Как я изобрел электричество

Любой мой достойный поступок становился для моих родителей напоминанием о горькой утрате. Поэтому я вырос не слишком уверенным в себе человеком. И все же меня считали далеко не глупым, если судить по одному случаю, который я помню до сих пор. Однажды, когда я играл с другими мальчиками на улице, мимо нас прошли члены городского совета. Старший из этих почтенных господ, богатый горожанин, остановился, чтобы дать каждому из нас по серебряной монете. Подходя ко мне, он внезапно остановился и приказал: «Посмотри мне в глаза». Я встретил его взгляд, протянув руку за столь желанной монетой, но, к моему изумлению, он сказал: «Нет, ты ничего не получишь от меня, ты слишком умен».

Обо мне рассказывали одну смешную историю, связанную с нашими тетушками. То были две морщинистые старушки, одна из которых обладала прямо-таки выдающимися зубами: стоило ей улыбнуться, как они выступали вперед, словно бивни слона, и впивались мне в щеку во время поцелуя. Ничто не пугало меня больше, чем ожидание объятий этих столь же любящих, сколь непривлекательных родственниц. Однажды, пока я сидел на руках у матери, они спросили меня, кто из них симпатичней. Внимательно рассмотрев их лица, я указал на одну из них и задумчиво ответил: «Вот эта не такая уродливая, как другая».

С самого рождения родители готовили ме-ня для духовной службы, и мысль о ней всегда на меня давила. Я хотел стать инженером, но мой отец был непреклонен. Он был сыном офицера, служившего в армии Великого Наполеона, и, так же как его брат, профессор математики в выдающемся учебном заведении, получил военное образование. Удивительно, но позднее отец ушел в духовную сферу, в которой достиг значительных успехов. Он был ученый человек, настоящий естествоиспытатель, поэт и писатель и, благодаря своим красноречивым проповедям, прослыл местным Абрахамом а Санта-Клара.

Абрахам а Санта-Клара, настоящее имя Иоханн Эрнст Грунеберг (нем. Johann Ernst Gr?ndler), был австрийским священником, монахом ордена святого Августина и проповедником, жившим в XVII веке. Кроме того, он был писателем и юмористом, известным своими проповедями, книгами и пьесами, в которых использовал яркие метафоры и остроумные высказывания. Его монашеское имя «a Sancta Clara» означает «от Святой Клары». Абрахама а Санта-Клара причисляют к важным литературным и религиозным фигурам Эпохи барокко. Его проповеди и труды были широко известны и оказали влияние на немецкоязычную литературу и религиозную культуру того времени.

Память отца была феноменальной: он часто цитировал длинные отрывки из произведений на нескольких языках. Он часто шутил, что мог бы восстановить некоторые классические произведения по памяти, окажись они потеряны. Его стилем письма восхищались. Отец писал короткими и лаконичными предложениями, полными остроумия и сатиры. Его юмористические замечания всегда были необычными и характерными. Приведу несколько примеров. Среди слуг был мужчина с косоглазием по имени Мане, который работал на ферме. Однажды он рубил дрова. Мой отец, который стоял рядом и чувствовал себя очень некомфортно, предостерег его: «Ради бога, Мане, бей не то, на что смотришь, а то, что намерен поразить». В другой раз отец ехал на прогулку с другом, дорогостоящее меховое пальто которого небрежно терлось о колесо повозки. Мой отец указал ему на это, сказав: «Убери свое пальто, ты портишь мое колесо». У отца была странная привычка говорить с самим собой, и он часто вел оживленную беседу, а то и вступал в горячие споры, меняя тон голоса. Случайный слушатель мог поклясться, что в комнате находится несколько человек.

Несмотря на то, что своей изобретательностью я обязан влиянию матери, отец научил меня очень многим полезным вещам. Я выполнял вместе с ним разнообразные упражнения: мы угадывали мысли друг друга, находили дефекты в какой-либо форме или выражении, повторяли длинные предложения и считали в уме. Эти ежедневные уроки предназначались для укрепления памяти и разума, особенно для развития критического мышления, и несомненно оказались очень полезны.

Моя мать происходила из династии изобретателей – одной из старейших в стране. Ее отец и дед разработали множество различных устройств для бытовых, сельскохозяйственных и других нужд. Она была поистине великой женщиной, обладавшей редкими навыками, а также мужеством и стойкостью, которые помогли ей перенести множество невзгод.

Джорджина (Джука) Мандич (1822–1892), чей отец был священником Восточной Православной церкви, обладала талантом к изготовлению кустарных ремесленных инструментов и механических устройств. Несмотря на отсутствие образования, она легко запоминала наизусть сербские эпические поэмы. Тесла приписывал свою эйдетическую память и творческие способности генетике и влиянию матери.

Когда матери было шестнадцать лет, по стране прокатилась страшная эпидемия. Ее отца вызвали для проведения обрядов причастия, и в его отсутствие она одна отправилась на помощь соседям. Все члены семьи, пятеро человек, скончались один за другим. Она омыла, одела и подготовила тела к погребению, украшая их цветами в соответствии с традициями. Когда ее отец вернулся, он обнаружил, что все готово к похоронам по христианскому обычаю. Моя мать была первоклассной изобретательницей, и, уверен, могла бы достичь больших высот, не живи она вдали от больших городов и предоставляемых ими возможностей. Она проектировала и изготавливала все виды инструментов и устройств, а также пряла и создавала удивительные узоры из нитей. Мать сажала семена, выращивала растения и разделяла волокна. Она работала неутомимо, с раннего утра до поздней ночи, и большая часть одежды и предметов в нашем доме были изготовлены ее руками. Когда ей было за шестьдесят, ее пальцы все еще были настолько проворны, что она могла завязать три узла на реснице.

Есть еще одна, более важная причина для моего позднего «пробуждения». В детстве я страдал от особой болезни, основным проявлением которой были зрительные образы, зачастую с сильными вспышками света, которые искажали вид реальных объектов и влияли на мое восприятие и действия. Это были образы вещей и сцен, которые существовали в действительности. При этом они являлись мне не по зову фантазии, а как бы сами собой. Когда мне говорили какое-либо слово, образ предмета, который оно называет, ярко представлялся моему внутреннему взору. Иногда я даже не мог различить – материальный объект передо мной или иллюзия. Это приносило мне огромный дискомфорт и беспокойство.

Симптомы, описанные Николой Теслой в данном случае, могли соответствовать некоторым формам мигрени с аурой. Мигрень с аурой – это вид мигрени, при котором перед началом головной боли человек может переживать различные неврологические симптомы, такие как визуальные искажения, световые вспышки, мерцание точек, искажение зрительных образов и другие явления, которые иногда называются «аурой». Эти ауральные симптомы могут сопровождаться изменением восприятия окружающего мира, а также могут влиять на мысли и действия человека.

Никто из студентов, изучавших психологию и физиологию, которых я консультировал, не мог в полной мере объяснить происходящего со мной. Эти явления представлялись уникальными, хотя я, возможно, предрасположен к ним генетически, ибо брат сталкивался с аналогичными проблемами. Согласно моей теории, эти образы были результатом рефлективных воздействий мозга на глазное яблоко, находившееся под сильным возбуждением. Это определенно были не галлюцинации, какие возникают в сознании у страдающих от расстройства психики людей, потому что во всех других отношениях я был нормальным и спокойным человеком. Чтобы понять то, в чем состояло мое несчастье, представьте, что днем я присутствовал на похоронах или смотрел волнующий спектакль, и вот лежу в ночной тишине и не могу заснуть. Перед глазами стоит яркая сцена пережитого, от которой не получается избавиться, как ни старайся. Иногда подобные картины являются мне как будто подвешенными в пространстве, хотя я и мог провести сквозь них рукой. Если мое понимание верно, подобные картины могли бы быть спроецированы на экран. Это позволило бы сделать образ любого воображаемого объекта видимым. Такое преимущество стало бы революционным для всех отношений между людьми. Убежден, что это чудо может и будет реализовано со временем; могу также добавить, что я много думал над решением этой задачи.

Чтобы освободить себя от мучительных зрительных образов, я пробовал сосредотачивать свой разум на вещах, которые видел на самом деле, что давало временное облегчение. Но, чтобы получить его, мне приходилось непрерывно вызывать в голове новые образы. Прошло немного времени, прежде чем я обнаружил, что исчерпал все доступные мне варианты: мой «хоровод» иссяк, потому что я видел мало предметов в своем доме и его ближайших окрестностях. Я выполнял эти умственные упражнения всего во второй или третий раз, когда понял, что их целительные свойства начинают сходить на нет. Тогда я инстинктивно начал совершать экскурсии за пределы того маленького мира, который знал, чтобы увидеть новые сцены. Сначала я мог представить их лишь очень размытыми и нечеткими. Стоило мне сосредоточить на новых сценах внимание, как они исчезали. Со временем я смог уловить их: они стали более ясными и, наконец, приняли форму реальных вещей. Вскоре я обнаружил, что мне становится лучше, если я продолжаю двигаться в своем воображении дальше и дальше, постоянно получая новые впечатления. Так я начал путешествовать в своем уме. Каждую ночь (и иногда днем), стоило мне остаться одному, я начинал свои путешествия, видел новые места, города и страны, жил там, встречал людей, заводил дружбу и знакомства. Это может показаться невероятным, но те люди были для меня так же дороги, как и тех, которых я знал в реальной жизни, и были не менее настоящими в своих проявлениях.

Так я делал до тех пор, пока мне не исполнилось около семнадцати лет и я всерьез не занялся изобретательством. Тогда, к своему восторгу, я заметил, что могу без большого труда представлять в уме все что угодно. Мне не нужны были никакие модели, чертежи или эксперименты. Я мог представить все это в уме так четко, словно видел на яву. Я невольно пришел к тому, что считаю новым методом материализации концепций и идей, который радикально противоположен чисто экспериментальному и, на мой взгляд, намного более оперативен и эффективен. Когда человек конструирует устройство для воплощения первоначальной идеи, он неизбежно оказывается в плену у несовершенства аппарата и необходимости продумать детали. По мере реконструкции, концентрация изобретателя снижается, и он теряет из виду главный основополагающий принцип. Результаты могут быть достигнуты, но всегда в ущерб качеству.

Мой метод отличается. Я не бросаюсь сразу заниматься практической стороной вопроса. Когда ко мне приходит идея, я начинаю воплощать ее в своем воображении. Я меняю конструкцию, вношу улучшения и проверяю устройство в своем уме. Для меня совершенно не имеет значения, работает ли моя турбина в воображении или проходит физические испытания в мастерской. Я даже замечаю, если она не сбалансирована. Разницы нет, результаты одинаковы. Это позволяет мне быстро разрабатывать и совершенствовать концепцию, не прикасаясь ни к чему на практике. Когда я продвигаюсь настолько, что превношу в устройство каждое возможное улучшение и не вижу нигде недостатков, я придаю изобретению моего разума физическую оболочку. Неизменно устройство работает так, как я представлял, и эксперимент проходит так, как планировал. За двадцать лет не было ни одного исключения. А как иначе? Инженерное искусство, электрическое и механическое, дает конкретные результаты. Едва ли есть предмет, который не может быть математически обработан. Эффекты всегла могут быть рассчитаны, а результаты определены заранее на основе доступных теоретических и практических данных. На мой взгляд, привычное всем воплощение в жизнь грубой идеи – не что иное, как трата энергии, денег и времени.

Моя детская болезнь, однако, имела и другую ценность. Непрерывное умственное напряжение развило мои наблюдательские способности и позволило обнаружить истину особой важности. Я отметил, что в исключительных условиях появление образов всегда предшествовало фактическому видению сцен, и при этом каждый раз меня побуждали определить первоначальное воздействие. Со временем эта попытка стала почти автоматической, и я наловчился связывать причину и следствие. Скоро я, к своему удивлению, осознал, что каждая мысль, которую я воспринимаю, была вызвана внешним воздействием. Не только это, но и все мои действия проходили подобный путь. Со временем мне стало совершенно очевидно, что я был всего лишь автоматом, наделенным способностью движения, который реагировал на стимулы органов чувств и работу мышления, а после действовал соответственно. Практическим результатом этого стало искусство телеавтоматики, которое до сих пор реализовано в недостаточной степени. Его потенциальные возможности, однако, будут в конечном итоге продемонстрированы. Я уже много лет планирую самоконтролируемые автоматы и верю, что можно создать механизмы, которые будут действовать так, будто обладают подобием разума, и вызовут революцию во многих коммерческих и промышленных сферах.

Телеавтоматика – это термин, который Никола Тесла использовал для описания идеи дистанционного или удаленного управления механическими устройствами и системами без необходимости прямой физической связи между оператором и устройством.

Мне было около двенадцати лет, когда я впервые изгнал образы из своего поля зрения усилием воли, но научиться контролировать вспышки света, о которых упоминалось выше, мне так и не удалось. Они, возможно, были моим самым странным и необъяснимым опытом. Вспышки обычно возникали, когда я оказывался в опасной или тяжелой ситуации, или когда испытывал большой восторг. В некоторых случаях я видел, как воздух вокруг наполняют языки живого пламени. Их интенсивность, вместо того чтобы со временем уменьшаться, увеличивалась, и достигла максимума, когда мне было около двадцати пяти лет. В 1883 году я был в Париже, когда известный французский промышленник отправил мне приглашение на охоту. Я долгое время пробыл на фабрике, и свежий воздух оказал на меня чудодейственное воздействие. По возвращении в город той ночью у меня возникло четкое ощущение, что мой мозг горит. Я видел свет так, будто перед глазами находилось маленькое солнце, и до самого рассвета облегчал мучения головы холодными компрессами. Наконец вспышки уменьшились по частоте и силе, но прошло более трех недель, прежде чем они полностью прекратились. Когда ко мне обратились с предложением повторить охоту, мой ответ был категорическим – НЕТ!

Эти светящиеся явления по-прежнему проявляются время от времени, например, когда меня поражает новая перспективная идея, но, так как их интенсивность относительно невелика, они меня больше не беспокоят. Стоит мне закрыть, как появляется фон равномерного темно-синего цвета: он напоминает небо в ясную, но беззвездную ночь. Через несколько секунд это пространство оживает бесчисленными сверкающими хлопьями зеленого цвета, расположенными в нескольких слоях и двигающимися ко мне. Затем справа появляется красивый узор двух систем параллельных и плотно расположенных линий, пересекающихся под прямым углом. Линии окрашены во все возможные цвета, с преобладанием желто-зеленого и золотистого. Сразу после этого линии становятся ярче, и весь узор оказывается плотно усыпан точками мерцающего света. Этот образ медленно проплывает в поле моего зрения и примерно через десять секунд исчезает слева. Он оставляет за собой довольно неприятный серый фон, который быстро сменяется волнующимися облаками, будто пытающимися принять формы живых существ. Забавно, что я не могу проецировать форму на этот серый фон, пока не наступит вторая фаза. Каждый раз перед тем, как уснуть, передо мной мелькают образы людей или предметов. Когда я их вижу, то знаю, что вскоре сознание меня покинет. Если они отказываются прийти – впереди бессонная ночь.

Важность роли, которую играло воображение в первой половине моей жизни, можно проиллюстрировать еще одним странным опытом. Как и большинство детей, я любил прыгать и хотел научиться как можно дольше задерживаться в воздухе. Иногда сильный ветер, богатый кислородом, дул с гор, делая мое тело легким, как пробка, и тогда я мог прыгать и парить в воздухе долгое время. Это было восхитительное ощущение, и истина, которую я осознал позже, горько меня разочаровала.

В тот период я приобрел много странных предпочтений, антипатий и привычек, некоторые из которых можно объяснить внешними факторами, тогда как другие остаются непонятными. У меня возникало сильное отвращение к серьгам у женщин, но другие украшения, например браслеты, нравились мне больше или меньше в зависимости от дизайна. Взгляд на жемчуг мог вызвать практический приступ, но меня очаровывал блеск кристаллов или предметов с острыми краями и плоскими поверхностями. Я не мог прикоснуться к волосам других людей, кроме как под дулом револьвера. Я мог заболеть от одного взгляда на персик, и наличие камфоры где-либо в доме вызывало у меня сильное беспокойство. Даже сейчас я не чувствую себя равнодушным к некоторым из этих беспокойных импульсов. Когда я бросаю небольшие квадратики бумаги в емкость с жидкостью, я всегда ощущаю особый ужасный вкус во рту. Я считал шаги на прогулках и не мог получить удовольствия от еды, не вычислив объемы суповых тарелок, кофейных чашек и кусков пищи. Все повторяющиеся действия или операции, которые я выполнял, должны были быть кратными трем. Если я ошибался, то чувствовал неотразимую потребность сделать все снова, даже если это занимало часы.

До восьми лет я был слабым и нерешительным. У меня не было ни смелости, ни силы, чтобы сформировать свои убеждения. Чувства приходили волнами и порывами, меня кидало из крайности в крайность. Желания были сильными и, подобно головам гидры, множились. Меня тяготили мысли о боли в жизни и смерти, а также религиозный страх. Я был подвержен суеверным страхам и боялся духов зла, призраков и других нечестивых порождений тьмы. А затем, внезапно, произошло событие, которое изменило траекторию моей жизни. Из всего того, что я любил, мне больше всего нравились книги. У моего отца была большая библиотека, и я стремился удовлетворить свою страсть к чтению при любой возможности. Отец не разрешал мне этого, и злился, когда замечал меня за книгами. Он стал прятать свечи, когда обнаружил, что я тайно читаю. Он не хотел, чтобы его сын портил глаза. Но я добыл сало, сделал фитили и отлил свечи в оловянные формы. Каждую ночь я затыкал замочную скважину и щели, и читал, часто до рассвета, пока моя мать не вставала, чтобы начать свою тяжелую повседневную работу. В один прекрасный день я наткнулся на роман под названием «Абафи» (Сын Абы), сербский перевод известного венгерского писателя Жосика.

В романе рассказывается история молодого аристократа, который борется за свою свободу и право на собственную жизнь.

Это произведение каким-то образом разбудило мою затаившуюся силу воли, и я начал практиковать самоконтроль. Сначала моя решимость таяла словно апрельский снег, но вскоре я победил слабость и почувствовал удовольствие, которого никогда раньше не знал – делать то, что я желаю. С течением времени эта крепкая умственная тренировка стала моей второй натурой. Сначала мои желания приходилось подавлять, но постепенно желание и воля стали тождественными. После нескольких лет такой дисциплины я добился такого самоконтроля, что играл со страстями, которые приводили к гибели даже самых сильных людей. В определенном возрасте я стал маньяком до азартных игр, что очень беспокоило моих родителей. Присесть за карточный стол было для меня квинтэссенцией удовольствия. Мой отец вел примерную жизнь и не мог понять бессмысленных трат времени и денег, которые я себе позволял. Я обладал решимостью, но моя жизненная философия была никчемной. Я говорил отцу: «Я могу остановиться, когда захочу, но стоит ли отказываться от того, что приносит райское наслаждение?» Часто отец злился и выражал презрение, однако моя мать была другой. Она понимала характер мужчин и знала, что спасение может быть достигнуто только через собственные усилия. Однажды, помню, когда я потерял все свои деньги и тосковал по игре, она подошла ко мне с пачкой купюр и сказала: «Иди и наслаждайся. Чем скорее ты проиграешь все, что у нас есть, тем лучше. Я знаю, ты справишься с этим». Она была права. Я победил свою страсть и сожалел лишь о том, что она не была в сто раз сильнее. Я не только победил свою страсть, но и вырвал ее из сердца, не оставив в нем и следа от желания. С тех пор я относился к азартным играм бесстрастно, как к чистке зубов.

В другой жизненный период я чрезмерно курил, грозя разрушить свое здоровье. Затем сила воли взяла верх, и я не только перестал курить, но и уничтожил само желание потянуться за сигаретой. Я страдал от болезни сердца, пока не обнаружил, что она была следствием невинной чашечки кофе, которую я позволял себе каждое утро. Я немедленно отказался от этого напитка, хотя признаю, что это была нелегкая задача. Таким же образом я укротил и другие страсти, за счет чего не только сохранил свою жизнь, но и получил огромное удовлетворение от того, что большинство людей считало бы лишением и жертвой.

После завершения учебы в Политехническом институте и университете у меня произошло нервное истощение, и во время этого заболевания я столкнулся со множеством странных и невероятных явлений.

Глава 2

Мои первые шаги на поприще изобретателя

Я кратко остановлюсь на этих необычных переживаниях из-за возможного интереса студентов психологических и физиологических факультетов. Дело в том, что мои ранние годы – этот период страданий – имели огромное значение для моего умственного развития и последующей работы. Потому необходимо сначала рассказать об обстоятельствах и условиях, предшествовавших моему расцвету, и в которых можно найти ему частичное объяснение.

С детства мне часто приходилось уходить в себя, что на тот момент причиняло мне страдания. Однако теперь я могу сказать, что это оказалось скрытым благословением, так как помогло мне осознать, насколько важен внутренний наблюдатель: как для сохранения жизни, так и для достижения целей. Давление, которое оказывает на нас работа, и бесконечный поток впечатлений, которые открывают нам врата знания, делают современное существование крайне опасным. Большинство из нас так увлечены внешним миром, что совершенно невосприимчивы к тому, что происходит в них самих.

Преждевременную смерть миллионов людей в первую очередь можно объяснить этой причиной. Даже те, кто обращают внимание на внутреннее состояние, зачастую ошибочно избегают мнимых опасностей и игнорируют реальные. И то, что верно для отдельного человека, применимо, в большей или меньшей степени, к нации в целом. К примеру, взглянем на государственные запреты времен Сухого закона.

«Пробицион» (англ. Prohibition), или Сухой закон, – это период в истории США с 1920 по 1933 год, когда была введена Законодательная поправка о промышленной и розничной продаже алкоголя, известная как XVIII поправка к Конституции США. Эта поправка запрещала производство, продажу и транспортировку алкогольных напитков. Сухой закон стал ответом на широко распространенные социальные проблемы, такие как алкогольная зависимость, насилие в семьях и обществе, а также деградация общественной морали. За сторонниками Пробициона стояли религиозные и социальные группы, считавшие, что запрет алкоголя поможет решить множество социальных проблем. Однако запрет вызвал также негативные последствия. Количество преступлений, связанных с нелегальным производством и продажей алкоголя, значительно возросло. Также была потеряна весомая часть государственных доходов из-за упущенных налогов на алкоголь.

В этой стране в настоящее время внедряются драконовские меры, возможно даже неконституционные, чтобы предотвратить употребление алкоголя. При этом, если исходить от количества жертв, кофе, чай, табак, жевательная резинка и другие стимуляторы, свободно доступные даже в юном возрасте, представляют собой гораздо большую опасность для нации. В свои студенческие годы я узнал из опубликованных в Вене, родине поклонников кофе, некрологов, что смерти от сердечных заболеваний иногда достигают 67 процентов от общего числа. Подобные наблюдения наверное можно сделать и в городах, где есть чрезмерное употребление чая. Эти вкусные напитки сильно возбуждают и постепенно истощают тонкие волокна мозга. Они серьезно нарушают кровообращение, а потому следует употреблять их умеренно, поскольку вредные последствия медленны и незаметны. С другой стороны, табак способствует простому и приятному процессу мышления, снижая интенсивность и концентрацию, необходимые для появления оригинальных идей. Жевательная резинка полезна в течение короткого времени, но быстро истощает железы и наносит непоправимый вред, не говоря уже об отвратительном послевкусии. Алкоголь в малых количествах является отличным тоником, но токсичен при избыточном употреблении, и неважно, попадает ли он в организм в виде виски или образуется в желудке из сахара. Но не следует забывать, что все они являются большими элиминаторами, помогая Природе поддерживать ее строгий, но справедливый закон о выживании наиболее приспособленных.

Элиминаторы – это вещества или действия, которые помогают организму избавляться от вредных или избыточных веществ.

Реформаторам также следует помнить о непостоянности человеческой природы, что делает равнодушие laissez-faire куда предпочтительнее принудительного ограничения.

Laissez-faire (с франц. – «позвольте-делать»), или принцип невмешательства, – экономическая доктрина, согласно которой экономическое вмешательство и государственное регулирование экономики должны быть минимальными.

Истина заключается в том, что нам необходимы стимуляторы, чтобы достичь высоких результатов в условиях современной жизни, а потому нам следует умеренно относиться к своим аппетитам и наклонностям. Я придерживаюсь этой тактики много лет, поддерживая себя молодым и телом, и духом. Мне не всегда нравилось воздержание, но наградой за пережитые неудобства мне стало то физическое и моральное состояния, в котором я пребываю и поныне. Я надеюсь на то, что некоторые разделят мои правила и убеждения, а потому вспомню один или два примера.

Недавно я возвращался в свой отель. Была жуткая холодная ночь, дороги покрылись льдом, а такси нигде не было. За мной шел другой мужчина, очевидно, так же как и я, стремившийся укрыться от непогоды. Внезапно мои ноги взмыли в воздух. В мозгу промелькнула вспышка, тело среагировало автоматически: мышцы сократились, я перевернулся на 180 градусов и приземлился на руки. Спину удалось уберечь от удара – я встал и продолжил свою прогулку, словно ничего не произошло. Чуть погодя меня догнал незнакомец.

«Сколько вам лет?» – спросил он, осматривая меня.

«О, около пятидесяти девяти, – ответил я. – А что?»

«Ну, – сказал он, – я видел, как нечто подобное делает кошка, но никогда не видел, чтобы так делал человек».

Примерно месяц назад мне захотелось заказать новые очки, и я пошел к окулисту, который провел со мной обычные тесты. Он с недоверием смотрел на меня, пока я с легкостью читал на значительном расстоянии самый мелкий шрифт. Но когда я сказал, что мне за шестьдесят, врач открыл рот от изумления. Друзья часто замечают, что костюмы сидят на мне словно влитые, но никто не знает, что они пошиты по замерам, которые были взяты почти 35 лет назад. В течение этого же периода мой вес не изменился ни на фунт.

В этой связи я могу рассказать забавную историю. Одним зимним вечером 1885 года мы с мистером Эдисоном, Эдвардом Х. Джонсоном, президентом «Эдисон Иллюминейтин компани», и мистером Бэтчеллором, управляющим завода, зашли в небольшое место напротив Пятой авеню, 65, где находились офисы компании. Кто-то предложил угадать вес друг дурга и проверить догадки на весах. Эдисон пощупал меня и сказал: «Тесла весит 152 фунта, с учетом унции», – и он точно угадал. Тогда, как и теперь, без одежды я весил 142 фунта. Я шепотом спросил у мистера Джонсона:

«Как Эдисон мог так точно угадать мой вес?»

«Что ж, – сказал он, понижая голос. – Я расскажу вам конфиденциально, но это должно остаться между нами. Он долгое время работал на бойне в Чикаго, где каждый день взвешивал тысячи свиней! Вот почему».

В 1884 году в течение 6 месяцев Никола Тесла работал инженером по ремонту электродвигателей и генераторов постоянного тока в компании Томаса Эдисона, американского изобретателя и предпринимателя. Эдисон прославился благодаря таким изобретениям, как фонограф, кинетоскоп, и усовершенствованию лампы накаливания.

Мой друг, господин Чонси М. Депью, поделился историей о каком-то англичанине, которому он рассказал один из своих оригинальных анекдотов. Англичанин выслушал его с растерянным выражением, но спустя год вдруг громко рассмеялся. Скажу откровенно, мне понадобилось гораздо больше времени, чтобы оценить шутку Джонсона.

В настоящее время моя хорошая физическая форма – это результат тщательного и умеренного образа жизни. Больше всего поражает здесь то, что трижды в молодости болезни разрушали мое тело настолько, что врачи уже отказались от меня. Более того, из-за незнания и беспечности я попадал во все виды трудностей, опасностей и передряг, из которых выходил, словно по волшебству. Я тонул дюжину раз, чуть не сварился и чуть не сгорел. Меня почти зарыли заживо, я пропадал без вести и замерзал, находился на волосок от нападения бешеных собак, свиней и других диких животных. Я пережил ужасные болезни и сталкивался со всевозможными странными неудачами, и то, что сегодня я здоров и в хорошей форме, кажется чудом. Но по мере того, как я вспоминаю эти несчастные случаи, я чувствую свою убежденность в том, что мое спасение не было случайным.

Усилия изобретателя в основном направлены на сохранение жизней. Будь то использование природных сил, улучшение приборов или предоставление новых удобств и комфорта, их задача – способствовать безопасности нашего существования. Такие люди обычно лучше готовы защищать себя в опасных ситуациях, благодаря своей наблюдательности и находчивости. Если бы у меня не было других доказательств того, что я тоже обладаю такими качествами, я бы обнаружил их из личного опыта. Читатель сам сможет убедиться в этом, если я упомяну некоторые случаи. В один прекрасный день, когда мне было лет четырнадцать, я решил напугать друзей, которые купались со мной. Мой план заключался в том, чтобы нырнуть под длинную плавучую конструкцию и тихо проплыть на другой конец. Плавание и ныряние для меня были так же естественны, как для утки, и я был уверен, что справлюсь с этим. Я погрузился в воду, когда меня перестало быть видно, повернулся и быстро двинулся к противоположному берегу. Подумав, что я уже в безопасности и нахожусь за конструкцией, я поднялся к поверхности, но вместо того, чтобы всплыть, ударился головой о балку. Конечно же, я снова нырнул и быстрыми гребками двинулся вперед, пока дыхание не начало иссякать. Вновь попытавшись подняться, я опять столкнулся с балкой. Теперь я начинал паниковать. Собрав все свои силы, я сделал третью отчаянную попытку, но результат остался тем же. Мучения от задержанного дыхания становились невыносимыми, голова кружилась, и я почувствовал, что тону. В момент, когда положение казалось абсолютно безнадежным, я испытал одну из тех вспышек света, и смог очень четко представить конструкцию над собой. Я либо заметил, либо догадался, что между поверхностью воды и досками, лежащими на балках, есть небольшое пространство. Почти потеряв сознание, я всплыл, прижал рот к доскам и смог вдохнуть немного воздуха. Увы, он был смешан с брызгами воды, отчего я начал захлебываться. Я повторял эту процедуру, как во сне, пока мое безумно бьющееся сердце не успокоилось. Придя в себя, я несколько раз попробовал нырнуть, полностью потеряв чувство направления, и наконец выбрался из ловушки. К тому моменту мои друзья уже потеряли надежду и искали в воде мое тело.