Жизнь продолжается: Настя. Часть 3

– Никак. Так что, не задавай мне свои глупые вопросы. Не знаю. Да! Не знаю, как это моей жене объяснить, а тем более рассказать. Она мне, категорично по телефону недавно прокричала:

«Не хочу, не хочу приехать к тебе, где стреляют. У меня дочь…»

– У меня, Задорнов, что дочери нет? Как она так со мною, после чего, что со мною было…

– Благодари бога, Василий, что жив остался. Это Михайловичу не повезло, – вздыхает он. – а вина эта и наша. До гроба. Мы не смогли поберечь нашего друга. Мы теперь, скажу, ничего не стоим. И поэтому, я решил переехать твой город.

– Зачем?

– Затем, чтобы этих сук, наказать. Спокойно нам, Василий, жить теперь не дадут. Ты это знай.

– Господи, Миша! Ты что моей окончательной смерти хочешь? С кем воевать? Ты их лица знаешь? Они, твои, извини, не мои. Я случайный был там попутчик, они твои. Но почему, почему так? Я ничего не понимаю.

– Они эти с властью слились. И все, что удивительно, торопятся, укусить у народа большого куска пирога.

– Ты, мальчишка, Задорнов. Мальчишка, и ни черта не понимаешь. Чтобы их искоренить, как это… Они ведь во власти теперь? Вон даже. Начальник страны их, усмирить не может.

– Советуешь отступиться?

– Не знаю.

– Я переведусь все равно.

– Ладно, Миш. Это твое дело. А я, извини, пас. Сейчас я съезжу к Насте. Неудобно мне как-то. Сам понимаешь.

– Я тоже. Как я тебе говорил. Скоро она родит. Может даже сегодня. Я хочу видеть этого новорожденного. Не спрашиваю, готов ли ты сам к этой встрече. Она, Василий, тебя, видимо, не ждет, да и ведь ты только производитель. – И выворачиваясь от моих кулаков, громко хохочет, что даже Эля вздрогнула, которая вышла из ворот своего дома.

Задорнов ей только махнул рукою.

– Иди, иди, куда ты собиралась. Нам пока некогда с тобою речь вести.

– Василий, ты не зайдешь потом? Щи я приготовила.

– Потом, Эля. Правда, нет времени,– говорю ей.

Челнинский роддом, куда мы собрались, где лежала Настя, это почти было рядом. Через лес и только. Путь: всего десять километров. Конечно, по асфальту нам бы, не пришлось трястись. Но тогда нам пришлось бы объехать этот лес. Путь тогда бы удлинялся два раза.

«Не беспокойся. Сиди» – сказал мне Задорнов, направляя свой Уазик на лесную дорогу.

Он, видимо, не раз ходил по этой дороге. Знал, как куда повернуть, где подлаживать ветки, чтобы его Уазик не застрял в глубоких колеях. А когда выскочили на другую сторону леса, внизу за полем, показался село Челны. Довольно большое село – большинство с русским населением, но и чувашей было много. Но больницу, которую они имели, сам слышал много раз, они гордились, что имеют такую больницу с роддомом. Длинные руки «деммразей» еще, видимо, не дошли до этой больницы. Функционировала исправно, как и прежде при советах. В этой больнице лежала Настя.

Когда мы подъехали, Задорнов, на правах хозяина, спросил, с ухмылкой.

– Пойдешь один, или мне с тобою?

– Сиди,– бросаю я ему, вздыхая, измученной дорогой. – Сиди и жди. Позову потом, если что сам не справлюсь.

– Как пожелаешь. Могу и сидеть, ждать. Могу и пойти. Настя привыкла к моему посещению. Она знает, когда я к ней приезжаю. И сегодня она меня ждет, – продолжает он ухмыляться надо мною.

– Да хватит тебе!

– Нет, Василий. Обожди. Я сам пойду, а ты тут покоротай немножко. Я не знаю, как она среагирует твое воскресенье. А это надо тебе? Я быстро.

И он ушел в уверенности, что с Настей все хорошо, а я запертый в этой тесной кабине Уазика, остался сидеть. С одной стороны, я, конечно, был благодарен ему, что он первым пошел к Насте. Ну, что я бы мог ей сейчас нового сказать? Если откровенно, я был сейчас, как загнанный волк, обложенный в красных флажках. Какую бы сторону я не пошел, ждал меня, флажок. Еще делаю на лице беспечность. Пот уже капает с моего лица, я почти все взмок от неминуемой встречи. Я сидел на этом придавленном сиденье Уазика, как отмороженный, трясся всеми членами. И слава бога, для меня кошмар, наконец, кончился. Вскоре объявляется и сам, Задорнов.

–Сука! – орет он. – Везет только идиотам. Тебе все, а… Ладно. Все равно тебе меня не понять. Иди! Лучше сама она тебе скажет, кто у тебя родился. Иди! Она тебя ждет. Я все договорился. Подойдешь, тебя там врач будет ждать. Проведет тебя к ней. Хотя это и запрещено, но для тебя сделали исключение. Что сидишь! Иди, вываливайся из кабины!

Почти бегу. А куда это я бегу собственно? Мозг мой вообще перестал что-либо соображать. Но продолжаю трусить по этой дорожке, куда меня привело к приемной. Там меня уже ждал врач. Вырос, как явление Христа, в белом халате, с моих лет, с грустным лицом и заметной бородавкой, у правого хобота носа, мужчина.

– Вы, Василий? – обращается он. – Идем. На – ка. Накинь на себя халат.

Я машинально набрасываю его на плечи, иду, и почему-то трясусь. Не могу понять, почему. Мне с одной стороны, неловко. Ну, кто я для нее? Муж, не муж. Любовник? Да какой я ей любовник? У меня даже к ней, никаких чувств нет. Объяснение я не нахожу, как сформулировать это мое поведение?

–Десять минут,– говорит он, перед какой-то дверью. – Всего десять минут. Сейчас принесут новорожденного. Сам узнаешь, папаша, кто у тебя родился. – И с этими словами он меня чуть не силой толкает в дверь.

К моим взорам открывается маленькая комнатенка. Видимо, это ее одиночная палата, как мне Задорнов по дороге долго хвастался, что он добился для нее отдельное место. Да. У нее деревянная кровать. Довольно даже ничего, для сельской больницы,– отмечаю я, и вижу бледную в нем Настю. Глаза у нее выплаканные.

– Вася,– старается улыбнуться мне она. – Я не ждала…

–Здравствуй, Настя,– одеревенелыми губами шепчу я, не в силах тронуться с места. Я, как оказался в этой ее палате, так и остался стоять у двери.

– Сейчас ребеночка вынесут… – И замолчала. Хотела, видимо, сказать, нашего, но осеклась.

– Можно, Настя, подойти к тебе?

– Я не могу встать. Сейчас не могу. Разрыв у меня большой. Зашили.

У меня от ее слов подкосились ноги. Я, грешно сказать, упал на колени и разрыдался.

–Кому отдать? – смеется сестра, показавшись в дверях с ребенком. – Папе? Или…

– Папе, ему,– тихо говорит Настя. – Вася, прими сына, пожалуйста…

Откровенно сказать, мне стыдно, нет сил, взять в руку ребенка.

– Встаньте. Ну что вы так? – смеется радостно сестра, еще не понимая причину моего нехотения. – Как же вы так? У папаши от радости ноги отказали. Расскажу, не поверят.

Сестра уходит, сунув мне ребенка, мы остаемся: втроем. Мой, сказать язык не поворачивается, сын, который тихо посапывает на моей руке; Настя, которая будто обмерла, вся сжалась в комок, ожидая, что же дальше будет. А я, все еще стою на колени.

Фантазия! Я даже свою девочку только на второй день увидел, и то, как разглядишь ее с третьего этажа, когда жена моя поднесла ее к окну. А тут, я сам себя не понимаю. Солнечные блики уходящего дня слепят мои глаза, и, видимо, я так интересно выглядел в глазах Насти, она, прижала ладонь к губам, фыркнула, засмеявшись.

–Что такое, Настя? – вздрагиваю я от ее неожиданного смеха.

– Ты сейчас глупо выглядишь, растерян.

– Я что каждый день,– перевзмок я все же, заставил себе говорить,– сына на руки принимаю? – Встал с колен, подал ей ребенка. – Покорми его. Губами шевелит. Да и пойду я. Задорнов заждался меня, наверное.

–Побудь еще, а? Хотела тебе сказать, – Настя на миг замолчала, проглотила обиду в себе, этот быстрый мой поспешный собирающий уход. – Я его назову Ильей. Илья пророк, это как-то божественно. Хотела сначала как твоего отца имя. Но имя – Матвей. Не то. Отказалась. Илья, это прапрадедушки имя – двадцать лет царю батюшке он служил, солдатом. Мама, тоже хочет это имя ему дать.