Занимательная аналитика. Пособие для особых

И хотя, всё это очень индивидуально, аналитика, без сомнений часть нашей жизни, её фундаментальный образ.

Она представляет собой именно ту важную скрепу, которая держит и помогает развивать весь каркас ценностей и поведения не только одной конкретной разумной личности, но также каждого общества, конкретной страны, отдельного региона и мира в целом, как живых систем и мыслящих организмов.

В таком случае в политике фигура аналитика-профессионала становится весьма важной субъективной данностью, которому предопределено быть инстанцией, раскрывающей особенности развития, вырабатывающей и проводящей решения каждодневного, тактического и стратегического плана.

II. Аналитиками не рождаются?

Вне сомнения, с аналитическими способностями рождаются все люди, но только их небольшое, и даже мизерное, число становятся аналитиками-профессионалами. Лишь десятки обретают известность, достигая невероятной точности своих оценок, верности формата исследования, практической востребованности своих работ, красоты и привлекательности их изложения в письменном виде. Почему происходит именно так, односложно ответить нельзя.

Конечно же, здесь многое будет зависеть от тех обстоятельств, которые окружали жизнь конкретного человека с самого его рождения, уровня полученного образования и практического опыта, его личностной предрасположенности к такой уникальной и сложной работе.

В этом плане я не хочу навязывать читателю свою точку зрения, перечислять кажущиеся мне объективными факторы, влияющие на становление аналитически мыслящего профессионала. У каждого, конечно же, свой путь и свой набор обстоятельств, причин, поводов и следствий. Я лишь расскажу в общих чертах о своём пути и опыте, предоставив читателям возможность его оценить, принять или отвергнуть.

Возможно, большое значение для становления аналитика-профессионала играет социосфера, в которой он появился на свет, рос и воспитывался, становился личностью.

Мне посчастливилось родиться в самом центре Казахстана – молодом, благословенном и неповторимом городе Караганде.

И нет, пожалуй, другого города в современной Казахской степи, который был бы также широко известен у людей на всем пространстве бывшего Советского Союза, а также в дальнем зарубежье, особенно после повального расселения по всему миру земляков-карагандинцев и выходцев из СССР.

Караганда – это молодой город, построенный практически с нуля на богатых и бесценных залежах каменного угля в недрах степной и мелкосопочной Сары-Арки. Караганда, став, собственно, городом в 1934 году, тут же обрела славу «третьей всесоюзной кочегарки» (после украинского Донбасса и сибирского Кузбасса).

В 60-е годы ХХ века близ города была построена «Казахстанская магнитка» – Карагандинский металлургический комбинат, промышленный гигант всего СССР, а не только Казахстана. Здесь также были возведены крупнейшие машиностроительные заводы, предприятия химической и лёгкой промышленности. Главная газета области так и называется до сих пор – «Индустриальная Караганда».

Город очень стремительно строился, а население Карагандинской агломерации (областного центра и ряда прилегающих к нему городов-спутников – Темиртау, Абая, Шахтинска, Сарани и посёлков составила к концу 80-х годов более 1 миллиона человек). Наличие работы, хорошие заработки привлекали сюда людей практически со всего Союза.

Мои родители – мама Лидия Павловна и отец Николай Васильевич, вместе с моими старшими сёстрами Верой и Ниной оказались здесь в самом начале 60-х годов, попутешествовав перед этим по городам Урала. Отец, кстати, был строителем Белоярской АЭС – первой атомной электростанции СССР и рассказывал, например, как эту стройку в 1959 году посещал, будучи вице-президентом, Ричард Никсон, ставший в последствие 37-ым президентом США.

В Караганду мои родители переехали вместе с моей бабушкой Анастасией Никоновной и дедом Василием Филипповичем, а также семьёй старшей сестры отца, моей Крестной Клавдии Васильевны.

На все три семьи они купили один дом с земельным участком в новом посёлке Караганды, располагавшемся к юго-востоку от городского железнодорожного вокзала и носившем пролетарское название «Кирзавод, 1—2».

Несколько зарисовок об этом посёлке.

Мои родители, 1952 год

Своё название он получил от кирпичного завода, который располагался на краю небольшого карьера, где добывали глину. Потом карьер засыпали и на этом месте сейчас находится новый центральный рынок Караганды. Из обожжённого кирпича строилась в 50-60-е годы новая Караганда с её ровными проспектами и улицами, скверами и парками.

Посёлок «Кирзавод, 1—2» состоял из длинных прямых улиц, строго перпендикулярных друг другу, носивших удивительные названия.

Я, например, родился на улице Тургенева. Параллельно ей по обе стороны шли улицы Чехова и Мусы Джалиля.

Была улица академика Вавилова, итальянского романтика-революционера Джузеппе Гарибальди. Некоторые улицы отражали названия ремёсел – Гончарная, Кирпичная, Керамическая, Стекольная, Кондитерская. Другие носили географические наименования – Четская, Балхашская, Букпинская, Волгоградская, Самаркандская, Ярославская, Кустанайская, Рижская, Черкасская, Керченская, Волочаевская. Были улицы Альпинистов, Луговая и Природная, переулок Хоровой и Оршанский. Вот в такой эстетике урбанистических названий того времени я родился, провёл своё детство и юность.

Кирзаводские улицы были застроены так называемыми финскими домиками с мансардами, двухквартирными одноэтажными домами. Они все были в собственности государства, их отдавали для проживания рабочим и служащим. Были и частные домики. Каждое жилое строение имело приусадебный участок, где люди разводили огороды и сады. Вдоль улиц были посажены стройные ряды деревьев, а на некоторых имелось и уличное освещение. Возле ворот практически каждого дома были лавочки, где днём сидели старики, а вечером собирались подростки и молодёжь.

В нашем посёлке были три школы, детские сады, дом культуры с библиотекой и кинозалом, столовые, магазины, баня, ателье, здания управлений строительных и дорожных трестов, поликлиники и станция скорой помощи.

Взрослое население работало на близлежащих заводах горношахтного оборудования, оптовых базах, деревообрабатывающем и строительном комбинатах, в различных учреждениях, на элеваторе, кондитерской фабрике и гормолзаводе.

Население «Кирзавода 1—2» было очень интернациональным. Так, нашими соседями по участку на улице Тургеневой были украинцы, поляки, русские.

На противоположной стороне жили несколько немецких семей, высланных ещё в годы Великой Отечественной войны из автономной республики немцев Поволжья.

Вообще, немцев на Кирзаводе жило очень много. Моей первой учительницей начальных классов была Эрна Андреевна Руф, любимым учителем истории – Эрна Францевна Келлер, черчения и физики – Иван Вендилинович Марквардт, труда – Франц Георгиевич Окс и другие. В моём классе средней школы №87 примерно треть одноклассников были дети из немецких семей. Уехав в 80—90 годы в Германию, многие из них по-прежнему остаются мне друзьями, мы общаемся и переписываемся.

Когда мои родители купили собственный дом по улице Четской, ведущей к трассе из Караганды на юг к районному центру Четск (Шетск, ныне – Аксу-Аюлы), то нашими соседями с правой стороны стала казахская семья дяди Амана и тети Шуры – Шамсии Касымшиновых. Хотел бы отметить, что на Кирзаводе жили лишь несколько семей казахов. И мне, я считаю, очень повезло познавать в быту, через этих моих самых близких соседей обычаи, нравы и язык казахского народа, становиться не только по рождению, но и своему принципиальному выбору – настоящим казахстанцем.

Не сомневаюсь в том, что, позволив мне родиться в такой невероятно разнообразной среде, судьба так или иначе подталкивала меня на мой самый главный путь. Это был путь аналитика-профессионала, особенно интересующегося тем, что происходит в мире.

Своим долгом считаю воздать почести моим родителям и самым близким родным. Они дали мне жизнь, направили её в то русло, по которому я иду все свои трудные годы.

Семья моей мамы жила в Нижегородской (Горьковской), отца – в Пензенской области России, то есть почти в тысячу километрах друг от друга. Но судьба их свела вместе. Мои старшие сёстры – Вера и Нина родились на Нижегородчине, я – в Казахстане.

Мама говорила на «окающем», отец – на «акающем» диалектах русского языка. Наверное, от этого, мы, их дети, немного говорим нараспев. Когда я первый раз беседую с каким-либо незнакомым мне человеком, многие собеседники отмечают эту деталь моего говора. Они даже считают меня, чаще всего, москвичом или выходцем из средней полосы России. Я говорю им, что я – коренной казахстанец.

Оба моих родителя – самые младшие, пятые выжившие дети в своих семьях. Деда и бабушку с материнской стороны я не знал, они умерли ещё до моего рождения. Дед Павел стал вдовцом, когда моей маме было всего три года. Он воспитал всех своих детей, вывел их в большую жизнь, оплакал одного из сыновей, погибшего на войне. Дедушка Павел скончался в 1960 году.

Моих будущих деда и бабушку по отцовской линии – Василия и Настю, родившихся ещё в середине 90-х годов ХIX века, поженили совсем юными, лет в пятнадцать. Деда призвали в армию.

Высокий и статный парень, хоть и крестьянских корней, обладал какой-то удивительной аристократичной харизмой. Поэтому он попал служить в Преображенский полк в столицу Российской империи Петербург.

Семейной реликвией у нас является его фотокарточка, датируемая 1909 годом, где он запечатлён вместе с неведомым нам своим сослуживцем в полном парадном обмундировании преображенца.

Этим фактом мы, его дети, внуки и правнуки, очень гордимся. Показываем это фото гостям.

Кстати, никогда не думал, что этот факт, почти 110 лет спустя, могут использовать против меня. Один коварный человек привёл его в своей кляузе обо мне, сопроводив свои измышления выводом, что дед мой служил в «царской охранке». Признаться честно, другие домыслы не так уж и сильно расстроили меня своей откровенной неправдой. Но вот задеть память деда, это уже был перебор.

Хотя я давно простил этого кляузника за всю его остальную ложь, чёрная зависть к моему предку, идущая от человека, называвшего себя даже моим другом, остаётся горьким осадком в душе. Но, как говорится, Бог простит!

Когда началась первая мировая война, преображенцы тоже ушли на фронт. Василий оказался в германском плену и вернулся домой, к своей, ждавшей его верной Анастасии, только в 1919 году.

Возможно, поэтому стихия русских революций и гражданской войны не коснулась прямо их молодой семьи. В период советского нэпа дед арендовал мельницу, молол и продавал муку. В семье родились дети, в том числе и мой отец. Рядом со старым домом был построен новый большой дом, став предметом зависти многих односельчан.

Поэтому в 1929 году, когда началось повальное раскулачивание, красное колесо сталинских репрессий очень жёстко прошлось по семье моего отца. Василий Филиппович был арестован и осуждён как «кулак-эксплуататор». Бабушка оказалась выброшенной с пятью детьми на улицу. Их имущество было конфисковано, а в новом доме разместилась изба-читальня, родник «культурной революции» в селе Чибирлей Пензенской губернии.

В 90-е годы, занимаясь политической реабилитацией моей отца (об этом чуть ниже) я получил по своему запросу в областное управление Федеральной службы безопасности России по Пензенской области справку о собственности моего деда на момент его осуждения.

В ней значилось, что осуждённый «эксплуататор трудового народа» в 1927 году арендовал мельницу, имел 2 дома, 2 лошади, 2 жеребёнка, 2 коровы, 3 овцы. Таким было всё имущество «врага государства».

По зловещей статье 58 советского уголовного кодекса, Василий Филиппович был осуждён особой тройкой ОГПУ к 3 годам заключения в концлагерь и этапирован на печально известный «островок Гулага» – Соловецкий монастырь Архангельской области.

Затем он работал на советской «стройке века», прокладывал с другими такими же политическими заключёнными Беломорско-Балтийский канал.

В 1932 году дед вернулся к семье, но уже через пять лет новая волна репрессий снова поглотила его. На этот раз, опять по той же статье 58, он был осуждён «тройкой УНКВД» на 8 лет заключения в лагерь, да ещё без права переписки. Бабушка моя Анастасия вновь оказалась одна с пятью подрастающими детьми. Четверых она сохранила и вывела во взрослую жизнь. Не смогла лишь уберечь от нелепой смерти одного сына-подростка Александра, нечаянно проткнувшего себе живот при катании зимой на лыжах.

Ещё один брат моего отца – Иван погиб на фронте. Он пропал без вести в первые годы Великой Отечественной войны, на которую ушёл добровольцем. Другой брат Владимир вернулся с войны, его дети, внуки и правнуки живут на Урале.

У мамы моей, тоже погиб на войне один брат – Владимир, двое других – Александр и Пётр, а также старшая сестра Мария воевали с нацизмом и вернулись с фронтов живыми.