Восемь пуль людоеду

– Боишься, – сказал он, усмехаясь. – И правильно делаешь, Плохиш, – тебе самое время бояться. Потому что сейчас я тебя убью.

Рефери ничего не мог понять. И никто не мог понять, только Плохиш понял все – это было заметно по тому, как он побледнел. И вдруг кинулся вперед. Тошка пропустил удар, но Плохиш не думал, что противник даже не попытается увернуться, и перчатка прошла по лицу лишь скользом.

– Почти попал, – прокомментировал Тошка. – Плохой удар. Сразу видно, что ты мало тренировался и драться предпочитал с девчонками. Что ж, теперь попробуй подраться со мной, Плохиш!

Он сделал шаг вперед, легко отбил руку Плохиша в сторону и нанес ему удар в голову. Плохиш не успел закрыться, и его отбросило к канатам. Тошка не стал дожидаться, когда Плохиш очухается, он напрыгнул на своего врага и резким хуком сбил его с ног.

– Брэк! – крикнул рефери, выставив руку перед Тошкой, но тот не обратил на это никакого внимания. Он оттолкнул рефери, подскочил к Плохишу, который, ошалело мотая головой, пытался подняться на ноги, и серией ударов отправил его обратно на пол.

– Брэк, брэк! – кричал рефери за спиной. – Савченко, прекрати немедленно!

– Тошка, перестань! – раздался крик из-за канатов. Должно быть, тренер.

«Ну и пусть, – Тошка крепче стиснул зубы. – Я предупреждал… А теперь меня не остановить…»

Он взял Плохиша за голову, поднял с пола и крепко врезал лбом ему в переносицу. Плохиш снова упал, разбрызгивая кровь, которая потоком хлынула у него из носа. Рефери схватил Тошку за руку, пытаясь удержать, но это его только разозлило.

– Отпусти! – Тошка вырвался, снова подскочил к Плохишу и принялся бить его, не давая возможности встать.

– Получи, сука, сволочь, гад! Как ты ее бил?! Ногами? Вот, получи ногами! А теперь вставай! Поднимайся, я тебе говорю!.. Уйди! – это он крикнул судье, который предпринял новую попытку оттащить Тошку от Плохиша, но она, как и в прошлый раз, закончилась неудачей.

Тошка рывком поставил Плохиша на ноги и в два удара загнал его в угол. Плохиш предпринял было попытку уйти в глухую защиту, но Тошка не позволил ему сделать это.

– А как ты бил Костика Жмыхова, гад? Ты ему глаз выбил, скотина! Хочешь, я тоже выбью тебе глаз?

Он обхватил Плохиша за шею, наклонил и с размаху ударил коленом в глаз. Плохиш закричал.

– Что – больно? – наклонившись, Тошка выкрикнул ему прямо в лицо. – Костику было больнее! Сейчас ты узнаешь, что такое настоящая боль!

Тошка разогнул Плохиша, отошел от него на шаг и вдруг с криком пнул его в грудь, прямо в сердце. Плохиша прижало к стойке, и на секунду он окаменел с перекошенным лицом. Потом медленно осел и вытянулся на полу. Больше он не двигался.

Тошку наконец скрутили, а впрочем, он и не сопротивлялся. Его утащили с ринга. Он видел, что к Плохишу бежит женщина в белом халате, склоняется над ним. старается нащупать пульс… Похоже, она в крайней растерянности – свое присутствие на соревнованиях она считала просто рутинной обязанностью, перестраховкой, и вот надо же – понадобилась! И не знает, что делать…

Когда Тошка проходил через толпу, перед ним расступились. Только один человек остался стоять у него на дороге – Ирина. Она подождала, когда брат поравняется с ней, взяла его за руки и стала неумело развязывать перчатки. Он не вырвал рук и ничего не сказал, только едва заметно улыбнулся.

Никто им не мешал.

Плохиш остался жив. Его немедленно увезли в больницу, где он и провел весь последующий месяц.

Тошка и раньше был не слишком разговорчивым подростком, а после этих соревнований стал попросту замкнутым. Его отношения с сестрой с той поры изменились – теперь Ирина не относилась к нему, как к младшему братцу, которого раньше называла не иначе как «раздражающим фактором». Теперь они стали равными, хотя и нельзя сказать, что между ними завязалась дружба.

Секция бокса центральной спортивной школы после Тошкиного финального боя была лишена всех заработанных очков, команда не вошла даже в пятерку лучших. После длительного расследования Роман Макарович был уволен с работы, а Тошку не раз навещал следователь и задавал много вопросов. Тошка в основном молчал.

Однажды он навестил Романа Макаровича прямо у него дома. Тренер был небрит, сер, а в квартире стоял тяжелый алкогольный дух.

– А, Тошка, – сказал тренер, покачиваясь. – Проходи, будь как дома.

– Я ненадолго, – Тошка прошел в комнату, озираясь. Обстановка была спартанской – Роман Макарович был холостяком и не слишком заботился о порядке в квартире.

– Чай будешь?

Тошка повел плечом – чаевничать в подобной атмосфере было выше его сил.

– Нет, спасибо. Я просто зашел попросить прощения.

– Прощения? За что?

– За то, что я так подвел вас.

– Чушь, – Роман Макарович отмахнулся. – Потом мальчишки мне рассказали, почему ты так поступил. Ты все сделал правильно.

– Значит, вы на меня не обижаетесь?

– Конечно, нет, малыш, не говори ерунды. На твоем месте я поступил бы точно так же. А если нет, то стал ненавидеть бы сам себя. Тут и говорить не о чем.

– Правда?

– Конечно, правда. Я вообще никогда не вру, малыш.

Тошке сразу же стало легче.

– Это хорошо, – сказал он. – Тогда я пойду?

– Ну, если ты торопишься…

Тошка заулыбался.

– Вообще-то, чай не такая уж плохая идея, – сказал он.

Глава 5 (1993 год)

Этот сон приснился ему под утро и был похож на кошмар. Он видел мертвую женщину, лежащую на мокрой земле, видел ее растрепанные волосы, перепачканные в грязи, видел вытаращенные глаза, в которых навсегда застыло выражение ужаса и страдания, видел окровавленный рот, чуть приоткрытым, словно в последний момент жизни женщина собиралась что-то сказать, но смерть не дала ей сделать этого. И еще он видел свои собственные перемазанные кровью пальцы, рвущие еще теплую, но уже мертвую плоть, слышал хруст выворачиваемых суставов и резиновый скрип, с каким зубы пережевывали плохо прожаренное несоленое мясо…

Другому это могло показаться страшным бредом. Но он-то знал, что это не так.

С тоскливым криком он вскочил с кровати. По лицу стекали холодные капли, одеяло насквозь было пропитано потом.

«Сейчас все пройдет, – подумал он. – Это всегда проходит. Это только сначала страшно до судорог, а через минуту все уже задергивается туманом, а через пять минут все забывается вовсе и снова приходит сон. А уже утром все будет, как всегда. Надо уснуть. Мне просто необходимо уснуть и обо всем забыть! Все будет хорошо…»

Будильник загрохотал, оглушая, – он вздрогнул всем телом. Отбросил одеяло, схватил будильник и с силой швырнул его на пол. Грохот стих.

«Так быть не должно, – подумал он, прячась под одеялом с головой. – Я должен уснуть. Я должен все забыть…»

Но все уже было бессмысленно. В полной неподвижности пролежав около получаса, он наконец открыл глаза, глубоко вздохнул и сел.

«Надо вставать. Надо идти на работу, будь она проклята… И надо держать себя в руках, может, еще ничего страшного и не случится».

Но в последнем он был совершенно не уверен.