Одри Хепберн. Диалог с ангелом. Маленькие рассказы о большом успехе

Одри училась на танцевальном отделении. За шесть лет обучения – с 1939 по 1945 годы – она постигла азы сценического движения и точно стала бы балериной. Но… не случилось. Почему? Это отдельная история.

Девочка росла и взрослела. «Вымахав» на 170 сантиметров роста, Одри считала себя высокой – во всяком случае, для балета. Будучи танцовщицей, она всю жизнь держала себя в великолепной физической форме. Но ей, возможно, немного не хватало мышечной массы. При таком росте Одри в 18 лет весила около 44 килограммов. А её максимальный вес (за всю жизнь!) составил всего… 46 килограммов. И у неё была в полном смысле осиная талия – 50 сантиметров. Представляете себе эти пропорции? Куколка. Глупой Барби и не снилось.

Но для балета нужны несколько иные данные. Почему не сложилось – этот «секрет» объясняется довольно просто. Матушка Элла страдала от избыточного веса. Она никогда не была особенно полной, но считала себя именно таковой. И неудачу с супружеством (в третий раз она замуж так и не вышла) списывала на свою полноту. Соответственно, Одри с раннего детства получила действенную «прививку» от переедания… Хотя главная причина гораздо страшней – пережитый Одри голод. Настоящий, не придуманный.

7. Война

Мудрости родителей Одри можно лишь позавидовать. Грянула война. Англия под напором нацистов устояла, а Голландия в мае 1940 года была оккупирована немцами и пала, практически, моментально. Оккупационные власти семейство Хеемстра не тронули. Они даже разрешили Элле и детям жить в доме – в помещениях для прислуги, поскольку сам дом конфисковали под воинский штаб.

И начались горькие, полные позора, утрат и унижения годы войны. Арнемская консерватория то закрывалась, то открывалась вновь. Занятия проходили нерегулярно, но… всё же Одри училась. А после учёбы шла на улицу, чтобы заработать немного денег на пропитание. Она была единственной кормилицей семьи – матушка Элла работы не находила, сводный брат Александр исчез до конца войны, Яна посадили в концентрационный лагерь. Куда ни глянь – одна беда.

Одри танцевала для немецких солдат и получала какие-то гроши, которых хватало на хлеб и овощи. Жить было, в общем-то, можно. В последний год жизни – в 1992 году Хепберн говорила: «Пока у ребёнка есть определенный минимум, он совершенно счастлив. Я помню, что нам бывало очень весело. Мы же не сидели на полу и не плакали пять лет подряд. Конечно, висела тень страха и репрессий, и происходили страшные вещи…». Эти слова она относила к бедствующим от голода детям, которых пыталась спасти. Но вспоминала при этом собственный опыт. Она знала о голоде не понаслышке. Ей эту страшную беду пришлось пережить самой – в 1944 году, в период «голодной зимы».

8. Одри спасается бегством

Летом 1944 года Одри попала в облаву. Немцы оцепили город и отлавливали молодёжь для отправки на принудительные работы в Германию. Если бы Одри осталась дома, она бы точно угодила в лапы нацистов. Но она, как обычно, отправилась на улицу, чтобы станцевать и заработать несколько немецких марок.

Вместе с другими молодыми голландцами Одри угодила в ловушку. Цепь военных в зелёной форме оттеснила молодёжь к стене дома. Улучшив момент, Одри бросилась между двумя солдатами, поднырнула под их руки и… бросилась бежать. Её счастье, что руки немцев были заняты – обычно в таких случаях вслед убегающему раздавалась автоматная очередь. Но Одри повернула на соседнюю улицу, потом на другую. Потом в какой-то переулок. И, не слыша биения собственного сердца, нырнула в слепое подвальное окно разрушенного бомбардировкой дома.

Она была очень напугана. В холщовой сумке, которую она носила через плечо, была краюха хлеба и шесть яблок – весь заработок за то утро (солдаты вместо денег бросили ей часть своего пайка). Подвал был засыпан щебнем и осколками кирпичей. Одри забилась в дальний угол – в самый тёмный, чтобы её не сразу заметили. И – затихла…

Здесь в подвале она прожила шесть дней, пережидая облавы. И единственной её пищей была черствые полбуханки хлеба и шесть маленьких яблок.

Когда Одри вернулась домой – с блестящими от голода глазами, матушка Элла расплакалась. Она уже попрощалась с дочкой и не надеялась увидеть её живой.

9. Голод

А зимой 1944 года в Голландии разразился настоящий голод. После забастовки железнодорожников немцы ввели эмбарго на доставку продовольствия в Западные Нидерланды. Голод принял массовый характер, охвативший около 3 миллионов человек. Жертвами его стали 18 тысяч голландцев.

Одри и Элла Хеемстра еле пережили это тяжкое время. Чтобы отвлечься от мыслей о еде, Одри лежала на кровати и читала. Иногда она брала в руки карандаши и принималась рисовать. Чтобы хоть как-то продержаться, Элла потихоньку распродавала мебель, книги, обстановку дома. На вырученные деньги она могла купить немного муки и луковицы тюльпанов – самое расхожее «пропитание» того времени. Луковицы тюльпанов люди перемалывали, добавляли в пшеничную муку и пекли из этой смеси печенье.

Уже в другой взрослой, успешной, сытой жизни Одри Хепберн находила много общего в своих подростковых переживаниях с переживаниями, записанными в дневнике Анны Франк. Эта еврейская девочка, погибшая в 1945 году в концентрационном лагере от тифа, пережила такой кошмар, что Одри считала своим долгом сыграть её роль в фильме об Анне Франк. Хепберн казалось (и не без оснований), что она как никто другой сможет передать всю боль и страдания, выпавшие на долю Анны. Но этой роли Одри не получила. И очень об этом сожалела.

Вообще, вся её жизнь в той или иной степени связана с сочувствием детским страданиям. Помимо яркого артистического дара Хепберн обладала великим даром сопереживания. Даже если бы она ничего не сделала в кино, Одри осталась бы в истории как великая спасительница детей – их друг, их защитница, их кормилица.

10. Последствия войны

Война нанесла семье Одри тяжелейшие раны. Дядя и двоюродный брат Эллы ван Хеемстра были расстреляны за участие в движении Сопротивления. Оставалась неизвестной судьба сводного брата. Здоровье самой Одри будет подорвано длительным голодом.

Именно голод вызвал у Одри целый ряд трудноизлечимых заболеваний – анемию, болезнь лёгких, отёчность. Врачи были убеждены, склонность к депрессиям, переживаемым Одри Хепберн, тоже оттуда – из времени «голодной зимы» 1944 года.

А сама Одри вспоминала, как к ним в Арнем привезли гуманитарную помощь. И Одри съела за один раз целую банку сгущёнки. А потом пережила настоящий инсулиновый шок, насыпав в овсяную кашу слишком много сахара.

Память о пережитом голоде останется с Одри навсегда. И когда в 1954 году к ней обратятся специалисты из ЮНИСЕФ – Детского фонда ООН с просьбой помочь в сборе средств для помощи голодающим детям, Одри откликнется моментально. А в 1988 году станет послом ЮНИСЕФ и займётся спасением детей от голодной смерти. Она объездит половину планеты – самые горячие, самые неблагополучные точки. И совершит самый настоящий подвиг, принуждая правительства пропустить гуманитарную помощь, продовольствие и медикаменты в те места, где погибали дети Эфиопии, Судана, Сомали – и ещё в десяток стран, где взрослые забыли, что они сами когда-то были беспомощными и маленькими.

11. Амстердам

Война отняла у них всё – дом, фамильные ценности, остатки средств, накопленные на чёрный день. В 1945 году Одри закончила консерваторию и получила аттестат. Весну и начало лета Одри и Элла проработали в военном госпитале. А в осенью 1945 года мать и дочь перебрались в Амстердам. Здесь им удалось устроиться медицинскими сёстрами в дом ветеранов, где проходили лечение инвалиды войны. Работа тяжёлая, неблагодарная. Но зато они были в тепле и накормлены. И зарабатывали какие-то деньги, на которые Одри продолжила образование. В 1946 году она стала брать уроки танцев у известной балерины Сони Гаскелл и уроки драматического искусства у английского актера Феликса Эйлмера.

В Амстердаме Одри и Элла прожили три года. Прожили бы и дольше – работа в доме ветеранов их не тяготила. Наоборот, им нравилось ухаживать за инвалидами. Элла говорила: «Может, и за моими мальчиками кто-нибудь так ухаживал, когда им было тяжело». Одри же просто привыкла помогать матери и не гнушалась никакой работы, даже такой непростой, как труд медицинской сестры и сиделки.

Но в 1948 году подобные заведения стали сокращаться и перепрофилироваться. Некоторые ветераны выздоровели и разъехались по домам. Других забрали родные. Третьи отмучились и отошли в мир иной. Для тех, кому некуда было податься, были организованы небольшие приюты.

Как бы там ни было, но перед Эллой ван Хеемстра снова встал вопрос – чем зарабатывать на хлеб насущный. К тому же Одри нужно было осваивать профессию балерины. В Амстердаме это было несколько проблематично – в труппу столичного театра девочку не взяли.

12. Лондон

В 1948 году они покинули Голландию и перебрались в Англию – в Лондон, город, который Одри воспринимала, как очень близкий, почти родной.

На те небольшие деньги, что матери и дочери удалось скопить за годы работы в Амстердаме, они сняли квартирку на окраине Лондона. Матушка Элла отправилась по родственникам в поисках хоть какой-то помощи. И получила её – небольшую, но очень своевременную. На эти деньги Элла определила дочь в балетную школу к выдающейся балерине, педагогу Вацлава Нижинского – русской эмигрантке Мари Рамберт.

Потом матушка Элла стала искать работу. В госпиталях её не брали – у неё не было медицинского образования. Какой-либо профессией она не владела. Что оставалось? Дать объявление в газеты с предложением себя в качестве… домработницы.

Не сразу, не в один день, но место отыскалось. Откликнулась семья неких Смитов (фамилия условная). Самые простые люди, которым очень льстило то, что их домработницей (которую пышно именовали гувернанткой) будет бывшая баронесса. Жалованье положили неплохое, но и работы в доме было невпроворот.

Всё, что Элла зарабатывала, шло на оплату уроков Одри. Но вскоре оказалось, что они тратят больше, чем зарабатывают – дефицит из семейного бюджета доходил до 3 фунтов стерлингов в месяц, столько Рамберт записывала Одри в постоянно возрастающий долговой счёт. А надо было ещё чем-то расплачиваться за квартиру, есть-пить, одеваться. Положение становилось аховым.

13. Гувернантка-аристократка

Но больше всего Одри огорчало то, что матушка вынуждена была трудиться в прислугах. Поначалу всё было вполне пристойно – хозяева даже немного робели под строгим взглядом гувернантки. Но потом попривыкли. И устроили форменный цирк. Они приглашали знакомых на чай. Прислуживала Элла. Хозяйка подзывала гувернантку, брала её за руку и с улыбкой говорила:

– Элла, дорогая, а правда, что ты была баронессой?

Элла угрюмо молчала. И гости начинали посмеиваться. А когда Элла уходила на кухню, за спиной она слышала смех. в прошлой жизни эти люди сами бы ей прислуживали. Но… не сейчас.

В конце концов, она наговорила хозяевам дерзостей и ушла. Устроилась на новое место – история повторилась. Потом нашла других хозяев – то же самое с незначительными отличиями. Все эти «Смиты», безликие, жестокие, хамоватые её не просто обижали – унижали.

А Одри видеть не могла матушкиных слёз. Как Элла ни сдерживалась, а обиды своей скрыть не могла. И однажды Одри сказала матушке:

– Потерпи, моя хорошая. Совсем немножко, всего месяц. И я обещаю, тебе больше никогда не придётся работать на чужих людей. Никогда!

– Ох, дочка, – горестно ответила Элла, – да что же ты сможешь сделать? Разве тебя берут в театр?

– Нет, не берут. Но я и сама не хочу!

Элла сделала большие глаза, но расспрашивать не стала. А что она могла предложить дочери, кроме этих небольших денег, которых всё равно ни на что не хватало?

14. Мари Рамберт

Когда Одри сообщила Рамберт, что намерена прекратить занятия, та огорчилась. Позже, когда Одри стала знаменитой актрисой, Мари Рамберт говорила: «Она была чудесной ученицей. Если бы она продолжала заниматься балетом, она была бы выдающейся балериной…». А эта женщина знала толк в балете и повидала на своём веку всякого.

Одри была очень трудолюбива. Кроме того, она обожала балет и видела себя только на сцене в качестве примы. На меньшее она не соглашалась и быть «одной из лебедей» не хотела. Она должна солировать – только так. Иначе… к чему все эти усилия?

Отношения преподавательницы и её ученицы за те несколько месяцев занятий балетом, что отвела Одри судьба, переросли едва ли ни в приятельские. Нет, особой близости не было – всё же фигуры слишком разновеликие. Но Рамберт не требовала возвращения задолженности, числившейся за Одри. И старалась помочь с работой.

– Куда же ты пойдёшь? – спросила Мари, когда Одри заявила, что уходит. – Тебя берут в театр?

– Нет, не берут, – сокрушённо ответила Одри. – Всё же я ещё не балерина…