Хрустальный мальчик

– А ты тогда кто такой? – спросила она и медленно взмахнула ресницами.

– Говорю же, дух, – и мальчик уверенно стукнул себя кулаком свободной руки в грудь, – дух-хранитель этого дерева. Я, правда, пока только учусь, мне за корнями доверяют смотреть. А зовут меня Землерой.

– Пф, – фыркнула девочка, – вот уж глупое имя! Дурачить он меня вздумал: духов навыдумывал, Землероев всяких! А ты докажи, что ты дух, тогда и буду тебя звать так, как хочешь! А пока ты для меня – глупый мальчик, понятно?

Землерой пожал плечами.

– Ну, раз надо тебе доказать, раз не можешь ты без доказательств – пожалуйста!

И девочка вскрикнула – завизжала, вернее, – когда один толстый корень за другим стал вырываться из-под слоёв земли и снега, разрывая их, словно крот. Корни взмётывались и опирались о промёрзшую почву, отчего казалось, будто бы само дерево пытается подняться на бесчисленное количество маленьких ножек. Девочка отцепилась, наконец, от руки Землероя и зашаталась. Она утеряла равновесие и, дрожа, закрыла руками голову: один корень навис у неё прямо над головой.

– Эй, – послышался негромкий голос Землероя, – ты чего, дура? Я же не со зла, ты сама попросила…

И тут один из корней медленно, торжественно опустился на её голову, опустился невесомо, как ласточка – в гнездо, и погладил по волосам. Она даже прекратила всхлипывать от неожиданности и подавилась собственной слюной. Один толстый, скрученный, толстый корень за другим возвращался в почву, и земля и снег ровно укладывались на прежнее место, не оставляя никаких следов былого разрушения. Только один корешок – тонкий, но длинный и гибкий, как хлыст погонщика, гладил её по голове и касался замёрзшей, красной щеки.

– Ладно… – девочка шмыгнула носом и вдруг до побеления костяшек вцепилась в длинный гибкий корешок, – ладно, Землерой, ты и вправду волшебник!

Мальчик нахмурился.

– Не зови меня волшебником, – сказал он, – я не волшебник, я дух. Это разные вещи!

– Ладно, – покладисто произнесла она, – значит, дух, Землерой. Приятно познакомиться!

Он присел рядом, и его рука, не укрытая перчаткой, но почему-то тёплая, потрепала её по взлохмаченным тёмным волосам.

– Ну а ты-то сама кто будешь? – непосредственно осведомился он.

Девочка снова шмыгнула носом и сглотнула слюну, застрявшую комком в горле.

– А я – Анна, – важно представилась она и погрозила духу пальцем. – Без всяких сокращений, понял, Землерой? Я – Анна, Анна и только!

– Будь по-твоему, – ласково засмеялся дух. – Как ты сюда вообще забрела?

– Гулять ходила, – буркнула Анна и заёрзала по снегу, – чтобы маму с папой и братьями не видеть. Они у себя там всё время чего-то бурчат, ругаются, дверьми хлопают… не уживаются с дедушкой, а мне это всё слушать надоело. Совсем как маленькие себя ведут!

– Да ты сама мелкая, – хмыкнул Землерой.

– Уж кто бы говорил! – возмутилась Анна и резво вскочила на ноги. Пальцем совсем не замёрзшей правой руки она упёрлась точно в центр его груди и слегка толкнула. – Сам чуть выше меня, да и старше, наверное…

– Ты духов с людьми не сравнивай! – вздёрнул нос Землерой. – Духи и люди – это разные вещи! Вот тебе лет сорок, да?

– Самому тебе сорок! – вспыхнула Анна. – Девять мне, девять! В сорок лет уже замужем сидят, старые и никому не нужные!

– А вот мне пятьдесят, – гордо сказал Землерой, – и для духов леса я по-прежнему мальчишка. Понимаешь, для меня пятьдесят – что для тебя… ну, те же девять. И я много всего об этом лесе знаю, да и вообще знаю больше, чем ты.

– Такой из себя учёный, а считать по-нашему не умеешь, – проворчала Анна. – Ты, наверное, из лесу ни разу за свои пятьдесят лет-то и не вышел.

Серебристые глаза погрустнели. Землерой опустился на землю и подтянул к груди колени.

– Тут такое дело, – сказал он, – я ведь дух леса. Нельзя мне отсюда никуда выходить. Я к лесу привязан. Если выйду я отсюда, тут же умру.

– Умрёшь? – ахнула Анна и неловко плюхнулась рядом.

– Угу, – согласился Землерой. – Облачком стану и смешаюсь с ветром. Мне так старшие духи рассказывали, а они врать не станут. Нас в лесу и без того мало осталось, совсем за порядком некому следить.

Анна придвинулась ближе и опустила голову.

– Совсем-совсем нельзя выходить? – тихо и печально спросила она.

– Да, – покачал головой Землерой. – Так что… я тебе свой клубочек дам, чтобы ты могла из лесу спокойно выбраться. А если захочешь вернуться, то он тебе, опять же, дорогу подскажет. Ты не бойся ничего, главное, Анна, иди себе да иди. Мой клубочек тебе ни сбиться с пути не позволит, ни другим духам тебя в обиду не даст.

– А ведь можно будет вернуться, правда? – прошептала она. – Ну… когда-нибудь?

Глаза Землероя озорно блеснули.

– А когда ты вернуться собираешься?

– Думаю, что летом, – тихо сказала Анна. – У нас каникулы длинные только в июне и начнутся. Через пару дней уже домой надо собираться.

Землерой взял её за руку и мягким движением вложил ей в ладонь тёплый шерстяной клубок. Толстые, мохнатые алые нити приятно покусывали её кожу.

– Ну, тогда бери его и ступай, – негромко сказал он. – Этот клубок тебе нас позабыть не позволит.

– А я и без клубка тебя забыть не смогу! – горячо прошептала Анна и, схватив клубок обеими руками, опрометью кинулась прочь – только рассыпчатая снежная крошка взметнулась у неё за спиной.

Клубочек

Люди, с точки зрения природы, ещё те щеголи. Они меняют платье не реже раза в неделю, а отъявленные модники, бывает, и суток не проводят в одинаковом наряде. Они любят подражать животным, отбирая у них мех и прочную кожу, прячут слабые ноги в крепкую обувь, укрывают чувствительные уши шапками, когда настают холода, но даже в самый морозный день не смеют позабыть о том, как важно для них показаться во всей красе другому человеку, а уж мужчина это или женщина – не особенно важно.

Природа – не хвастунья. У неё всего четыре платья: тяжёлое белое, в которое она облачается глухими звенящими зимами, когда день куда короче волглой морозной ночи; рыжевато-коричневый осенний плащ, в котором она снуёт под бесконечными дождями; буйно-зелёный с вкраплениями розового, фиолетового, синего, нежно-салатового и многих-многих других цветов она носит весной, а короткую и свободную изумрудную, с солнечными брызгами и полосами на ней можно увидеть летом.

Когда маленькая Анна вернулась к дедушке домой, природа торжественно носила свой летний наряд. Трепетал лёгкий, слабый ветерок, покачивались и шуршали в медленном танце широкие листья. Их прожилки стали толще и темнее, с трудом теперь удавалось вычленить их взглядом из ровной пластины. Птицы и звери угомонились: брачный сезон для многих кончился, и теперь они смиренно воспитывали новое поколение молодняка. Дожди лили не так часто, поэтому дедушка Анны больше не ходил по грибы каждое раннее рассветное утро, когда сизая линия горизонта едва обливалась прозрачным розоватым сиянием и синюю кромку облаков прошивали шафранные лучи. Земля высыхала и становилась твёрдой, глухо отзывающейся на перестук человеческих шагов. Дедушка Анны много времени сейчас проводил на реке за ловлей рыбы.

– Ну пожалуйста-препожалуйста! – отчаянно висла Анна у него на руке. – Ну препожалуйста-распожалуйста, дедусечка, миленький, ну чего тебе стоит меня разок взять с собой на рыбалку?

– Шуметь будешь, – глухо ответствовал дедушка. Его широкое лицо было бронзовато-коричневым и без загара, и его, как скалу, которая с трудом выстаивает под ударами морского шторма, покрыли извилистые, как лесные дорожки, морщинки: одна – глубокая, а другая – еле-еле заметная и обнаруживаемая лишь прямым ударом солнечного луча. – Всю рыбу мне распугаешь, а рыбалка – оно дело тонкое.

– Да оно понятно, что тонкое, дедушка! – радостно прочирикала Анна и забежала с другого бока.

Свободной левой рукой дедушка Анны забрасывал на своё мощное широкое плечо большую чёрную котомку. Все рыбаки в сонном городке, что, скорее, больше походил на деревню, давно ходили на рыбалку с рюкзаками, но дедушка Анны был человек старой закалки – человек упорный и не способный выслушивать критику.

– Мой отец с котомкой ходил, – любил говаривать он, загибая сильные, коричневатые, грубые пальцы, – мой дед с котомкой ходил, да его дед наверняка тоже. Дались мне эти ваши новые рюкзаки!

Анна знала, какого складу её дедушка, и поэтому очень упорно висла на его крепких коричневато-бронзовых руках, когда он мягко, но уверенно отстранял её и поправлял широкие ремни у себя на плечах.

– А я тихо буду сидеть! – пообещала она и уверенно затрясла головой. – Пожалуйста! Пожалуйста-препожалуйста! Ну давай ты меня на рыбалку возьмёшь, а я тебе про хозяев реки расскажу?

– Что ещё за хозяева, – забурчал дед в воротник, – откуда ты этого нахваталась?