы медицинские перчатки криминалист-эксперт, по мнению Гарика, мог бы делать это чуточку быстрее.

Гарик уже успел проголодаться, замерзнуть от ветра и от снега (куртка и  кроссовки его промокли) и  жутко устать к  тому моменту, когда наконец-то дошла до  него очередь давать письменные объяснения о  том, как он сюда попал и с кем, а также во сколько и с какой целью, и как обнаружил труп, и по какому телефону звонил, и кому еще рассказывал об  этом. Записывал все это оперативник тоже не  очень-то спешно, ко всему прочему, протокол с объяснениями на ветру постоянно норовил оборваться с картонного планшета, а оставленные снежинками на листе мокрые пятна размазывали след шариковой ручки и превращали его в кляксы.

Впрочем, наверное, все в самом деле делалось очень тщательно, Гарик отметил для себя, что самозабвенно копошащийся вокруг трупа бородатый, интеллигентного вида эксперт, видимо, позабыв про то, какая от  снега на  крыше сделалась слякоть, не  жалея даже брюк и  не боясь простудиться, исследуя рану на шее погибшей, встал на колено в самую что ни на есть жижу и, не испытывая по этому поводу никакого дискомфорта, пребывал в таком положении весьма долгое время. Поверх сдвинутых на  кончик носа очков он рассматривал объект и так, и этак, делая для себя какие-то выводы, что-то записывая в тетрадь и почти не замечая никого вокруг.