Шторм по имени Френки

– Кстати, не забудь вынести мусор.

Вот так я и родилась.

А теперь я напомню вам один неизбежный факт, связанный с рождением любого человека. Можно дожить до 101 года, добиться оглушительного успеха, покорить все вершины и обзавестись толпами поклонников, но как бы ты ни жил и чем бы ни занимался, история твоей жизни закончится смертью.

Твоей смертью.

Вот такие пироги. Все человеческие истории заканчиваются более-менее одинаково. На последней странице. Где написано «конец».

Но, поскольку ты уже мёртв, то вряд ли ты узнаешь, чем дело кончилось.

Хотя бывают исключения.

3

Жужжание

В то Рождество – наше последнее Рождество – я сама себя не узнавала. Меня переполняли дикие эмоции, настроение не поддавалось никакому контролю. Я хлопала дверьми и рыдала по самым неподходящим поводам.

– Гормоны, – вздыхая, говорила мама папе, когда думала, что меня нет поблизости.

О гормонах я уже слышала. Правда, плохо представляла себе, на что они похожи, но подозревала, что они плохие. Словно крошечные чёрные монстры с крылышками, которые трепыхаются где-то внутри меня. Как гигантское осиное гнездо, которое мы обнаружили когда-то в стене, в комнате Бёрди.

Вот я и думаю, может, между мной и моими гормонами тоже всего лишь тонкая стенка. И если снять с меня кожу, то глубоко в костях я увижу злобное, пульсирующее гнездо, и все мои слова превратятся в жужжание,

Я часто слышала и другие слова: вспыльчивая, своенравная, капризная, несдержанная, слишком строптивая для одиннадцатилетней. Их писали в моём школьном дневнике. Произносили на родительских собраниях. Говорили в мой адрес так часто, что они крепко засели у меня в голове.

Я ни в коем случае не оправдываюсь сейчас, просто рассказываю. Для полноты картины, так сказать.

Наступил последний день рождественских каникул. Я была в мамином кабинете. Разговаривала по телефону со своей лучшей подругой Айви.

– Придёшь сегодня в «Краболовку»? – спросила она.

«Краболовкой» назывался новый ресторан у пристани. Внутри я ещё не была, но слышала хорошие отзывы. Вся деревня восхищалась их чизкейком с белым шоколадом. Айви говорила, он тает во рту.

Теа Трабвелл тоже так считала.

Теа Трабвелл ходила за нами, как приклеенная, всю четверть. По ней было видно, что она мечтает стать лучшей подругой Айви вместо меня. Казалось, будто я участвую в невидимом соревновании, о котором все молчат, но которое я, очевидно, проигрываю.

Теа была в одной команде скаутов с Айви, а я нет.

Меня выгнали из-за разногласий с лидером скаутов. То есть я называю это разногласиями, а она называет это поджогом. Но я не собиралась устраивать пожар во время ежегодной благотворительной дискотеки скаутов. Во всём виноваты свечки. Бракованные попались, и, как я сказала следователю, не нужно быть специалистом по противопожарной безопасности, чтобы это понять.

У Теи была лошадка.

У Теи были блестящие каштановые волосы, которые не пушились под дождём.

Теа никогда не устраивала поджогов.

Насколько мы знаем.

– Кстати, Теа Трабвелл тоже придёт. Не возражаешь? – спросила Айви.

Конечно, я возражаю.

– Ладно, – сказала я.

Теа Трабвелл притащит всю свою семью, только этого не хватало.

– Наши мамы очень дружат, – сказала Айви. – Они вместе занимаются йогой в ратуше. То есть занимались, пока её не закрыли на ремонт…

– Ясно.

– В общем, увидимся в Ка Эл.

– Где?

Айви рассмеялась.

– Да это мы так называем «Краболовку». Ка Эл.

– А, понятно. Супер. Увидимся в Крабе. Это мы его так называем, я и… э… другие люди.

Я положила телефон и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Затем направилась в гостиную.

По телевизору уже десятый раз показывали «Секретную службу Санта-Клауса». Бёрди собирала свой новый пазл. Мама листала журнал, поглядывая одним глазом на экран. И единственная йога, которой она занималась, – тянулась за бутылкой игристого возле своих ног и подливала вино в чашку со сколом, на которой большими буквами было написано

Папа возился с бумагой и растопкой у камина.

– Мы можем пообедать в «Краболовке»? – спросила я.

– В этом дорогущем месте на пристани? – сказал папа с таким видом, будто я предложила перекусить в крематории. – Наверное. Когда-нибудь.

– Нет, СЕГОДНЯ! Айви идёт со своей семьей, и она пригласила нас. Я сказала, что мы придём.

– Надо было сначала спросить нас, – заметил папа, поджигая скомканную газету на каминной решётке.

– Вот сейчас и спрашиваю.

Мама и папа переглянулись.

В горле сразу запершило. Так ВСЕГДА НАЧИНАЕТСЯ. Внутри рождаются слова, сильные и скользкие. Они так и норовят выпрыгнуть наружу, словно лосось из воды.

– Чудесная мысль, дорогая, – сказала мама, даря надежду и тут же разрушая её. – Но надо было предупредить пораньше. К тому же какой смысл обедать в ресторане, когда у нас холодильник забит едой? Индейка, между прочим, сама себя не съест. В другой раз сходим.

– Но если не хочешь обедать дома, – сказал папа совершенно не в тему, – устроим шикарный обед на лоне природы, в саду. У нас лучший вид во всей деревне, причём совершенно бесплатно – с этим не поспоришь.

Он действительно считал, что в плохую погоду нужно обязательно выйти из дома, и всё будет замечательно. Вот и сейчас он смотрел из окна на моросящий дождь и бурлящее море так, словно это самое красивое, что он когда-либо видел.