Автобиография с отступлениями и размышлениями. Часть 1. До войны

Заветной мечтой моего отца было сделать из меня, старшего сына, образованного человека, и эту мечту полностью разделяла моя. Но она сделала гораздо больше, оставшись без мужа, эта простая неграмотная женщина сумела дать высшее или среднее образование всем своим детям, причём трое младших заканчивали учебу во время войны. Такова была ее забота о будущем детей! Даже перед смертью она продолжала заботиться о своих детях и внуках. Из своей скромной пенсии в 46 рублей она сумела скопить денег не только на свои похороны, чтобы не обременять детей, но каждому из своих внуков и внучек завещала по 100 рублей на день свадьбы, а внуков у нее было 8 человек.

Сейчас на ее могиле в Вологде стоит небольшой мраморный памятник от благодарных детей. Место захоронения часто навещают две ее дочери, чего нельзя сказать о сыновьях, которых жизнь разбросала в разные стороны далеко от места, где похоронены их родители, бабушка и дедушка.

Село Удельная Маянга и его жители

«Тамбов на карте генеральной кружком отмечен навсегда» – такими, кажется, словами начинается «Тамбовская казначейша» Ю. М. Лермонтова. Эту поэму я читал более 40 лет тому назад, но начальные строки сохранились в памяти и примерно такими же словами мне хочется начать описание своего родного села.

Название села Удельная Маянга, где я родился, не встречается не только на генеральных, но и на более подробных картах, за исключением разве только военных, а между тем положение его легко определить. Если взять карту Саратовской области, хотя бы ту, что помещена в Большой Советской энциклопедии, то на ней легко найти село Казенная Маянга, расположенное на реке Большой Иргиз недалеко от впадения этой реки в Волгу напротив города Вольска. Казенная Маянга и Удельная Маянга – это по существу одно и то же село, разделенное оврагом и протекающим по нему ручьем на две части. Одна часть села, как следует из названия, принадлежала казне (государству), другая часть вместе со всеми жителями и земельными угодьями входила в состав Удельных земель.

Удельными землями в дореволюционной России назывались земли, выделенные вместе с находившимися на них крестьянами в собственность Императорской фамилии на основании Указа 1777 года «Учреждение императорской фамилии». Удельные земли находились в распоряжении Удельного ведомства, а доход с них поступал на содержание членов императорской семьи, не включался в государственный бюджет и не подлежал контролю государственных органов.

Жизнь удельных крестьян мало отличалась от жизни помещичьих, но судя по всему была полегче. И хотя чиновники удельного ведомства тоже старались выжать из крестьян как можно больше, но такого произвола, какой чинили помещики, здесь не было. Удельные и государственные крестьяне имели подобие местного самоуправления – сельскую общину, волостной сход, волостное правление во главе с выборными головами, старостами и секретарями. Эти сведения, взятые мной из БСЭ проливают некоторый свет на историю моего села, неизвестно только, когда часть села была изъята из казенных земель и передана в состав удельных, сразу после указа в 1777 г или позднее.

Село Удельная Маянга расположено в заволжской степи и во многом похоже на другие степные села, но его расположение на сравнительно большой реке Иргиз и близость Волги придают ему своеобразную особенность. С трех сторон село окружают ровные, бескрайние степи без единого деревца или кустика, зато с четвертой стороны прямо от крайних домов начинаются пойменные заливные луга и тянутся до самой Волги на протяжении примерно 20 км. Среди этих лугов имеется много мелких речушек, проток, ериков, по берегам которых растут тополя и заросли краснотала.

Во время разлива Волги вся эта территория пойменных лугов заливалась водой, причем в отдельные годы вода затопляла дворы крайних домов к несчастью взрослых и радости мальчишек, которые на время превращались в мореплавателей и плавали в собственных дворах на подручных средствах. Во время разлива прямо от нашего села до ближайшего города Вольска можно было проплыть на лодке напрямую среди кустов и деревьев.

Однажды в такой разлив мы с дедом заплыли по рыбачьим делам далеко в лес, и оказались свидетелями бедственного положения его обитателей. Те из них, кто умел лазить по деревьям и успел это сделать, сидели на деревьях, а многие плавали в мутной воде, цепляясь за проплывающие сучья и охапки прошлогоднего сена. Среди этих обитателей были водяные крысы и змеи, зайцев только не было и спасать их, как дед Мазай нам не пришлось.

После спада воды на лугах буйно росла высокая трава, среди лугов оставались многочисленные озерца, полные мелкой рыбешки. К середине или концу лета озерца мелели или вовсе высыхали и рыбная мелочь погибала.

Воды было много вокруг села не только во время разлива, но и в любое время года. Справа, если смотреть в сторону Волги, село огибала речка Большой Иргиз. В то время Иргиз был судоходной рекой и по нему плавали небольшие буксирчики с маленькими баржами. К концу лета Иргиз обычно мелел, во многих местах появлялись броды, один из которых был напротив нашего села.

Слева от села протекала маленькая речка, вернее даже ручей. На пути этого ручья ниже села была сооружена земляная плотина, в результате чего вдоль села тянулся водоем шириной около 70 м и глубиной до трех метров.

С третьей стороны села перпендикулярно Иргизу и искусственному водоёму по луговой местности протекала красивая речка Кустоватка с берегами. заросшими кустами ивы и ежевики.

Таким образом, наше степное село было с трех сторон окружено водой, и все ребятишки рано выучивались плавать. Мне кажется, что я научился плавать раньше, чем ходить, во всяком случае я не помню такого, чтобы я не умел плавать.

В селе было пять улиц, около 250—270 домов, церковь, школа, пожарка с каланчой, магазин потребкооперации, и винная лавка или как ее еще называли казенка или монополька. Церковь и школа были каменные, большинство домов деревянные, но было несколько мазанок и глинух. За селом были амбары, гумна и немного садов.

В одноэтажной школе было два классных помещения и квартира учителей. В двух классах занималось одновременно четыре группы учеников, по две группы в каждом помещении. Пока одной группе учитель что-то рассказывал или показывал на доске, другая группа в это время писала или решала задачки на грифельных досках. Тетради тогда были, но стоили видимо дорого, поэтому грифельные доски были в большом ходу.

Учителей было двое, муж с женой. Его звали Павел Иванович, а ее – Павла Ивановна. Вероятно она была Павлина, Евлампия или что-то вроде этого, но мы ее звали Павла Ивановна. У учительницы были короткие волосы и она каталась на велосипеде, и за это деревенские бабы ее не любили. У меня же сохранились о ней и ее муже хорошие воспоминания, потому что помимо всего прочего они были друзьями моего отца.

Наш дом состоял из двух небольших комнат. В первой налево от входа была русская печь, справа стояла кровать, в переднем углу под образами – самодельный стол с такими же самодельными лавками. Почти над все комнатой располагались полати, на которые залезали с печки. Во второй комнате была кровать родителей, платяной шкаф, буфет и несколько стульев. Для восьми человек жилище было конечно скромным, но в нашей безлесной местности деревянные дома были вообще редкостью.

Во дворе была конюшня, сарай, амбар, баня, мазанка с летней кухней, колодец с соленой водой для скота. Питьевую воду привозили из реки в бочках. В зависимости от времени года и других обстоятельств в хозяйстве имелось вместе с молодняком 2—3 лошади, столько же коров, 2 верблюда, 2—3 свиньи, 15—20 овец, куры. Из инвентаря были плуг, борона, конная жатка, веялка.

Со всем хозяйством управлялось четверо взрослых, работая от темна до темна и даже ночью, потому что нужно было задать корм скотине, проверить не замерзли ли народившиеся телята, ягнята. Зимой, когда появлялись свободные вечера, женщины собирались с вязаньем и шитьем в каком-либо доме, а мужики в другом месте резались в карты.

Выдающимися событиями и людьми, вошедшими в историю, село не отличалось, но свои знаменитости были и здесь. Так, например, уроженец нашего села Козлов был ближайшим помощником В. И. Чапаева. Он был квартирмейстером Чапаевской дивизии и погиб вместе с ним в ту роковую ночь, когда штаб дивизии был окружен белоказаками. О героической гибели своего односельчанина я узнал недавно, когда в руки попала солидная брошюра о Чапаеве. Там описывалось, как квартирмейстер Козлов, уроженец села Удельная Маянга, также как и Чапаев, только на соседней улице с небольшой группой бойцов отбивался от казаков до последней пули и погиб.

Я знал и помню отца и брата этого Козлова, они жили недалеко от нашего дома, держали винную лавку и были раскулачены вместе с другими крестьянами. О своем героическом родственнике они очевидно не часто рассказывали, поэтому мне в детстве не приходилось этого слышать, а может и слышал, но забыл, потому что в селе было много участников империалистической и гражданской войн и было много рассказов об этих событиях. Мне запомнились рассказы о войне в Карпатских горах, вероятно рассказчик был очень умелым, мы даже играли в войну и лезли на штурм с боевым кличем «На Карпаты!». А о Чапаеве я в детстве не слышал, настоящая слава пришла к нему после замечательного одноименного фильма.

Недавно от своей двоюродной сестры, которая старше меня на пять лет, я узнал, что один из наших родственников тоже воевал в одном из подразделений Чапаевской дивизии с первых дней, когда Чапаев начал сколачивать свой отряд. Уличная фамилия этих родственников была Комиссаровы, только позднее я узнал, что они тоже Уровы.